Заложница кремлевских амбиций

Коммунисты давно нашли взаимопонимание с руководством страны Фото с сайта www.kremlin.ru

Упоминаемость КПРФ в медиа за последние 10 лет демонстрирует любопытную тенденцию. С 2007 до 2010-го наблюдается сильный спад – с более чем 10 тыс. ссылок на партию до 6 тыс. Однако затем начинается резкий рост. После 2012-го – опять медленное падение, которое отыгрывается к выборам 2016-го.

Другими словами, при всех разговорах о неминуемой смерти политструктуры, падении популярности ее лидеров и результатов на выборах – в реальности Компартия живет и остается популярной. Объясняется это, наверное, не только и не столько традициями, сколько существующим запросом на партию левого толка.

Недаром в 1993-м, когда и была фактически восстановлена КПРФ, ей удалось оперативно собрать под свои знамена 500 тыс. человек. В том же году лидер партии Геннадий Зюганов крайне осторожно повел себя во время путча, призывая к мирному решению проблемы (в отличие от более радикальных партийных низов). В дальнейшем противники коммунистов не раз пользовались этим, чтобы обвинить КПРФ в помощи при установлении сверхпрезидентской модели власти.

Между тем на выборах 1993-го КПРФ провела откровенно вялую кампанию и набрала всего 12% голосов избирателей. Реабилитировались коммунисты в 1995-м, заняв первое место по партийным спискам и проведя своих кандидатов по 58 одномандатным округам. Более того, в то время КПРФ вовсю пользовалась межпартийными союзами, курируя Аграрную партию России и блок «Власть – народу!».

Это был неприятный для власти сигнал перед выборами 1996 года. В Кремле коммунистов опасались, Бориса Ельцина одно время как будто даже уговаривали пойти на некие уступки Зюганову, однако в итоге победил Анатолий Чубайс, считавший, что глава государства сможет переизбраться сам.

То, что произошло дальше, обсуждается до сих пор. Кто-то настаивает, что Ельцин честно победил во втором туре. Кто-то считает, что победу одержал Зюганов. СМИ писали впоследствии, что лидер КПРФ, судя по всему, испугался возможной победы еще во время кампании и потому провел ее не слишком ярко. Дескать, если бы получил власть, то не знал бы, что с ней делать, и потому решил отступить, сохраняя за собой и оппозиционный статус, и властные рычаги в парламенте и регионах. Сам он, кстати, говорил, что ему удалось доказать некоторые нарушения на выборах, но он решил сосредоточиться на губернаторских кампаниях, а не развязывать гражданскую войну.

Несмотря на это в следующие два года в стране формируется так называемый красный пояс. Это регионы, власть в которых досталась тем, кого поддерживала КПРФ. В 90-х, что показательно, это были не только аграрные области юга, но и Кавказ. Более того, побеждали коммунисты и на выборах в заксобрания: федеральный Центр если и хотел этому как-то противостоять, то далеко не всегда получалось. КПРФ, являясь наследницей КПСС, вобрала в себя тысячи представителей советской номенклатуры нижнего и среднего звеньев, обеспечивавших ей влияние на местном уровне. Партию спонсировали олигархи, в том числе из регионов.

Началом конца принято считать выборы в Госдуму 1999 года. Формально КПРФ на них победила, заняв первое место по партийным спискам. Однако провластное «Единство» отстало всего на один процент, обогнав конкурентов уже постфактум – за счет «скупки» одномандатников. Блокирующий пакет в нижней палате оказался утерян. Разрекламированный блок левых сил «За победу» развалился еще до выборов. Прежде самая влиятельная парламентская сила начала терять популярность.

Весной 2000 года формат взаимоотношений власти и коммунистов принял окончательный вид. Зюганов вышел на выборы в качестве основного соперника Владимиру Путину. Он предлагал вернуться к советской модели экономики, национализировать природные богатства страны, разделив доход от них между ее гражданами. 

График составлен информационно-аналитической системой «Медиалогия»

Штаб Путина, не имея фундаментальной предвыборной программы, навязал населению всего лишь одну мысль: у исполняющего обязанности главы государства просто нет альтернативы. Зюганов получил почти 30% голосов, Путин почти 53%: сейчас эта модель сохраняется, с явными, впрочем, процентными потерями для оппозиционного кандидата.

В начале нулевых по КПРФ был нанесен ряд ударов. Прежде всего имиджевый: партию связали с деньгами Михаила Ходорковского. Фактически распался образованный еще в 1996-м «Народно-патриотический союз России» – альянс левых сил из нескольких десятков политических и общественных структур. Тогда же было зачищено и внутрипартийное поле: из рядов КПРФ были исключены многие видные политики, недовольные линией партии. С одной стороны, руководству структуры удалось избежать раскола и укрепить позиции своего лидера, с другой – партия оказалась серьезно ослаблена.

