Павел Скрыльников
Наш московский собеседник на «памятном» фото из мест заключения. Фото из личного архива автора
В местах лишения свободы хороши все способы обеспечить себе сносную жизнь и безопасность в течение всего срока заключения. Подследственные и осужденные объединяются в группы, основой которых становится любая идентичность, в том числе религиозные убеждения. В последнее время много говорилось о «тюремных джамаатах» – общинах заключенных-мусульман, противостоящих и «воровскому ходу», и административному давлению. Их влияние на заключенных стало настолько заметно, что так называемые зеленые зоны, негласная власть в которых принадлежит исламистам, пополнили привычный список «красных» (под контролем администрации) и «черных» («воровских»). Гораздо менее известно о группировках русских неоязычников, иначе называемых родноверами, которые действуют в местах заключения.
«Для капища здесь тяжелый дух»
В связи с культивацией образа язычника как славянского воина и близостью языческой тематики радикальным националистам родноверы неоднократно попадали в поле зрения правоохранителей. В 2014 году бывший морской пехотинец Степан Комаров, называвший себя язычником, открыл стрельбу по прихожанам Воскресенского собора Южно-Сахалинска, убив двоих и ранив шесть человек. Готовившие теракты в Москве в 2009-м русские националисты Давид Башелутсков, Станислав Лухмырин и Евгения Жихарева тоже увлекались язычеством.
Некоторые язычники попадают за решетку, однако положение заключенных-родноверов как религиозной группы ускользает от внимания общественности. Причин этому масса. Крупнейшее из российских объединений родноверов, Союз славянских общин славянской родной веры (ССО СРВ), зарегистрировано как общественная организация, что ограничивает возможности миссионерства – но язычники и не стремятся к нему. Глава ССО СРВ Максим Ионов (Белояр) сообщил «НГР», что объединение не стремится к проповеди среди заключенных и не ищет с ними контакта: «Во-первых, мы считаем, что каждый должен сам сформировать свое мировоззрение и самоопределиться в отношении веры. Во-вторых, часто обращаются как родственники заключенных, так и сами узники. Просто за человеческой поддержкой, а также за помощью в проведении культурных и спортивных мероприятий, которую мы способны оказать». Сотрудник центра «Мемориал» Анна Каретникова в беседе с «НГР» сообщила, что заключенные-родноверы не попадают в поле зрения правозащитников, отстаивающих права зэков на свободу совести. «Обычно жалобы и обращения поступают по поводу того, что священнослужителю трудно попасть в тюрьму. Но язычники от нас ничего такого не требовали», – сказала правозащитница.
Есть мнение, что именно особенности воззрений родноверов могут быть причиной того, что обряды за решеткой сводятся к минимуму. «Я даже не могу себе представить, как можно в тюрьме капище сделать, – говорит москвич по имени Юрий, бывший заключенный. – Очень долго надо работать над этим местом, чтобы шла какая-то положительная энергия. Чувствуется тяжелый воздух… Даже церковь, наверное, там не спасает, это скорее утешение для людей, чтобы в руках себя держали. Разговор у меня был насчет того, чтобы волхва пригласить в тюрьму, провести обряд, имянаречение, раскрещивание… Но на тот момент мне сказали, что вряд ли пустят. Такого не было еще в истории наших тюрем, чтобы пускали. Потому что мы непризнанные».
Поэтому в осужденных, которые славят Перуна и Велеса, носят обереги в виде коловрата и устанавливают в камерах резные фигурки богов, принято видеть только русских националистов – их вера, не вписываясь в устоявшиеся представления о религиозности, остается незамеченной.
