Андрей Бузин
Со сменой идеолога в кремлевской администрации российские выборы приобрели новые черты. Фото Reuters
В сентябре этого года в России состоятся выборы в Государственную думу. В ноябре этого же года в Америке пройдут президентские выборы. Не знаю, много ли американцев обсуждают российские выборы, россияне же, судя по отечественным СМИ, намного более склонны обсуждать американские выборы, чем наши. К чему бы это?
Почему тема выборов столь неактуальна для большинства россиян? И не свидетельствует ли этот факт о том, что положение о том, что свободные выборы являются высшим проявлением воли народа (статья 3 Конституции РФ), остается пустой декларацией? И как это получается, если мы практически со сталинских времен имеем всеобщее равное и прямое (в отличие от США!) избирательное право при тайном голосовании? Почти добровольное, между прочим. И в некоторой степени – честное: по крайней мере с 2012 года на федеральных (то есть на выборах Владимира Путина) и московских выборах (мэра Москвы и депутатов Мосгордумы) прямые фальсификации при голосовании и подсчете голосов не практиковались в массовом масштабе.
Есть частное и общее объяснения этому феномену. Частное заключается в том, что прямые фальсификации не проходят бесследно: граждане России получили достаточно наглядные подтверждения прямых фальсификаций на выборах 2007–2011 годов и убедились в том, что в подавляющем большинстве случаев фальсификации остаются безнаказанными. Часть граждан наблюдала собственными глазами за нарушениями на избирательных участках и за тем, как полученные при них цифры разошлись с официальными данными, большинство имели удовольствие увидеть это в СМИ или увидеть в Интернете. Неожиданный (для инициаторов) эффект дала установка веб-камер на избирательных участках; кое-где они зафиксировали такое, что никак не ожидали увидеть старшие организаторы выборов, питающиеся сказками, которые им рассказывают младшие организаторы. (Заметим, что недешевая программа массового видеонаблюдения на выборах именно поэтому была срочно свернута.)
При этом фальсификации в день голосования и при подсчете голосов (прямые фальсификации) стали предметом широкого обсуждения не только в СМИ. На них акцентировали внимание и ЦИК, и штатные политологи, и квазиобщественные организации, созданные для одобрительной оценки наших выборов. Изречение, что «неважно, как голосуют, важно, как считают», тысячу раз повторили российские СМИ. Поэтому у российских граждан создалось устойчивое мнение, что на выборах не совсем правильно считают и что повинна в этом команда вредителей под руководством волшебника Чурова. Это он виноват в том, что качество избираемых депутатов всех уровней – от федеральных до местных – ниже плинтуса, и занимаются они совсем не тем, что обещали, когда были кандидатами.
Ритуал самовоспроизводства
На таком фоне как-то совсем незаметно, что выборы-то состоят не только из голосования и подсчета голосов. Выборы – это борьба реальных политиков, это настоящая, а не имитируемая конкуренция. И что использование действующей властью ресурсов, предоставленных ей обществом, для того чтобы добиться нужного ей результата на выборах, – нонсенс, обессмысливание самого института выборов. Ибо при этом получается, что избиратель сам оплачивает рекламу политического товара, который ему продают вне зависимости от его воли. Такие выборы превращаются в самовоспроизводство власти, прикрываемое демократической процедурой, превращенной в ритуал. Мягко говоря, такие выборы превращаются в измерение уровня терпеливости общества по отношению к действующей власти.
Выборы не являются изолированным институтом. В условиях, когда отсутствует разделение властей (то есть когда и законодательная, и судебная власти встроены в административную вертикаль), когда правоохранительные органы своей первейшей задачей считают охрану прав государства, а не граждан, когда основные средства массовой информации имеют единую финансовую основу, когда бизнес либо ассоциирован с властью, либо находится под ее постоянным давлением, никаких свободных выборов быть не может. Важными факторами также являются наличие партийной системы и гражданского общества, представляющих весь политический спектр. Если же партийную систему строит все та же вертикаль, а гражданское общество просеивается через государственное сито, отсекающее «вредных» общественников, никаких свободных выборов не будет. Даже при хорошем избирательном законе (а в 90-е годы у нас был создан достаточно хороший закон) избирательное правоприменение – с государственными судами, контролируемыми избиркомами и огосударствленными СМИ – будет обеспечивать победу одной политической силе – администрации.
Я не оговорился: главным участником российских выборов является отнюдь не партия «Единая Россия», о которой так много говорят ее электоральные оппоненты. «Единая Россия» – лишь юридическое оформление, необходимое в силу выборного законодательства. Было бы дико, если бы законодательство предусматривало участие в выборах действующей администрации, поскольку последняя может слишком сильно влиять на избирательный процесс. Более того, избирательные законы всегда содержат запреты на использование административного ресурса. Его использование жестко карается: вспомним «уотергейтское» дело.
