Владимир Казанцев
Обязательные элементы современной политической полемики – переход на личности, а то и рукоприкладство. Фото Михаила Мордасова/PhotoXPress.ru
В российском обществе, похоже, существует большая проблема с культурой диалога. Налицо поляризация мнений (причем не только политических – культурные предпочтения стали поводом для не менее ожесточенных столкновений, достаточно вспомнить ставшую нарицательной историю с «Тангейзером»), сопровождаемая отказом от готовности к их спокойному обсуждению, приведению логических аргументов, признанию справедливости отдельных аспектов чужой позиции и самого права на существование оппонирующей точки зрения как таковой.
Недавняя полемика худрука театра «Сатирикон» Константина Райкина с чиновниками о цензуре отчасти стала исключением из правил, поскольку стороны остались в рамках приличий. Зато показательно ее обсуждение, в особенности фраза байкера Александра Залдостанова (Хирурга): «Под видом свободы эти райкины хотят превратить страну в сточную канаву, по которой текли бы нечистоты».
В таких дискуссиях обе стороны вообще прибегают приблизительно к одинаковым грязным приемам. Больше всего страдает объективность, в нее откровенно не верят: балом правит пропаганда, которая оперирует не фактами, а основанными на эмоциях оценками и интерпретациями. Скажем, противоположную сторону всегда обвиняют в продажности. То, что придерживаться отличного мнения можно на основании собственных рассуждений (или хотя бы искренних заблуждений), в наше меркантильное время не верит практически никто. Куда проще обвинить оппонента либо в некоем корыстном расчете, если это известная личность, либо – если это обычный блогер – в прямо оплачиваемой работе на основе спускаемых из Госдепа/Ольгино (в зависимости от характера его позиции) «методичек». В лучшем случае сторонника противоположной точки зрения заподозрят в невысоком интеллектуальном уровне, объявив наивной жертвой пропаганды и обладателем промытых мозгов. Тот же Райкин, кстати, тоже не остается в стороне: «Не верю я этим группам возмущенных и обиженных людей, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены. Не верю! – объявляет он, комментируя множащиеся претензии различных общественных активистов к художественным постановкам. – Верю, что они проплачены. Так что – это группки мерзких людей, которые борются незаконными мерзкими путями за нравственность, видите ли». В ответ ему возвращают ту же убежденность в том, что и он сам действует из прагматичных соображений, шантажируя власть, – сам же говорил, что его театру нужны деньги. И эта реакция не менее показательна.
При этом отрицается все, что не укладывается в биполярную картину мира, в которой «кто не с нами, тот против нас». Зачем нужны нюансы, оттенки, полутона, сложное восприятие действительности? Есть готовые наборы штампов: условно говоря, с одной стороны – «пятая колонна» и «национал-предатели», с другой – «ватники» и «быдло». Нельзя одновременно демонстрировать лояльность в одних вопросах и особое мнение – в других. «Торжество «пакетности», – констатирует политолог Глеб Кузнецов. – То есть человек в манифестации своих политических, этических и философско-культурных убеждений не может быть разным. Все – пакетом. Если ты был «доверенным лицом Путина» (намек на Райкина. – «НГ-политика») – люби Мединского и цензуру и не изображай из себя «свободного» – так говорят смотрители пакета «либерал», если ты брал деньги государства – жри все да нахваливай, что делает самый ничтожнейший и проходной чиновник, которого завтра, может, и не будет, – так требуют «консерваторы». А назначат следующего – узнай, что ему по нраву, – и снова жри, похрюкивая от удовольствия».
Обязательные элементы полемики – переход на личности и принижение альтернативной точки зрения оскорбительными характеристиками и намеками. «Кто Райкин и кто Залдостанов? – вопрошает журналист Николай Сванидзе. – Константин Райкин – это очень большого масштаба артист и деятель российской культуры. Байкер Залдостанов – это человек, который ездит на мотоцикле, при этом на очень хорошем, дорогом мотоцикле, из чего следует сделать вывод, что деньги, которые получает из государственных грантов, он использует не только на благо родины, но и еще на что-то». В соцсетях парируют: Залдостанов имеет такое же право на свою точку зрения, что и любой другой гражданин России, а заслуги Райкина, может быть, вообще спорный вопрос.
Переход к оскорблениям прекрасно мобилизует противоборствующие лагеря: инвективы в адрес «чужих» вызывают снисходительную улыбку, в адрес «своих» – праведный гнев – прием, сработавший в ходе президентской предвыборной кампании 2012 года. Вот Станислав Говорухин, глава избирательного штаба Владимира Путина, возмущается грязной интернет-лексикой, вычитанной им где-то в социальных сетях: «Едроссовский скот в лице заводских быков выходит помычать на площадь». Спустя какое-то время тот же Говорухин и сам по-ленински прямолинеен, не сдерживая себя в оценках «креативного класса»: «Президент должен быть всей страны, а не определенной части общества. Я бы ему посоветовал вообще не опираться на либеральную интеллигенцию. Вообще. Поскольку она по сути своей предательская. Та часть интеллигенции, которую Ленин обозвал не мозгом нации, а говном нации».