В замкнутом пространстве тюрьмы, в агрессивной среде, где в одиночку не выжить, выстраивание неформальных связей является первоочередной задачей. Попадающие в тюрьму язычники с ней успешно справляются – способы формирования родноверческих общин на воле и за решеткой отличаются мало. А вот Русская православная церковь на зоне часто воспринимается как бюрократия, часть административного аппарата «системы». Нравится многим зэкам и языческий культ мужской силы, хорошо сочетающийся с тюремным бытом. По ряду данных, интерес к родноверию в местах лишения свободы существует не только среди спецконтингента. «К сожалению, это явление распространяется больше не среди заключенных, а среди наших силовиков, – говорит протоиерей Константин Кобелев, помощник начальника УФСИН Москвы по работе с верующими. – Есть информация, что в определенных силовых структурах язычники собираются десятками. Кто-то усваивает эту идеологию и начинает ее распространять».
«Славянский щит» в колонии
Таким образом, это не волхвы с проповедью пробиваются с воли через заборы с колючей проволокой, а, наоборот, общины язычников, возникшие на зоне, ищут контактов с единоверцами. Одна из таких групп уже не первый год существует в исправительной колонии № 12 Архангельской области. Скорее это кружок по изучению славянской культуры: таков был единственный способ легализоваться. Его лидер, просивший называть себя Ярополк Витязь, отбывающий сейчас срок, рассказал «НГР», воспользовавшись таксофоном: «Я сходил в отдел безопасности, по всем отделам пробежался… Сказали, что официально мы вас зарегистрировать не сможем, потому что вы – что-то неизвестное, что-то непонятное, так что будем вас изучать. Посоветовали создать кружок. Я написал заявление начальнику колонии с просьбой создать кружок любителей русских традиций, и нам разрешили. 28 февраля 2014 года мы провели нашу первую встречу. Есть ребята, сведущие в Конституции, в других законах. Нашли лазейки, где нам по закону разрешается все это. Поначалу сотрудники администрации нарушали все законы Российской Федерации, какие только возможно, даже пенитенциарные законы нарушали. Официально нам так до сих пор и не разрешили: мы не знаем, мол, как вас официально регистрировать, в колонии никому нельзя создавать общины».
 |
| Язычники устроили капище в исправительной колонии № 12. Фото предоставлено Ярополком Витязем |
На политику администрации в отношении религиозных объединений в среде осужденных в первую очередь влияют опасения начальства, что даже официально одобренные общины традиционных религий могут стать рассадником экстремистской идеологии. «Тут даже мусульман в свое время очень сильно гнобили, – рассказывает Ярополк. – Им даже не разрешали встречаться по праздникам, только год назад в первый раз разрешили Курбан-байрам в столовой. У них даже литературу, бывало, забирали. Но мусульмане, глядя на наш пример, подошли и спросили, как мы получаем книги, которые стоят у нас на прикроватных тумбочках. Мы им показали, что есть законы, что администрация не имеет права их нарушать – и они пошли следом. Сейчас им разрешили справлять праздники. Можно имаму приходить. Но регистрировать свою общину мусульманам все равно не разрешают... Хотя, как мы знаем, у христиан в тюрьме есть своя община… Приезжала ФСБ, несколько раз меня вызывали сотрудники – я им приносил всю литературу, какая у меня есть, без утайки. Они приходили, проверяли, есть ли запрещенная или нет… В последнее время сотрудники администрации перестали заниматься этой ерундой. Видимо, поняли, что мы ведем людей ко благу».
