Слева – коммунизм, справа – милитаризм. А прямо – не хочется, но надо. Фото Fotolia/PhotoXPress.ru
Председатель правительства РФ и по совместительству лидер «Единой России» Дмитрий Медведев, комментируя итоги майских праймериз этой партии, заявил, что предварительное голосование по-американски нашей стране не подходит. У нас, как следует из слов премьера, не привыкли к тому, что политики ведут себя как в шоу ряженых. Праймериз в России – «заинтересованный конкретный разговор о существующих проблемах и путях их решения». Другими словами, мы взяли то, чем другие злоупотребляют, и нашли ему верное применение. Так ли это?
Предварительные выборы вместо настоящих
В оценке перспектив российских праймериз исходить нужно из политических реалий. Главная из них – доминирующее положение партии «Единая Россия». Для того чтобы система каким-то образом изменилась, необходима воля правящей элиты, которая держит в своих руках все институциональные и административные рычаги. Власть выдала за проявление такой воли либерализацию законодательства о выборах в 2012 году, хотя в действительности это была вынужденная уступка, совершенная под давлением улицы.
Прошло четыре года, и многое вернулось на круги своя. Относительно либеральное законодательство создает формальную конкуренцию и тем самым легитимирует власть. Кажется маловероятным сценарий, при котором правящая элита ослабит хватку и допустит свободную конкуренцию всех желающих на выборах. Скорее приходится ожидать, как и летом 2011 года, на исходе президентского срока Дмитрия Медведева, что либерализация системы произойдет посредством переноса в сферу публичной политики противоречий внутри элиты. Например, вместо спорящих в президентском кабинете Алексея Кудрина и Сергея Глазьева будут две лояльные Владимиру Путину партии, отстаивающие разные взгляды на природу кризиса. Или же идейные разногласия внутри «Единой России» обретут форму нормальной, открытой политической конкуренции.
Последний сценарий отчасти воплощают праймериз единороссов. Партия в нулевые существовала в режиме кадрового и идеологического пылесоса, поглощая и умеренных либералов, и леваков, и популистов-патриотов, и ярых государственников, и чиновников, и спортсменов, и звезд эстрады. Это гетерогенное, внутренне противоречивое образование, длительное существование которого возможно лишь в условиях квазиполитики, когда реальной конкуренции нет, а выборы – не более чем ритуал подтверждения мандата действующей власти. Праймериз делают противоречия публичными. Можно открыто критиковать однопартийцев. Можно даже обвинять их в таких грехах, как использование административного ресурса во время предварительного голосования. Это не означает, что праймериз должны привести к расколу главной партии. Это означает, что за неимением настоящей легальной партийной конкуренции и при нежелании власти ее создавать публичная политика может развиваться и в рамках одной партии. Такое положение дел, конечно, не отвечает принципам нормальной демократии. Но мы ведь договорились, что исходим из реалий.
Важно понимать, для чего в действительности использует праймериз партийное руководство. Вариантов здесь, кажется, два. Первый – руководство «Единой России» и российская власть в целом не желает полной дискредитации процедуры выборов, но, напротив, хочет, чтобы тематически они были приближены к реальной повестке дня. В таком случае праймериз – это разумная селекция, а вместе с тем – в перспективе – и легальная площадка для политической дискуссии. Второй вариант сводится к тому, что власть использует праймериз как технологию чистки, кадровой перезагрузки партии. Формально это более честный способ. Одно дело просто вычеркнуть депутата из списка и предложить ему пост сенатора в режиме «Бери, пока дают!». Другое дело – сказать депутату: «Старик, мы бы рады тебя включить в список, но – видишь ли – праймериз. Но ты не расстраивайся, будешь сенатором».
Нормы и практики
Праймериз в России – демократический институт, изъятый из естественной среды и перенесенный на другую почву. Пересаженный орган. Власть не видит в этом проблемы. По большому счету это схоже с логикой восточных традиционалистов, которые хотят покупать и заимствовать западные технологии, но не западную систему ценностей. Они зачастую не понимают, что институционально возможными передовые технологии становятся лишь во вполне конкретном социальном и ценностном контексте, способствующем инновационности.
Контекст, из которого изъяты праймериз, скорее является практическим, а не нормативным. С нормами в России все в порядке. Разделение властей, свободы слова и собраний, политическая конкуренция закреплены в законодательстве. Однако на практике сферы законотворчества и отправления правосудия контролируются исполнительной властью. У руководства страны практически неограниченный карт-бланш на внесение поправок в законы и принятие новых норм, которые очень часто ограничивают политические свободы граждан. При либеральном избирательном законодательстве действуют механизмы отсеивания неугодных политиков, их недопуска к выборам – от сомнительных уголовных дел до муниципального фильтра.
В конкурентной политической среде, то есть в западных демократиях, партии проводят праймериз с одной главной целью – победить на выборах. Не выпасть из контекста. Не оторваться от общества и его запросов и нужд. Уловить тренды, тенденции. Отобрать таких кандидатов или такого претендента на президентское кресло, в победу которого готовы поверить те, кто финансирует политические кампании. Сложная и долгая предварительная процедура обусловлена присутствием сильного соперника.