Затем начались провалы. На выборах 2003-го коммунисты получили всего лишь 12% голосов россиян. Начал распадаться и «красный пояс»: Центр, установивший новые налоговые правила, получил возможность для давления на региональных руководителей. Те, даже если являлись членами Компартии, в ходе местных и федеральных кампаний все равно оказывали поддержку провластным кандидатам. Наиболее показательный пример – переход кубанского губернатора Александра Ткачева в 2003 году в стан единороссов.

В 2004-м в качестве соперника Путину был представлен уже Николай Харитонов. Внутрипартийный разлом в то время инициировал ныне председатель «Патриотов России» Геннадий Семигин: он попробовал переманить на свою сторону лидеров местных ячеек КПРФ, а затем выдвинуться в президенты. СМИ писали, что эти попытки были выгодны Кремлю.

Как бы то ни было, в 2005-м Семигин из рядов компартии был исключен, очередной внутрипартийный конфликт преодолен, однако сама КПРФ оказалась обескровлена. Потерянные позиции руководство Компартии попробовало отыграть тогда же – в середине нулевых, развив молодежное направление. Члены первичных организаций получили право открывать секции с представителями в возрасте до 30 лет.

К выборам 2007-го у КПРФ появился новый конкурент: при поддержке Кремля был создан союз новых левых сил – «Справедливая Россия». К тому времени партия уже растеряла всех своих губернаторов. Не могла она уже похвастаться и митинговой активностью: в кризисном 1998 году профсоюзы и коммунисты смогли вывести на стачки против правительственного курса миллионы человек, в кризисном же 2008-м все по факту ограничилось призывом (не совсем, правда, понятно, к кому именно) к левому развороту.

Другой вопрос, что акции все-таки проводились. Более того – многие из присутствовавших на протестных мероприятиях были членами КПРФ. Однако руководство очень часто от этих выступлений абстрагировалось. Как и после выборов в Госдуму 2011 года, когда коммунисты выходили на митинги «За честные выборы», а партийное начальство называло такие акции «предвестниками оранжевой проказы».

Не смогла капитализировать партийная верхушка и экономические сложности, начавшиеся в 2014 году. Выборы 2016-го стали, возможно, самыми неудачными для политструктуры, вошедшей в так называемый крымский консенсус, но не получившей от него каких-то видимых дивидендов.

Наконец, провалом закончился и проект по привлечению в ряды партии молодежи. Зюганов называл это «третьим эшелоном» – кадры «прорывного типа», которые должны подвинуть возрастных коллег по партии. По факту коммунисты действительно смогли их привлечь, однако у молодых был настолько силен запрос на радикализацию, что от многих кадров пришлось избавиться. Они впоследствии либо вошли в партии-спойлеры, такие как «Коммунисты России» и Коммунистическая партия социальной справедливости, либо примкнули к конкурентам из тех же «Патриотов России», «Родины» и «Справедливой России».

Между тем говорить о смерти партии на самом деле не приходится. Факт остается фактом: КПРФ – вторая по популярности и значимости в стране политическая структура, а Зюганов – неизменный номер два на выборах президента. Потенциал этой партии огромен. Недаром в Кремле после кампании 2007-го подумывали о слиянии КПРФ и СР для установления двухпартийной системы.

С другой стороны, Компартия, упустив удачные для себя моменты в 90-х, оказалась заложником ситуации, становлению которой она же и способствовала. Вместо реальной оппозиции КПРФ вынуждена выживать: мало кто сегодня сомневается, что при необходимости коммунистов, что называется, задавят. А потому складывается ощущение, что цель партии – не создавать такой необходимости.

Отсюда, надо думать, берутся все региональные конфликты, когда инициатива на местном уровне не находит поддержки наверху. Отсюда же и сохраняющиеся неизменными идеологические принципы КПРФ. Понятно, что ожидать научного обновления идей партии – это уже слишком, но в той же Европе левые демонстрируют прогресс по части философии. В России же эволюция коммунизма свелась к заигрыванию с крупным капиталом и церковью, ориентирами в виде державности, соборности и отказом от интернационализма.

По всему же выходит, что КПРФ нужна Кремлю, а ей, в свою очередь, очень нужен Кремль. Сегодня Компартия – это своеобразный буфер между властью и недовольным народом: в нем увязают любые выступления недовольных. Наличие этой партии делает невозможным создание новой политструктуры левого толка: исторически так уже сложилось, что наследница у КПСС одна, что она отвечает за популистские невыполнимые предложения, а потому и возможных конкурентов на горизонте у нее нет.

Другими словами, Компартия, отвечая на остающийся популярным запрос на социально-популярные идеи, на самом деле погашает его, не дает ему радикализироваться (тем же самым занимается и существующая в стране система профсоюзов). На самом же деле все это скрывает один простой факт: в стране есть только одна партия левого толка. Она же и партия правого толка. Но располагается где-то по центру.  

В материале использован обзор федеральных СМИ за период с января 2007-го по январь 2017 года, подготовленный информационно-аналитической системой «Медиалогия» специально для «НГ-политики».