Девяносто третий год

Пока с патриаршего амвона звучали призывы к миру, на баррикадах призывали бога войны. Фото Сергея Величкина (НГ-фото)

О попытках Патриарха Московского и всея Руси Алексия II примирить враждующие стороны в октябре 1993 года существуют некоторые мифы, не развеянные, но и не подтвержденные за прошедшие два десятилетия. Главе РПЦ приписывают обращение к согражданам, начинающееся почти по-сталински: «Братья и сестры мои! Гнев Божий пролился на Россию. По грехам нашим Господь попустил совершиться трагедии. Не послушав призыва Церкви, люди подняли руку на ближних своих. Пролилась невинная кровь». Эти слова Патриарх якобы произнес 4 октября, когда мятеж защитников Белого дома был подавлен и в ожидании репрессий Предстоятель Церкви призывал победившую сторону отказаться от мести.

Самый, пожалуй, зловещий слух связан с внеочередным Синодом РПЦ, созванным 1 октября, накануне осады здания Верховного совета. Епископы якобы провозгласили анафему тем, кто первым прольет кровь. Эту историю многие считают подлинной. Однако на официальных ресурсах Московского Патриархата об этой анафеме упоминаний не найти. Описание данного события можно обнаружить только на страничках в Сети, отражающих антидемократическую и националистическую точку зрения. Вероятно, основным источником сведений о Синоде 1 октября служат сочинения митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева), близкого по взглядам к националистам. Кстати, митрополит Иоанн, упоминая, что та анафема была не персональной, считал, что первыми кровь пролили сторонники президента Бориса Ельцина.

А вот в архивах официального сайта РПЦ и «Журнала Московской Патриархии» («ЖМП») даже упоминания о том самом внеочередном собрании Синода 1 октября отсутствуют. Если проштудировать старые подшивки «ЖМП», то в хронике текущих событий, опубликованной в февральском номере патриархийного официоза, мы найдем отчет только о заседании 8 октября.

Вообще хроника октябрьских событий в главном церковном издании – сама по себе интересная и показательная история. До самого конца 1993 года в журнале нет ни единого упоминания о трагических событиях той осени. Выпуски посвящены исключительно богословию и истории гонений на Церковь советских лет. В общем, выдержаны в антикоммунистическом духе перестроечного времени.

Первая публикация на политическую злобу дня появляется только в январском номере за 1994 год, где размещено Рождественское послание Патриарха Алексия II. Октябрьские события упоминаются в самом конце послания, после перечислений успехов РПЦ в деле возрождения религиозной жизни, отмеченных за год. «Мною и Священным Синодом Русской Православной Церкви было сделано все для нас возможное, включая сложнейшую посредническую миссию, чтобы не допустить братоубийственного кровопролития, – поведал Патриарх. – Однако, не прислушавшись к призыву Церкви, люди подняли руку на ближних своих, и в начале октября пролилась невинная кровь множества людей».

Посредническая миссия, о которой говорил Алексий II, состоялась, но масштабы ее оцениваются двояко. Одни склонны преувеличивать роль Патриарха, другие оценивают ее не столь высоко. Действительно, в конце сентября, узнав об обострении политического кризиса в Москве, Алексий II прервал визит в США, связанный с 200-летием православия в Америке. Он предложил себя на роль посредника в переговорах сторонников президента и Верховного совета. Переговоры под председательством Патриарха прошли 1 октября в Даниловом монастыре в Москве. Алексий II предложил свой вариант урегулирования кризиса – перевыборы как парламента, так и президента. Однако уже через день в Москве начались столкновения: штурм телецентра в Останкине, а затем и блокада Белого дома. Уже одно это говорит о том, что авторитет главы РПЦ не оказал должного влияния на участников противостояния.

В переговорах в Даниловом монастыре участвовали хоть и известные, но отнюдь не первые на тот момент лица. Позже один из лидеров оппозиции Руслан Хасбулатов так отзывался о патриаршем миротворчестве: «Переговоры в Свято-Даниловом монастыре – это ширма, это чепуха. Они не хотели со мной, главой парламента, вести переговоры. Поэтому все эти переговоры – детские игры. Это все для общественного мнения» (цитируется по публикации в журнале The New Times).

В наше время результат этих переговоров трактуют тоже по-разному. «Мне кажется, Церковь прилагала усилия для того, чтобы по крайней мере заставить стороны разговаривать, и эта задача была решена», – считает писатель Сергей Шаргунов, который к 20-летию тех событий выпустил книгу под названием «1993».

«Встреча в Свято-Даниловом монастыре состоялась, и она была не одна, – утверждает Шаргунов. – Я напомню, что по итогам одной из встреч дали свет в Белый дом и, в общем, была надежда на мирное разрешение противостояния. Но, как показали последующие события, конечно, Церковь не могла удержать ситуацию. Интересно, что Патриарх выпустил обращение к сторонам конфликта, а потом обещал анафематствовать тех, кто первым откроет огонь. Все силы сдерживания применялись со стороны Церкви. Это важно, потому что Церковь действительно продемонстрировала себя в той ситуации как независимая сила, и можно говорить прямо о миротворчестве. Некоторые упрекают Патриарха, что он во время стрельбы по Белому дому не пошел впереди крестного хода, чтобы все это остановить. Я думаю, что это могло закончиться пулей снайпера», – говорит писатель.

