Сергей Митрохин
Массовый менталитет, по Митрохину, сам нуждается в реформировании. Фото Reuters
С чем ассоциируется наша партия? Ответ лежит на поверхности: общеизвестным фруктом. Но у фрукта много смысловых нагрузок. Моя любимая – это яблоко, упавшее на голову Ньютона. Каждому основателю и убежденному активисту партии когда-то на голову упало яблоко, озарив его своим «эврика!». По-гречески это означает «нашел!». Что же они нашли? Каждый самостоятельно или с помощью партии открыл путь в будущее для своей страны. Другими словами – вектор ее развития. Но как Ньютон еще долгое время после удара фрукта о голову писал свой трактат, так и мы все вместе это открытие разрабатывали и углубляли. Я в этом процессе принимал самое активное участие, будучи автором проектов всех партийных программ с 1999 до 2011 года, включая базовый документ – Демократический манифест. Сквозной линией этих программ было то, о чем Григорий Явлинский как-то сказал: это – спор не только с последней сотней лет, но с последним тысячелетием российской истории.
В силу моего образования личное понимание необходимого вектора развития является социологическим. Я считаю, что главная проблема России, растянутая на века, – хроническая недомодернизация. Реформ было много, начиная с Петра I или еще раньше, но никогда не было реформ последовательных и комплексных. Делали колоссальный рывок в одном направлении, но консервировали ситуацию либо проводили контрреформы – в других. В результате после рывка во многом становилось хуже, чем до него. В этом отношении от петровских или советских реформ не отличались и ельцинские. Их ключевым провалом был осуществленный в результате криминальной приватизации сознательный отказ от такого важнейшего направления модернизации, как создание массового слоя собственников, имеющих контрольный пакет в распределении национального дохода. То, что не получилось у Столыпина в начале ХХ века, в конце столетия реформаторы даже не захотели обсуждать. Без такого слоя демократия – дом, построенный на песке. Вот она в результате и рухнула, а русская рулетка противоречивой модернизации опять бросила шар на зеро. То, что вызывает раздражение у многих наших критиков – «забудьте вы уже о 90-х!», – для нас имеет принципиальное значение, потому что именно тогда вместе с криминальной приватизацией самых прибыльных госактивов произошла приватизация государства, в результате которой оно обслуживает не народ, а паразитическую элиту.
В ответ на провальную политику реформаторов и родилось «Яблоко» как политический проект со слоганом «Реформы – для большинства!» (в 1995-м я настоял на том, чтобы он стал названием программы). Генетическое отличие «Яблока» от других ответвлений демократического движения того времени состоит в том, что они поддержали реформы Ельцина, Гайдара и Чубайса, а наша партия возникла как политический протест против их системных провалов. И вот в чем ответ на бесконечные вопросы: почему вы не объединяетесь с ними? (ДВР, СПС, ПАРНАС, кто следующий?)
Для меня всегда был важен акцент на комплексной структуре предлагаемой нами политики. Нельзя продвинуться в сторону демократии, не двигаясь к децентрализации контроля над национальными богатствами, то есть не создавая сильного среднего класса. Нельзя создать эффективный рынок, не выстраивая одновременно с ним современную систему социальной защиты. Принцип педалей велосипеда: нельзя крутить отдельно левой или правой, нужно обеими. Отсюда наш социальный либерализм (идеологический оксюморон, принятый партией по моему предложению) и главный лозунг – «Свобода и справедливость». Но реформы – не велосипед. Для того чтобы двигать их вперед, педалей одновременно нужно крутить гораздо больше. Нельзя, например, победить коррупцию, не покончив с таким продуктом 90-х, как слияние бизнеса и власти. В качестве руководителя партийного Центра антикоррупционной политики я, кстати, понимаю, насколько в этом вопросе важна системность – не только в организации ловли конкретных жуликов, а в трансформации всего российского социума на основе права. Без этого ловля жуликов сама рано или поздно превращается в разновидность коррупции.
Множественность разных движений, связанных одним направлением, – вот что пронизывает не только наши программы и заявления, но и огромное количество законов, внесенных в ГД, и поправок к этим законам, и пикетов у ГД, когда она принимает свои безумные поправки, и другие наши акции, включая борьбу с раздуванием тарифов ЖКХ и точечными застройками, так как здесь та же самая программа манифестируется в актах прямого гражданского действия.
Вот еще одна важнейшая «педаль». Нельзя построить процветающее государство современного типа, не заглушив в национальной ментальности тлетворный зов тоталитарного прошлого. Все российские модернизации, включая ельцинскую, меньше всего выливались в формирование современной европейской личности как тренд массового сознания. Особенно радикальный эксперимент по контрмодернизации личности был осуществлен в советское время. Это обстоятельство было полностью проигнорировано реформаторами 90-х, которые упустили шанс модернизировать общество не только через наиболее выигрышную для него адаптацию к рыночной экономике, но также по причине полного игнорирования вызовов ментального наследия советской эпохи, которое необходимо было активно изживать по образцу денацификации послевоенной Германии или демилитаризации Японии (какие бы там были реформы без этого?). В итоге массовый менталитет продолжает оставаться продуктом варварских экспериментов трансформации общества. Для осуществления эффективных реформ он сам нуждается в реформировании.
