Фото пресс-службы Государственной Думы РФ
Изучая образы российских партий в массовом сознании, мы часто от наших респондентов слышали: «Не понимаем вообще, зачем они нам нужны». Сейчас социальная структура всех обществ в мире изменилась до такой степени, что классических социальных кластеров уже не существует. Есть так называемое массовое общество, о чем писал еще Грамши в 30-е годы ХХ века. С тех пор и классическая партийная система перестроилась, и существующие партии, – и правящие, и оппозиционные, – не имеют классового характера. Тогда не понятно, чьи интересы они представляют.
Вопрос, к тому же, не только в том, зачем партии нужны, но и в том, сколько их нужно. В нашей Конституции записано, что мы страна демократическая и многопартийная. Для чего это писалось? Для того, чтобы нас считали приличными людьми, цивилизованным обществом? Чтобы было как у всех? Есть ощущение, что начиная с момента создания Конституции ни наша власть, ни общество так и не приняли для себя решения: какая партийная система нам нужна? Однопартийная, привычная по советскому времени, или многопартийная, с конкуренцией партий? С одной стороны, общество впитало демократические постулаты и выросло поколение, которое не помнит советской системы. Но при этом оказывается, как показывают наши исследования по образам партий, наше общество как бы не заметило, что с 1991 года мы живем в многопартийной системе, потому что для него была одна КПСС, так и сейчас существует одна ЕР. Все остальные партии служат чем-то вроде декорации. Притом что определенная часть населения голосует за КПРФ, немалая часть за ЛДПР и даже за другие партии.
Вопрос в том, образ какого будущего мы хотим: демократии или чего-то еще? Если демократии с ее многопартийностью, плюрализмом, тогда нужно всерьез к этим партиям относиться. А если мы говорим одно, а делаем другое и сделаем опять однопартийную систему, где у партии власти должно быть не просто большинство, а конституционное, то тогда непонятно, зачем нам нужны все эти (даже парламентские) партии. У меня есть полная уверенность, что с самого верха накануне выборов президентом была дана четкая установка: прекратите вбрасывать голоса, оставьте игры с административным ресурсом и давайте делать честные выборы. Президент это четко дал понять, но не все чиновники на местах в это поверили, хотя и действовали несколько более осторожно, чем раньше.
Так нужна ли нам эта многопартийная система? Если нам сверху говорят, что она нужна, надо всерьез относиться к тем партиям, которые уже существуют, и давать им возможность расти, развиваться и считаться с их голосом, пусть опять будет многоголосье. Или опять мы все в один голос эту песню будем петь, но тогда надо честно сказать: мы строим однопартийную систему. Я не вижу ничего дурного в однопартийной системе. Например, Мексика много лет так жила. В СССР она существовала 70 лет, и ничего. Но и опыт СССР показывает, что наличие одной партии не означает автоматически одноголосия. Ведь самые последние годы Советского Союза мы видели, что и внутри той же самой ЦК КПСС у нас были представители самых разных идейных взглядов, были и Лигачев, и Ельцин, и Горбачев.
Второе. Общество у нас очень сложное по своей социальной структуре, и интересы у разных групп разные. В том числе и политические. События 2011 года показали, что отсутствие адекватных политических каналов их выражения чревато протестами, и власть очень грамотно среагировала, стала допускать новые партии в политический процесс, что сняло определенное напряжение в обществе. Поэтому одна из важнейших функций в многопартийности – снятие напряжения между людьми разных взглядов, которые не могут их выразить через партийные каналы и через избирательную систему.
Но дело в том, что инициатива в нашей системе всегда исходила и исходит сверху: либо от президента, либо от круга людей, принадлежащих к политической элите. Но во всех случаях, конечно, планирование и проектирование этой системы – это обязанность, если хотите, миссия этой самой элиты. Это стратегия, всегда вырабатывается сверху, она никогда не рождается снизу. Снизу рождается только бунт.