	Ни переговоры, ни молебен Казанской Божией Матери не предотвратили кровопролитие.	Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)

Историк Михаил Одинцов в одной из своих работ, посвященных отношениям Церкви и государства в 90-е годы, высказывает гораздо более скептическую оценку тех событий. «В московском Даниловом монастыре шли переговоры между конфликтующими сторонами, но положительный результат достигнут не был. Это лишний раз подтвердило непреложный вывод, что подобного рода народные трагедии не могут решаться с помощью или через привлечение религиозных лидеров и религиозных организаций, поскольку разлом в обществе проходит по сферам, неподвластным им», – считает историк. Действительно, если отслеживать отражение октября 93-го в церковных источниках, складывается впечатление, что историю кризиса и участия РПЦ в попытках ее разрешения не очень-то афишируют. В официальных церковных биографиях Алексия II этому эпизоду уделяют одну-две строчки.

Есть сомнения и в том, что Церковь во время политического кризиса показала себя как совершенно независимая сила. Похоже, до штурма Белого дома церковное руководство симпатизировало Верховному совету. Ведь летом 1993 года мятежный парламент готовил поправки в Закон «О свободе вероисповеданий», где должны были быть прописаны преференции для «традиционных» религиозных организаций и ограничения для иностранных движений. Подобные нормы были зафиксированы только через четыре года – в новом Законе «О свободе совести». А летом 1993 года Ельцин отказался визировать тот проект, что вписалось в общую канву противостояния Кремля и Белого дома.

Осенью Верховный совет был разгромлен, Ельцин одержал верх. По свежим следам событий, 8 октября, Патриарх и Синод выпустили гневное обращение: «Несмотря на то что посредническая миссия Церкви была принята сторонами противостояния, люди попрали нравственные принципы и пролили невинную кровь, – заявили иерархи РПЦ, – эта кровь вопиет к Небу и, как предупреждала Святая Церковь, останется несмываемой каиновой печатью на совести тех, кто вдохновил и осуществил богопротивное убийство невинных ближних своих».

Кто эти «люди», эти виновные в братоубийстве? Понять невозможно. После этих слов прошло несколько месяцев, и Патриарх Алексий II в торжественной обстановке встретился с Борисом Ельциным. 25 февраля президент вручил главе РПЦ орден Дружбы народов. «Думаю, что врученный мне сегодня орден Дружбы народов символичен, потому что Церковь наша всегда служила укреплению дружбы, взаимопонимания между народами, мира и согласия», – сказал Алексий II в ответном слове.

Вероятно, с октября 93-го, когда в России определилось и окрепло президентское правление, Церковь отказалась от участия в политическом плюрализме и – от греха подальше - от политической деятельности вообще. Уже упоминавшийся Синод 8 октября, «памятуя о том, что работа священнослужителей в высших органах государственной власти уже вызвала смущения и разделения среди верующих», постановил запретить участие клириков в думских выборах, которые тогда готовились. Этих правил РПЦ придерживается до сих пор. И сейчас, и тогда запрет на политическую деятельность приводит общественно активных и самостоятельных клириков к конфликту с иерархией. А в 1993 году случились первые казусы: одни политически активные священники ушли в раскол, другие вообще отреклись от христианства. Зато Московский Патриархат определился со своей позицией: быть всегда при власти, пользоваться ее расположением и привилегиями, а взамен отказаться от притязаний на самостоятельную политическую роль. Церковное руководство пытается в этом смысле консолидировать священнослужителей и сохранять корпоративную дисциплину. После смерти Иоанна (Снычева) и низвержения в 2008 году епископа Диомида (Дзюбана) у правой церковной оппозиции нет ярких лидеров.

Когда в России обостряется политическое противостояние, как, например, зимой и весной 2012 года, попытки Церкви играть роль третейского судьи и миротворца никто уже не принимает всерьез. Попытки председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерея Всеволода Чаплина наладить диалог с представителями «национально ориентированной» оппозиции не смогли раскрутить даже СМИ, скучающие по острым новостям из церковной жизни.

В 1993 году был выработан определенный стиль комментариев на злободневные события. Упоминания о «каиновых печатях» и обличения виновных в «пролитии крови» вскоре после трагического разрешения кризиса сменились бесконечными рассуждениями о «нравственности», «борьбе с грехом». Эти туманные, безадресные призывы звучат и сейчас, стоит лишь накалиться общественной атмосфере. Но в наши дни эти призывы порядочно приелись, затерлись, и народ обращает на них внимание еще меньше, чем 20 лет назад.

Зато официальные структуры и руководство РПЦ в общественном сознании прочно ассоциируются с правящей элитой. Очередное подтверждение этому было получено, когда Патриарх Кирилл зимой 2012 года почти прямым текстом поддержал «наиболее вероятного» кандидата в президенты России. Цена этой позиции известна – Церковь сама стала объектом критики и акций политической оппозиции. Она сама вынуждена защищаться, а в случае необходимости прибегать к репрессивным возможностям государства и поддерживать даже те жесткие меры властей, которые бьют по милосердному призванию Церкви. Назвался скрепой – крепись! Но ни о какой роли миротворца и третейского судьи, случись сейчас что-то подобное событиям октября 1993 года, речь уже не идет.