Родноверческая тюремная община, о которой говорит Ярополк, называется «Славянский щит». Она активно участвует в жизни колонии и даже добилась организации тюремного капища – места совершения языческих обрядов. Члены «Щита» работают на предприятиях колонии и, по словам Ярополка, у администрации на хорошем счету. Однако выстроить подобную структуру удается не всем. Не все заключенные язычники стремятся к сотрудничеству с администрацией. Например, для радикал-националистов администрация - такие же враги, как инородцы Это даёт повод сотрудникам ФСИН косо смотреть и на родноверов. Тем не менее «Славянский щит» оказался способен не только выстоять в условиях тюрьмы, но и заниматься защитой прав осужденных. «В одной колонии в Архангельской области администрация совсем озверела, – говорит Ярополк Витязь. – Родноверов публично унижали, запрещали, изымали у них книги, полный бардак был. У нас здесь молодой человек учился на юридическом, он помог написать жалобу в прокуратуру, и сейчас там вроде все стабилизировалось… Ребятам из якутской колонии тоже очень тяжело. Все книги проходят через проверку в администрации: какие хотят, пустят, какие хотят, не пустят. Поэтому мы по этапам передаем туда книги, но через нашу почту все очень долго идет: от нас до Якутии месяцами едут люди».
Для язычников куда важнее совершения регулярных обрядов подарки, которыми обмениваются заключенные и целые общины. Они напоминают о том, что за пределами зоны есть друзья и единомышленники. «Нашей общине привезли из Союза славянских общин подарки: значки – коловратики золотого цвета, – рассказывает Ярополк. – Все ребята носят их. Сотрудники сначала пытались запретить нам их носить на виду: запрещено носить постороннее на форменной одежде. На футболки перевесили, на воротнике футболки их видно. Они стали традицией – когда новые ребята приходят, мы просим в Союзе еще выслать».
Москвич Юрий рассказал о своих контактах с родноверами из других колоний: «Мы общались, менялись информацией, мнениями по той или иной книге. У них в лагере ребята резали хорошо идолов или талисманы – мы им заказывали для своих родных и друзей в подарок, отправляли от них своим. А у нас ножи делали. Ребята могли сделать на них красивую языческую гравировку. Естественно, это все нелегально. Своими дорогами все было».
«Не надо свои понты
совать»
Насилие – часть так называемого воровского уклада, которому подчинена жизнь любого заключенного. У кого «в хате» нет «своих», а жить «по ходу» (воровским правилам) он не хочет, тот рискует увидеть волю только через тюремный морг. Попытки переломить власть «понятий» путем свержения старых «паханов» и установления своих авторитетов – обычное явление для любого СИЗО и колонии. Когда в зоны хлынули исламисты, за решеткой образовались тюремные джамааты (общины), которые сразу начали борьбу за власть. Однако участвовать в ней язычники не спешат. Среди них нет профессиональных уголовников, воров, целенаправленно добивающихся власти за решеткой, и жизнь вне блатной иерархии без посягательств на нее как таковую их вполне устраивает. Стратегия тюремных общин – это пассивное, но организованное сопротивление попыткам подмять их под себя и превратить в «шестерок». Проще говоря, язычники хотят, чтобы их оставили в покое, и готовы отстаивать свой нейтралитет. Сами родноверы утверждают, что к ним тянутся даже православные, с которыми на воле у поклонников русских богов отношения более чем прохладные.
«Мы стараемся христиан поддерживать, – рассказывает Ярополк Витязь. – Не то чтобы подбежать, помочь и сказать: вот мы какие, родноверы, хорошие…. Мы просто заступимся, отойдем и пойдем дальше своей дорогой, не объясняя, почему мы это сделали. Мы доказываем свою веру своими поступками». По словам родновера, общинникам случалось и защищать православных от мусульман. «Такое впечатление, что мусульмане всех христиан хотят загнать в рабы, чтобы они платили им дань. У нас молодой человек получил здесь языческое имя за свои заслуги, когда он защитил двух русских ребят – христиан от нерусских. Лишь потому, что те двое – славяне». Этот защитник славян ранее постоянно попадал в изолятор за свои профашистские взгляды. «Еще лет шесть-семь назад он злостно нарушал, мотался по изоляторам. Потом узнал про нас. Мы ему: с твоими взглядами на то, что эти нации достойны жить, а те нет, тебе здесь (в общине. – «НГР») лучше не находиться». Он: «Можно я просто похожу к вам, послушаю?» Походил, потом поменял свои взгляды, понял, что все религии нужны, все нации важны».
