Сергей Черняховский
Фото пресс-службы КПРФ
По Парсонсу, партии нужны для осуществления конкуренции в рамках функции целедостижения. Ни у одной российской партии, в том числе у КПРФ, проекта будущего нет. Максимум, что КПРФ может предложить, – сказать: «Давайте восстановим социализм и СССР». Это хорошо и по-своему правильно, но это не проект будущего. Для того чтобы все это предлагать, надо для начала обозначить зримые конструкты того, что мы хотим иметь, условно говоря, к 2050 году. Проговорив это даже не обществу, а хотя бы себе. Проект будущего нужен всегда, но его нет ни у коммунистов, ни тем более у других партий. Потому что все современные российские партии, претендующие на то, чтобы быть партиями, кроме ЕР, сложились в лучшем случае как «социокультурные партии». Та же КПРФ, по сути, говорит не об интересах социально-экономических, а об образах сохранения привычного мира. «Яблоко», к примеру, говорит о сохранении своих слов и своего языка, собственно, об этом же говорил и СПС. В этом отношении ЕР сориентирована на прагматические вещи: без видения будущего, но поскольку она за власть не борется и ее у нее как у партии ее и нет, то соответственно партией она не является. Поэтому в лучшем случае она может выполнять и выполняет роль приводного ремня.
Направленность «Единой России» могла бы быть позитивной, но как партия она не выполняет базовые функции, которых всего четыре: производство базовых латентных образцов (ценностей), интеграция, целеполагание и адаптация. Нужно признать, что в 90-е годы КПРФ была предельно сильна тем, что обращалась к доминирующим в обществе социокультурным ожиданиям. Но такие ремни приводные легко перехватывать, что достаточно грамотно и осуществил Путин, устранив социокультурный разрыв ельцинской власти с обществом. Плюс к этому обозначил те проблемы, которые являются сегодня наиболее актуализированными для общества. И это прежде всего сохранение национального суверенитета.
У Карла Маркса было понятие «класс в себе и класс для себя». Вот классы и группы в себе у нас есть, а для себя – такого нет. Сегодня даже в научной полемике не говорится о создании нового мира, утопия уходит из будущего либо в параллель, либо в прошлое.
Сегодня в России связь идейной ориентации партии и настроения масс разорваны. У нас сейчас нет ни одной политической силы, которую осознанно поддерживало бы более 18% граждан. Но при этом только один-двое граждан отдают себе отчет в том, насколько реально распространена их позиция. Две трети считают, что большинство думают именно так же, как они. Политическую модель современной России поддерживают около 25%, западную – 11–12% (последние показатели после Крыма обвалились в два раза), дореволюционную, включая восстановление монархии, – 11% (при этом они делятся на тех, кто хочет Романовых вернуть, и тех, кто за выборы нового царя). А 35–39% – за советскую модель развития (Левада-центр, ВЦИОМ). То есть «советский красный сегмент» – это сегодня большинство, без которого нельзя обеспечить стабильность общества. А уж если говорить об Октябрьской революции, то здесь позитивное отношение выражено около 60% респондентов. То есть это те, кому хотелось бы вернуться к принципам советской социально-политической системы. Причем против не все остальные 40%, а порядка трети из них, остальные не определились.
Если же посмотреть опросы ФОМа последних лет, то если бы сейчас были выборы в Учредительное собрание по спискам 1917 года, за красных готовы поднять оружие примерно в шесть раз больше, чем за белых. А по другому опросу, если бы в наше время состоялись выборы в Учредительное собрание, большинство голосов получили бы большевики, а на втором месте с примерно 6% оказались бы эсеры.
И получается весьма интересный момент: общество левое, а партийное строительство ведут преимущественно правые партии. Оттого и постоянный разрыв: партии, что левые, что правые, декларируют не то, что хотят слышать их избиратели, а то, что они сами хотят услышать. Потом они удивляются: ну как же так, ну почему же за большевиков 60%, а за Зюганова – 10%? Ну никак они этого не понимают. Ведь за партию голосуют, чтобы она осуществляла политику. А если никакая партия не будет вести политику, то что за нее голосовать?! Не говоря уже о том, что непонятно, что она предлагает. Действительно, партия развивается, борясь за власть, и у нее должна быть направленность, а не плавание вдоль берега. Граждане не видят смысла голосовать за партии как таковые, если они даже в случае победы на выборах не имеют возможности получить в руки реальную власть и создать правительство.
Ни одна из партий не оспаривает рыночный вектор развития страны, тогда как по социологическим данным (Левада-центр) около 55% населения выступают за плановую государственную экономику и лишь 25–28% – за рыночную экономику с частной собственностью.
Поэтому выиграет в перспективе та партия, которая сможет соединить образы и ностальгические воспоминания о прошлом с некой энергией движения в будущее. Политику во многом творят утопия, увлеченность – то, от чего горело бы сердце и голова кружилась от восторга.
Если на то пошло, в котомках молодых красных конников времен Гражданской войны чуть ли не чаще всего можно было найти не «Капитал» Маркса, а «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы, о котором менее года назад вспоминал Владимир Путин, говоря о своих симпатиях к коммунистическим идеалам.