Строгие запреты на использование административного ресурса содержатся и в российском избирательном законодательстве. И уж, конечно, там не написано, что администрация может выступать в качестве претендента на выборах. Участие администрации обеспечивается «системными», а в последнее время – после партийной реформы – еще и «политтехнологическими» партиями, и еще в большей степени – «независимыми» кандидатами. А уж организовать им электоральную поддержку, имея в руках «вертикаль власти» с висящими на ней судами, избиркомами, правоохранительными органами и средствами массированной информации – дело техники.
Пропагандисты наших выборов любят упоминать о том, что в некоторых западных странах выборы организует именно администрация. При этом используется смешение понятий: в этих странах администрация представляет собой аппарат неполитизированных чиновников-исполнителей. Путаница может возникать из-за того, что избранную с помощью выборов исполнительную власть тоже называют «администрацией». «Политической администрацией», которая сбалансирована не менее легитимной законодательной и судебной властью и на которые «неполитическая администрация» работает в той же мере, что и на исполнительную власть. Увы, в России нет реального разделения властей.
Российский избиратель сердцем чувствует, что наши выборы – не совсем выборы, потому что в действительности он не выбирает, а лишь исполняет ритуал, в котором победители заранее определены и в котором от него совсем ничего не зависит. Который не меняет власть, что должно происходить иногда при настоящих выборах. И даже если считать будут честно, выборы все равно оставят неприятное впечатление спектакля. Это и есть общее объяснение его незаинтересованностью в выборах.
Со сменой идеолога в кремлевской администрации российские выборы приобрели новые черты. Новая администрация решила побороться с пресловутым фактором прямых фальсификаций. Она решила улучшить имидж российских выборов, подновив декорации. И достигла определенных успехов. Как я уже говорил, на выборах президента в 2012 году и на московских выборах в 2013 и 2014 годах количество прямых фальсификаций сократилось на порядок (впрочем, это не предотвратило массовых фальсификаций в Санкт-Петербурге в 2014 году). Это наряду с показательным удалением из ЦИКа Владимира Чурова и назначением на пост председателя Эллы Памфиловой стало предметом особого восхищения пропагандистов наших выборов. Но кардинально ситуацию с выборами это не изменило.
Почему фальсификации – не главное
 |
| Прямых фальсификаций теперь не будет, но зато придуманы более эффективные манипуляции с мнением избирателей. Иллюстрация Depositphotos/PhotoXPress.ru |
Параллельно с отказом от прямых фальсификаций происходила дальнейшая подстройка избирательного законодательства под нужды администрации. В конце 2012 года были приняты законы, которые компенсировали неожиданные нововведения зиц-президентства Дмитрия Медведева: либерализацию партийной системы и возвращение губернаторских выборов. Был введен единственный день голосования и в значительной степени заморожены составы участковых комиссий. Последующие три года отмечены небывалой активностью в области избирательного законодательства, ограничившей пассивное избирательное право и возможности общественного наблюдения на выборах, фактически отменившей выборы местной исполнительной власти. Количество подписей в поддержку выдвижения на региональных выборах выросло до нереального уровня (при этом, как известно, пять привилегированных партий имеют право не собирать подписи). Был принят новый закон о выборах депутатов Госдумы, изменивший избирательную систему. Показательной характеристикой наших законодателей стал перенос очередных думских выборов на два месяца вперед. Новая «лепестковая» нарезка избирательных округов хорошо объясняется желанием «разбавить» протестный электорат электоратом, более подверженным административному влиянию. Последняя редакция основного избирательного закона состоялась в апреле – за два месяца до назначения новых выборов. Сам по себе факт перманентного изменения правил игры не характеризует наши выборы с лучшей стороны.
Зато правила формирования избирательных комиссий и назначения их председателей остаются неизменными. Хотя это именно тот узелок, потянув за который можно было бы начать совершенствование наших выборов. В конце 2015 года были заново сформированы многие территориальные комиссии, которые составляют костяк системы избирательных комиссий. В основном их формирование происходило в традиционном ключе: не брать «подозрительных» личностей, известных своей гражданской активностью.
Отказ от прямых фальсификаций вернул практику выборов к началу 2000-х годов, когда двумя основными способами влияния администрации на выборы были отказы в регистрации «нежелательных» кандидатов и массированная агитация под видом информирования.