Ярополк говорит, что родноверам с его зоны удалось доказать, что «если кто тронет наших ребят – мы придем все вместе». «Мы это объяснили не путем силы, а устно. Просто встретились со смотрящими и сказали, что не надо им свои понты нам совать, ежели что. Говорим: «Подойдите, скажите, если наш человек сделал что-то плохое, мы сами с ним разберемся». После этого сталкиваться с насилием в отношении языческой общины, по его словам, ему не приходилось. Сыграл роль и ее размер: 52 человека, не считая освободившихся, которые связи с тюрьмой не теряют.
Взрывоопасная вера
Но вообще, как говорят родноверы-«сидельцы», такая большая языческая община в зоне – исключение из правил. Как и тюремное добрососедство родноверов с христианами. Чаще бывает наоборот. «Хотелось бы, чтоб православные более дружелюбно к нам относились, не видели в нас врагов, сатанистов», – говорит родновер из Москвы Юрий. А лидер Союза славянских общин Белояр прямо утверждает, что фанатичые христиане – это основная опасность для родноверов что в зоне, что на воле: «Эти фанатики всеми правдами и неправдами пытаются искоренить любые мировоззренческие представления, идущие вразрез с их мнением. Ложные доносы и прочее вредительство – обычное дело с их стороны. Бывало, что в связи с подобными доносами возникали сложности между заключенными-родноверами и тюремной администрацией».
У духовенства и православных «сидельцев», с одной стороны, и у язычников – с другой друг к другу свои счеты. Протоиерей Константин Кобелев в беседе с «НГР» напомнил, что язычники Башелутсков, Лухмырин и Жихарева оказались в тюрьме не за свою веру, а за терроризм: «Они совершили взрыв на рынке в Чертанове, потом планировали взрыв в мечети». Злоумышленники, о которых говорит Константин Кобелев, в 2009 году, перед тем как спланировать взрыв в мечети, заложили взрывное устройство в православный храм Святителя Николая в Бирюлеве, где когда-то служил наш собеседник. «Целью было разжигание межнациональной розни. Сначала храм, потом мечеть… Такой план не каждому взрослому в голову придет. В самом ли деле могли придумать такое сами эти дети (на момент преступления двое участников были несовершеннолетними, одному было 18 лет. – «НГР»), лично я не знаю».
В целом, когда какие-то организации родноверов обвиняются судом в терроризме, на зоне подпадает под подозрение каждый язычник – тем тяжелее становится жизнь родноверов в заключении. Но есть примеры, показывающие, что языческие движения, столь привлекательные для радикалов всех мастей, могут смягчать, а не ужесточать условия колонии. Например, способствовать вымыванию блатных понятий, заменяя их более гуманными нормами общежития. «Нас не подмять под себя. Среди нас есть даже ребята, которые были блатными, а потом ушли из блатных», – говорит Ярополк Витязь. Язычник Юрий из Москвы утверждает, что община в колонии настраивала его на жизнь после освобождения, а не на восприятие тюрьмы как дома родного. «Я отгородился невидимой стеной. Знал, что, когда выйду, все будет: семья, работа. И желаю, чтобы мои друзья, соратники так же себя вели. Мы никогда не откажем соратнику. Не в том плане, что убийца, террорист для нас герой, а в том, что надо дать человеку возможность исправиться».
В тюрьме легко стать радикалом. Язычники, особенно «первоходы», не являются исключением. По мнению экспертов, инфицирование тюремных языческих общин экстремизмом возможно как из-за недостатка контроля тюремной администрации за родноверческим контингентом, так и из-за его переизбытка. Последнее, в частности, чревато тем, что родноверы с целью самозащиты могут воспринять воровской ход. Однозначно одно: очаги насилия разгораются в СИЗО или колониях там, где экстремистам удается безраздельно завладеть языческой темой.