Доминирующим типом в обществе по сей день остается законсервированная в советский период ментальность: с одной стороны, постимперская, а с другой – посткрестьянская, совмещающая современное образование и усвоение достижений технического прогресса с архаическими агрессивно-патерналистскими комплексами и находящая наибольший электоральный отклик в сталинизме, национализме и великодержавном патриотизме. Данные комплексы в разных комбинациях и акцентировках по сей день являются базовыми для партий, доминирующих в российской политике. Нынешняя партия власти, включая ее фракции КПРФ, ЛДПР и СР, на разные лады перебирает эти плохо настроенные струны постсоветской души.
Автономная личность европейского типа в путинской России представлена сугубым меньшинством. Именно оно и является социокультурной опорой партии «Яблоко», которая, к сожалению, сокращается попутно с утечкой из страны мозгов. Кроме того, в нашем обществе широко распространено «разорванное» сознание, частично модернизированное, но в целом «повернутое» на неизжитых традиционных комплексах. Данный тип сознания доминирует в молодежной среде крупных городов и сильно представлен в протестном движении, не чуждом ориентации на европейские ценности, но не имеющем иммунитета и к ментальным комплексам, унаследованным от доминирующего типа личности. Для политической эксплуатации этой ниши наиболее адекватен радикальный популизм с элементами как демократической, так и националистической пропаганды, в которой сегодня преуспел Алексей Навальный.
Исключение его из нашей партии за национализм в 2007 году в контексте всего сказанного сейчас воспринимается таким же знаковым, как избавление от Ирины Яровой и Елены Мизулиной несколькими годами ранее, хотя сам знак вроде бы выглядит противоположным. Национализм, так же как сталинизм и любые проявления радикального левачества, неприемлем для партии в той же мере, что и конъюнктурная лояльность к правящему режиму. Каждое из этих отклонений уводит далеко в сторону от проекта комплексной модернизации России, противопоставляемого нами в качестве альтернативы движению по исторической колее, в которой сегодня так глубоко увязла наша страна. Эти отклонения так или иначе клонят обратно к колее либо просто заставляют в ней буксовать, увязая все больше и больше.
Если сформулировать смысл нашего проекта по-крупному, то он заключается в выходе России из маргинального и периферийного пограничья между Востоком и Западом, погружающего ее в хроническое отставание, и выводе ее на траекторию динамичного развития в рамках европейской цивилизации. Проект последовательной модернизации является не просто политическим, социальным, экономическим. По сути, он – цивилизационный. Для партии, реализующей такой проект, толерантность к архаическим комплексам (ксенофобия, психология осажденной крепости) или каким-либо вариантам человеконенавистнических идеологий (национализма, левого и правого радикализма) невозможна в той же мере, в какой для раннего христианства были невозможны компромиссы с язычеством, делавшие его миссию невыполнимой. Точно так же компромиссы с силами традиционной инерции гибельны для нашего проекта.
Здесь снова уместно вернуться к вопросу: с чем у меня ассоциируется «Яблоко»? Не только с фруктом, упавшим на голову Ньютона. Еще одна точная аналогия – это компас, который всегда указывает правильное направление, даже если корабль отклонился от курса. Независимо от погоды. В том, что корабль мотает из стороны в сторону либо он не движется из-за штиля – не вина компаса. Его вина будет тогда, когда он размагнитится и корабль потеряет шанс когда-нибудь лечь на правильный курс.
Залипание на компромиссы – это и есть размагничивание. Для прохождения в Думу в 2016 году нам было достаточно влиться в мейнстрим ликования по поводу аннексии Крыма. Но тогда это было бы уже не «Яблоко», а банальная компания соискателей депутатских мандатов, сидящих в суденышке, которому компас вообще не нужен, поскольку оно просто-напросто плывет по течению. Смысл нашего проекта диктует необходимость быть в оппозиции не только к власти, но и к другой оппозиции – такой, которая в силу своего мировоззрения (либо отсутствия такового) готовит движение России в новые тупики. Компромиссы с такой оппозицией – тоже размагничивание компаса, то есть утрата нашей миссии, по сути.
При этом для нас не имеет значения, насколько эта оппозиция популярна в народе, ведь и власть тоже во многом популярна. Популизм неприемлем для нас независимо от того, кто его раздувает – власть или оппозиция. Согласно филологическому открытию Григория Явлинского, это слово надо читать через дефис: попу-лизм. Отсюда – наше принципиальное неучастие во всевозможных «других Россиях» и «коалициях оппозиции», в которых всегда на популистской волне правят бал то леваки, то националисты. Отсюда также – предложенное мною и принятое съездом партии решение о запрете членства в других политических структурах. Особые требования к политической гигиене вынуждали меня активно использовать такой острый инструмент, как исключение из партии, которому в период моего председательства подвергались любители подыгрывать как властям, так и оппозиционным популистам. Я сожалею, что сегодня эта жесткость несколько смягчена.
Отвечая на вопрос, что же будет дальше, проще всего опять вспомнить о компасе. Прекращение какой бы то ни было модернизации вообще, произошедшее при Путине, не может продолжаться вечно. Рано или поздно этот застойный штиль закончится, и поднявшийся ветер неизбежно потребует от страны выбора, каким курсом плыть дальше.
Если ветры популизма под воздействием то ли власти, то ли другой оппозиции перерастут в шторм, бросят корабль куда-то совсем в никуда, – для компаса это не повод развернуться в ту же сторону. При такой перемене погоды задача состоит в том, чтобы равнодушно воспринимать ярость стихии и оставаться верным своему курсу. Тогда все-таки сохраняется шанс, что после череды штилей, штормов и плаваний по кругу корабль под трехцветным флагом рано или поздно доплывет до Европы, не разбившись по дороге о рифы.
Дарья Гармоненко