Праймериз в российских условиях подобны цветку, упорно пробивающемуся сквозь бетонную толщу к свету. Фото Тимо Ньютона-Симса |
В России другая история. Можно сказать, что Демократическая коалиция проводит праймериз, отчаянно пытаясь пусть не выиграть у «Единой России», но хотя бы навязать выборам повестку, пробиться в Думу, заработать мандаты. Можно сказать, что и «Единая Россия» старается не выпасть из социального контекста. Но присутствие реального соперника партия власти едва ли ощущает. Если праймериз показали, что Алексей Пушков при всей своей медийности не слишком популярен, то партия, наверное, не станет включать его в список.
Но если бы партия оставила Пушкова в списке, это вовсе не означало бы, что она уступит мандаты коммунистам, эсэрам, ЛДПР или Демкоалиции.
Признание итогов праймериз в качестве объективного и руководящего показателя – отдельный вопрос. Для развитых демократий характерен приоритет процедуры. Маккейну может не нравиться Обама, он восемь лет после выборов будет жестко его критиковать, но после объявления итогов голосования он первым делом поздравляет победителя. Сейчас республиканскому истеблишменту может не нравиться Дональд Трамп и политический тренд, который он воплощает, но они ничего не могут поделать, если тот выиграл праймериз. Его придется выдвигать в президенты. В России же праймериз не носят политически императивного характера.
Руководство «Единой России», согласно уставу партии, обязано учесть результаты праймериз при формировании избирательного списка. Но никакого автоматического переноса в документе не предписано, примата процедуры здесь не наблюдается. В частности, съезд партии может проголосовать за любые кандидатуры, выдвинутые ее лидером – в обход праймериз. Если лидеру покажется, что кадровая ситуация выходит из-под контроля, он вместе со съездом может, по сути, сформировать список сам. На Западе это была бы самоубийственная стратегия, потому что считается, что праймериз отражает тренд и партия проиграет, игнорируя его. В России власть сама привыкла определять тренды.
Нужно ли это оппозиции
То обстоятельство, что «Единая Россия» проводит праймериз, выгодно отличает ее от думской оппозиции, которая считает партийные съезды достаточно надежным фильтром. Он действительно надежен, если целью является отфильтровать непредсказуемость, сохранить позиции руководства, а главным критерием, влияющим на продвижение молодых политиков, сделать аппаратные связи. Молодой, амбициозный политик с большой долей вероятности выберет структуру, которая проводит праймериз. Тем более что все четыре парламентские партии, включая единороссов, принадлежат к одной политико-идеологической формации: они в той или иной степени левые в том, что касается экономики и роли государства в ней, и консерваторы в том, что касается социальной этики.
Целью думской оппозиции, как это видится в последние лет 10–15, не является победа над «Единой Россией». Эти партии допущены к разделу выборного пирога, они вполне нормально существуют в рамках сложившейся системы, программой минимум для них является сохранение статус-кво, программой максимум – бонусные 5–10 мандатов. Они отдают себе отчет в том, что в значительной мере диапазон возможностей для них устанавливается в коридорах власти и в переговорах с правящей элитой. Локальные победы над единороссами могут быть использованы как козырь в торге с властью, но не как повод стать смелее и пуститься в самостоятельное плавание. При таком подходе праймериз кажутся избыточными.
Другая ситуация с Демкоалицией. По большому счету ей не находится места в сложившейся системе. Она ищет способ туда пробиться. Специфика ее праймериз определяется тремя моментами. Первый – это невозможность участия в предварительном голосовании в качестве кандидата Алексея Навального. Он искусственно выведен за рамки легального политического процесса, притом что при всей неоднозначности своей фигуры является одним из очевидных лидеров для демократов.
Второй момент заключается в том, что праймериз являются наиболее адекватным способом решения вопроса о лидерстве. Демкоалиция состоит из амбициозных людей. Каждый хотел бы руководить. Каждому кажется, что все беды оппозиции происходят от того, что к рулю не пустили именно его. Есть процедура, которая способна расставить все точки над «i». Однако не каждый потенциальный демократический лидер готов быть принципиальным демократом до конца. Отсюда попытки застолбить за собой место в начале списка. Отсюда обвинения в преднамеренном срыве праймериз и утечке данных голосовавших в Интернет.
Третий момент касается повестки. Мягко говоря, нет гарантии, что именно посредством праймериз демократам удастся найти ключ к системе. Практика 2011 года показала, что ключ находится спонтанно, а лидеры определяются во многом стихийно. Проблема заключается в том, что значительная часть целевой аудитории демократической оппозиции существует в собственной политической реальности. Это правозащитная публика. При всей значимости темы прав человека она не является электорально привлекательной, о чем свидетельствуют все опросы. Не впечатляет и тема коррупции. Тогда как потенциальный лидер демократов на праймериз определяется именно по этому принципу – ярко ли, убедительно ли он говорит о злоупотреблениях власти, о нарушении ею прав человека.
Праймериз, безусловно, являются институтом развитой демократии. На почве демократии неразвитой, как в России, их полезное действие оказывается ограниченным. Тем не менее они дают надежду хотя бы на частичное проникновение реальной публичной политики в затвердевшую систему. Если задаться целью сделать их по-настоящему эффективным инструментом политической селекции, то праймериз могут стать локомотивом серьезных структурных трансформаций. Впрочем, здесь мы снова упираемся в ключевой системный элемент – в волю власти.