Профессора обнаружили в гардеробе криминал

Криминальное чтиво для законопослушного интеллигента. Фото автора

Читаю оглавление недавно присланной книги: «Кошмарные худи: костюм для преступника», «Криминализация приспущенных штанов», «Ужас в костюме от Adidas». Ну и другие главы. И хочется добавить что-то свое, вроде такого: «Зловещий никаб: страх на улицах мегаполиса».

Издательство «Новое литературное обозрение» выпустило сборник статей «Криминальный гардероб. Особенности девиантного костюма», и вот я разрывал целлофан, в который заключена книга как чтение для взрослых, и одновременно просматривал ленту новостей. Была в разгаре дискуссия о никабе – одежде мусульманок, которая оставляет открытыми только глаза. Эти дебаты очень хорошо легли в канву статей из сборника про девиантную одежду. Богословы думали-думали, но так и не придумали, как обосновать запрет на ношение никаба в российских городах. И тогда вмешались чиновники, которые все объяснили: черная глухая одежда пугает граждан. Под ней чудится замаскировавшаяся террористка или даже мужчина-террорист. И правда, случаи такого камуфляжа бывали. В эти августовские дни был обнаружен главарь бандформирования в Дагестане, который передвигался по республике, маскируясь под женщину и прячась под никабом.

Прошло еще какое-то время, не без запинок я читал про излюбленную униформу криминалитета, обоснование этого явления, изложенное затейливым языком американских и европейских профессоров. И опять новости, как лыко в строку. Беспорядки в городах Великобритании. Националисты и расисты громят центры содержания иммигрантов, покушаются на мечеть. А книга про криминальный гардероб как раз открывается статьей про худи, о том, как этот предмет гардероба полюбился британским хулиганам во время беспорядков 2011 года. И вот опять разгул уличного насилия сопровождается фотоматериалами, на которых запечатлены молодые мужчины в черных кофтах с капюшонами.

У нас ищут способы запретить никабы, а в Великобритании, оказывается, пытались запретить капюшоны. «Хотя худи – это всего лишь джемпер, кажется, что его поднятый капюшон обладает магическими свойствами и способен превратить повседневную одежду в нечто гораздо более проблематичное и угрожающее статус-кво, – пишет Джоан Тёрни, профессор Саутгемптонского университета (Великобритания). – Все великие мифические злодеи носят одежду с капюшоном, от мрачного жнеца до загадочных незнакомцев в викторианских романах, от Когтя-в-капюшоне в мультфильмах о Пенелопе Питстоп до членов ку-клукс-клана».

В некоторых регионах Великобритании, а также штатах и округах США пытались запретить еще и приспущенные штаны, потому что в общественном сознании они ассоциировались с асоциальным поведением. В сборнике есть статья и об этом явлении – «Криминализация приспущенных штанов». Там приводится масса разнообразных версий о том, почему в 1990-е годы молодежь повадилась носить джинсы столь свободного кроя, что над поясом виднелась резинка от трусов. Многие версии подводят к тому, что молодежь подражала заключенным, которым по понятным причинам запрещается носить ремень, и мешковатые тюремные брюки спускаются ниже, чем следует согласно общественной норме.

«Уличные банды и бывшие заключенные популяризировали этот специфический стиль, благодаря чему он стал заметной составляющей уличной моды, – пишет Холи Прайс Элфорд, профессор Университета Содружества Вирджинии (США). – В середине 1990-х годов приспущенные штаны превратились в негативный маркер». Но к тому времени тренд подхватили идолы хип-хоп культуры, которая эксплуатирует криминальную тематику, а затем использовали в коммерческих интересах крупные бренды одежды. Элфорд упоминает широкую рекламу «Kelvin Klein» (бренд, который сам себе запретил торговать в РФ) в 1992 году, после чего демонстрировать резинку с лейблом стало уже признаком не маргинальности, а престижа: из-под брюк выглядывал высокий социальный статус.

Я хорошо помню гигантскую рекламу дорогих трусов на Манхэттене (как раз в середине 1990-х побывал в Америке), и толпы молодежи в обвисших джинсах на улицах Нью-Йорка. Прошло совсем немного времени, и такие штаны появились в Москве, хотя в отличие от малиновых пиджаков у нас они ассоциировались не с криминалитетом, а с интенсивной вестернизацией.

Брендовый спортивный костюм превратился в униформу уличного борца с системой, что и подтвердили недавние антииммигрантские протесты в Великобритании. Фото Reuters

На фоне этой гламурно-маргинальной эклектики удивительнее выглядит криминализация такого сдержанного и респектабельного элемента гардероба, как традиционный норвежский свитер. Из-за своеобразного узора «люс», что переводится как «вошь», его прозвали люсенкофте, «вшивый свитер». После того как несколько преступников в разные годы облачались в этот свитер во время судебного процесса, автор статьи Ингун Гримстад Клепп, профессор Столичного университета Осло (Норвегия), делает вывод о возникновении криминального подтекста этой одежды, ранее ассоциировавшейся с семейным отдыхом на лоне суровой скандинавской природы. 

Вспоминаются нашумевшее родное «Слово пацана» и спортивные шапочки-«фернандельки» с похожим узором. В СССР 1970–1980-х годов они предназначались для здорового досуга, но стали излюбленным головным убором участников подростковых уличных банд в Казани и других советских городах. «Одежда влияет не только на то, как нас видят другие, но и на то, как мы сами видим себя и кем являемся, – пишет Ингун Гримстад Клепп по этому поводу. – Одежда насыщена идеями, и люди имеют к ним доступ. Тело что-то делает с одеждой, а одежда что-то делает с телом».

Впрочем, богатый мир идей тоже что-то делает с университетскими исследователями вещного мира. Они приходят к деконструкции собственных исходных данных. Так, спортивный костюм и даже худи превращаются в их интерпретации из доспеха уличного бойца в признак мужской несостоятельности, а приспущенные штаны они пытаются объяснить той стороной тюремной жизни, которая в криминальных кругах любой части света уж никак не может быть предметом для подражания. «Инфантилизация усугубляется модой на костюмы-оверсайз. Человек в них выглядит миниатюрным и символично ассоциируется с образом пухлого раскормленного младенца, маменькиного сынка, – пишет Джоан Тёрни. – Спортивный костюм сегодня – это облачение неудачника, человека, неспособного соответствовать нормам, конкурировать и быть мужчиной».

Маргиналы в «адидасе» могли бы за такое призвать профессоров к ответу. Но если ты парень с улицы, поди еще разберись в птичьем языке культурологической статьи. Открываю книгу навскидку и читаю такое: «Объекты благодаря их размерам и форме сами по себе обладают важными культурными смыслами; однако необходимый субверсивный стиль возникает лишь в том случае, когда эти объекты помещаются в определенный контекст и вступают во взаимодействие с другими объектами».

Прочитаешь – и кажется, что имеешь дело с шифром тайного общества, сленгом только для своих. Как таинственный и зловещий «чужой» из подворотни, которым пугают утонченного читателя авторы сборника, скрывает суть под ворохом одежды оверсайз, так, случается, профессора прячут смысл за ворохом слов.