Проблема в том, что в момент перехода от риторики к действиям оказывается, что у людей, придерживающихся альтернативных (даже необязательно оппозиционных) взглядов, существует куда меньше возможностей, чем у их оппонентов, – а угроз для них просматривается куда больше. Причем угроз не только со стороны государства, хотя правоохранительные органы в этом вопросе тоже не дремлют. Примечательна недавняя нашумевшая история с сотрудником РУДН Никитой Данюком, признавшимся, что в рамках проекта «Сценарии будущего России» он и его коллеги провоцировали преподавателей и студентов различных вузов на политические откровения, а затем передавали собранную информацию о протестном потенциале в госструктуры. Еще один тревожный сюжет, всплывший на поверхность некоторое время назад, – нападения и угрозы неизвестных в отношении пользователей соцсетей, оставлявших оппозиционные комментарии. Представители культуры жалуются на двойную цензуру: государство, пользуясь финансовым доминированием, ограничивает художественную свободу, общественные активисты могут сорвать любую выставку или постановку.
 |
| Слова «наш», «наше», наши» всегда предполагают, что есть не наши, а значит, почти враги и предатели. Фото Reuters |
Усиливается давление на независимых общественников. Буквально на днях правозащитники пожаловались на вытеснение из общественных наблюдательных комиссий. Законодательство об НКО – иностранных агентах, формально лишь уточняющее правовой статус отдельных некоммерческих организаций, а фактически носящее запретительный характер, все чаще применяется на практике (из последних случаев – международный «Мемориал», Левада-Центр).
Конечно, о том, что общественные организации бывают правильные и неправильные, Владимир Путин предупреждал еще три года назад: «И в Центре, и на местах много проявлений беспардонного отношения к людям, много нарушений законодательства со стороны чиновников и власти, и власть сама на это реагирует слабо или вообще не реагирует. И поэтому, конечно, для меня как для гаранта Конституции, для меня как человека, который избран подавляющим большинством наших граждан, крайне важно знать, что же происходит на местах, и реагировать на это своевременно.
Но если эта деятельность направлена не на оздоровление общества, а на самопиар, во вред обществу, это плохо». Однако нынешняя зачистка вызывает все больше вопросов о том, где пролегает граница, где пределы дозволенного альтернативного поведения.
Еще 10–15 лет назад ситуация была другой. Когда и почему она начала меняться – вопрос сложный. Скажем, давно уже является фактом практически полное вытеснение альтернативной точки зрения из массовых федеральных СМИ (она еще периодически появляется при обсуждении международных отношений, но создает только видимость плюрализма мнений). У оппозиции остается радио «Эхо Москвы» и телеканал «Дождь», хотя в федеральном масштабе их влияние невелико. Казалось бы, есть Интернет, где более-менее свободно присутствует любая точка зрения, и возможности для манипуляций должны быть сведены на нет. Однако на деле информации в Сети слишком много, искать факты, противоположные мнения, сравнивать, анализировать – слишком долго, сложно и психологически не всегда комфортно. А потому обе стороны чаще всего и в Интернете группируются вокруг идейно близких сайтов и блогов.
Похоже, точкой кристаллизации тех процессов и тенденций, которые привели к формированию нынешней печальной картины, стали крымские события начала 2014 года. С одной стороны, они сопровождались беспрецедентной пропагандистской обработкой населения и накачкой общественного мнения, вызвавшей живой отклик у одной части россиян и категорическое отторжение у другой. Вместе с тем эта пропаганда затронула в общественном сознании какие-то принципиально важные мировоззренческие струны. У одних – мечту о сакральном идеале справедливости: Крым русский – и точка, не важно, при каких обстоятельствах он вошел в состав России, главное, что это произошло «по правде» (по сути, это та же популярная жегловская максима: «Вор должен сидеть в тюрьме, и людей не беспокоит, каким образом я его туда упрячу»). У других крымский и вообще украинский сюжет стал символом опостылевшего политического беспредела ненавистного Кремля.
Обе группы видят свою позицию не только в высшей степени моральной и справедливой, но и вообще единственно верной. Как здесь найти точки соприкосновения? Могут ли они вообще быть? Зато возможности для пропагандистской обработки открываются огромные: одни с готовностью воспринимают любые антизападные мифы, вторые – любые мифы антикремлевские (недавняя паника в соцсетях по поводу якобы ведущейся властями подготовки к ядерной войне с США хорошо демонстрирует, до какой степени может доходить неадекватность в этой информационной войне).
С Крымом же связана и беспрецедентная активизация прокремлевских общественно-политических структур. В обычных условиях все эти Национально-освободительные движения, «Антимайданы», байкерские сообщества, казачьи и православные активисты и прочие подобные организации находились бы на периферии политической жизни. Говоря прямо – оставались бы маргинальными. Украинский вопрос сделал их востребованными. Почувствовав возможность играть важную роль и привлекать внимание СМИ, они не уходят со сцены и продолжают заявлять о себе, провоцируя «несогласных» на их политических акциях и атакуя «неправильные» культурные мероприятия, одним словом – активно навязывая обществу свои взгляды как единственно возможные. Прямых данных о том, что власти им в этом содействуют, нет – но ведь и не мешают же. Даже попытки Дмитрия Пескова одернуть Залдостанова, как известно, не заставили байкера извиниться перед Райкиным.
Общий вывод неутешителен: альтернативная точка зрения сталкивается с сильнейшим системным давлением, ее носители запуганы, в обиход символично возвращаются понятия «цензура» и «инакомыслие». Несогласным остается принимать правила игры, меняя поведение и переходя в «кухонную оппозицию», либо идти на риск (третий вариант – эмигрировать).