Конечно, партии не появляются только потому, что есть в них объективная потребность. Для этого нужна политическая воля. Кроме того, должно произойти еще осознание этих интересов, а это требует большой теоретической работы, которую нынешние партии пока до конца не проделали. Партиям еще только предстоит артикулировать интересы тех слоев, которые они представляют.
И здесь возникает еще одна очень серьезная проблема, с которой мы столкнулись, изучая те же партийные программы. Оказывается, один из очень серьезных дефектов нынешних партий состоит в том, что они не проектируют ценностно непротиворечивые программы, их программы крайне нечеткие. В результате не только население, которое идет за них голосовать, не очень понимает, кто они такие и за что они ратуют, но даже у их собственных членов, у них в голове винегрет из политических ценностей. Мы проводили исследование среди активистов четырех парламентских партий (ЕР, ЛДПР, КПРФ и СР), которые приехали на обучение. Так, в ЛДПР одни себя считали консерваторами, другие демократами, третьи – либералами. Но точно то же самое мы обнаружили у других партийных активистов. Как же вы хотите, чтобы за вами шли люди? Это одно из самых серьезных препятствий для развития политической жизни в стране. Если люди, идя на выборы, не понимают, что эта партия предлагает, куда их зовет и во что верит, то как они могут за нее голосовать?
Но тем не менее знакомство с молодыми партийными активистами из регионов показало, что в стране сформировалось многообразие политических взглядов. У каждой из этих партий свои проблемы и свои позитивные стороны. Так, например, группа коммунистов оказалась самой сплоченной, они друг другу помогали, это был дух настоящего коллективизма. Они были невероятно дисциплинированы. Что касается единороссов, то они оказались очень мотивированны на достижение. Эти люди хотят чего-то добиться не только в плане карьеры, они хотят «делать дело». У активистов из СР ценностная структура сознания намного лучше сформирована, чем у остальных трех партий, они гораздо более четко ассоциировали себя с социал-демократией, чем остальные партии. Все эти партии показали, что у них на региональном уровне есть потенциал, им есть куда развиваться, они верят в то, что могут что-то сделать. Это далеко не всегда удается, поэтому есть и внешние препятствия со стороны политической системы, и внутренние – в силу мозаичности их политического сознания. В целом потенциал у партий есть.
Второй момент связан с лидерами. Образы партий в сознании граждан сильно отличаются в зависимости от того, каков партийный лидер. КПРФ и ЛДПР – партии лидерские: лица лидеров оказывают влияние на голоса и оценку избирателей. А «Справедливая Россия», у которой лидер менее узнаваем и интересен для большинства, воспринимается именно как партия, а не лидерская структура. До последних выборов всегда была некоторая неясность с ЕР, кто лидер, но после того, как Путин сказал, что он поддерживает эту партию, она приобрела огромную поддержку. Исследование, которое мы проводили сразу после выборов 2016 года, показало, что восприятие этой партии резко улучшилось. В 2014–2015 годах образ партии был крайне непривлекателен, сегодня это не так. Потому что людям стало ясно, чья это партия. Вопрос о лидерстве в партии, не только в КПРФ, но и в остальных, исключая ЕР, пожалуй, вопрос номер один сегодня. Без лидера ни одна партия существовать не может. Но есть необходимость в обновлении, в смене некоторых лидеров. Это касается и КПРФ, и ЛДПР. И это при том, что партия Жириновского – абсолютно персоналистская. Но наши исследования показали, что за последние годы, несмотря на популярность, его восприятие сильно снизилось. Старение партлидера люди воспринимают негативно.
Еще один вопрос: почему в нашей политической системе с упорством, достойным лучшего применения, все время пытаются строить новые правые партии, а серьезную левую партию, притом что мы общество с серьезным акцентом на левые ценности, никак не сформируют? Что сами левые? Достаточно ли тех партий, чтобы провести левую идею, и насколько они эффективны? Это для меня неясно...