Отказ в регистрации кандидата – самый эффективный способ превратить выборы в фикцию. Нельзя избрать того, кто не включен в избирательный бюллетень. Отказать же по подписям не представляет труда: дело в том, что методы массовой выбраковки подписей с помощью засекреченной базы УФМС и с помощью «неоспариваемых экспертов», дающих «предположительные» заключения о том, что дата (не подпись!) проставлена «не рукой избирателя», доведены до автоматизма. С учетом единодушия юристов административных избирательных штабов, часто одновременно являющихся и юристами при избиркомах, и судей относительно изъянов в подписных листах, с учетом разного подхода избиркомов к проверке подписей разных кандидатов и с учетом запредельного числа необходимых для регистрации подписей на региональных и федеральных выборах регистрация по подписям превращается в задачу не для кандидатов, а для администрации: кого можно зарегистрировать, а кого – нет. Проблема попадания в избирательный бюллетень усугубляется также избирательным подходом власти к регистрации партий.
Замечательным примером могут служить выборы в Мосгордуму 2014 года: необходимость в фальсификациях отпала в связи с тем, что почти все «несистемные» оппозиционеры не преодолели этап регистрации по подписям; большинство не смогли собрать 5 тыс. подписей, а двое собравших подписи встретились с армией проверяющих экспертов (в отличие от других «не представляющих опасности» кандидатов).
Вторая важнейшая административная избирательная технология – массированная агитация под видом информирования. Она проявляется в разных формах: и в билбордах так называемой социальной рекламы, и в размещенных везде информационных стендах ЖКХ, но главное – в средствах массовой информации. Подавляющее большинство СМИ вопреки их номинальному статусу очень сильно зависят от власти. В некоторых регионах, например в Москве, еще при Юрии Лужкове создана империя (тираж – 7 млн экземпляров) государственных печатных СМИ, издаваемых и массово распространяемых за государственный счет. В масштабах страны на федеральных выборах аналогичную роль играет практически полностью огосударствленное телевидение. Несмотря на то что многие СМИ формально не принадлежат и не финансируются государством, в целом подавляющее число СМИ очень сильно зависит от администрации соответствующего уровня. Разнообразие СМИ исчезает тогда, когда они перестают иметь разнообразные финансовые базисы. Это разнообразие было уничтожено в начале 2000-х годов (пока, правда, еще не до советского состояния).
Отсутствие разнообразия СМИ является причиной того впечатления о неравном доступе к СМИ, которое постоянно преследует участников выборов. КПРФ и другие партии жалуются на это после каждых выборов. ЦИК РФ резонно возражает им, ссылаясь на свой регулярный мониторинг доступа партий к СМИ. Закон предусматривает равный доступ всех участников выборов к непартийным СМИ в целях агитации. Что, собственно, и соблюдается, если говорить о тех материалах, которые признаются агитацией. Проблема в том, что реальное число материалов, создающих положительный имидж реального участника выборов – администрации, не «Единой России»! – в десятки раз превышает число материалов, признаваемых нашими избиркомами и судами агитационными. Если же говорить о тиражах, к тому же бесплатно распространяемых и достигающих (в отличие от агитационных материалов оппонентов администрации) всех уголков нашей необъятной страны, то речь будет идти о подавляющем преимуществе в агитации главного, хотя и неформального участника выборов. С соответствующими последствиями для результата выборов. Здесь мы опять сталкиваемся с тем, что корень зла лежит совсем не в избирательной системе.
В этом году мы наблюдали небывало широкое распространение технологии предварительной агитации. Технологи партий поняли, что всякая агитация, проходящая до назначения выборов, не является агитацией в строго юридическом смысле слова и, в частности, не должна оплачиваться из избирательного фонда. Этим воспользовались многие партии, но особо преуспела в этом «Единая Россия». Честь и хвала ее технологам, которые поняли, что прекрасным агитационным инструментом является мероприятие, которое они назвали «праймериз». И не было в этих праймериз никакого нарушения закона, если бы они вновь не подтвердили суть партии как ширмы для администрации. Почти вся «агитационная» кампания праймериз проходила под эгидой местных администраций, для нее были задействованы государственные (то есть издаваемые на деньги налогоплательщиков) СМИ и бюджетные учреждения. И надежды на то, что административная агитационная кампания пойдет как-то по-другому, нет.
Две упомянутые административные технологии являются главными, но совсем не единственными. И использование правоохранительных органов, и давление на бизнес, и привлечение к голосованию, получению открепительных, и запрет на наружную рекламу, изъятие агитационных материалов, и ограничение встреч с избирателями, и временное включение в администрацию коммерческих политтехнологов – все это проявления административного ресурса на выборах.
Сказанное не означает полную безнадежность наших выборов. Во-первых, случаются неожиданности, а практика показывает, что у нас и один в поле воин. Во-вторых, сказанное означает, что выборы могут меняться, хотя для этого требуются изменения не только внутри ЦИК РФ. Ну, и в-третьих, надежда умирает последней.
