Роза Цветкова
Судьбы сотен людей в интернатах искалечены, только потому что они – брошенные. Фото PhotoXPress.ru
Согласно некоторым статистическим данным, каждый 800-й россиянин в перспективе имеет шансы стать потенциальным клиентом психоневрологического интерната (ПНИ). Из расчета более чем 140 млн населения России эта цифра звучит тем более устрашающее, что проживающих в таких социальных учреждениях не считают людьми, чьи права и интересы надо последовательно отстаивать. Ответственный редактор «НГ-политики» Роза ЦВЕТКОВА попросила рассказать юриста, адвоката Московской коллегии адвокатов Елену МАРО, с какими трудностями ей приходится сталкиваться при оказании правовой помощи самой бесправной категории инвалидов.
– Елена Васильевна, знаю, что вы не первый уже год на добровольных началах оказываете юридическую помощь инвалидам, проживающим в социальных специализированных учреждениях. Какие права людей – которым, трудно представить, но предстоит провести в психоневрологических интернатах едва ли не всю свою жизнь – вам приходится отстаивать прежде всего? Ведь не секрет, что общество в большинстве своем относится к проживающим в ПНИ не иначе как к психам, которых потому и изолировали от остальных людей, что они не вполне нормальны.
– Подобное отношение абсолютно невозможно в нормальном и здоровом обществе. Могу сказать одно: иные люди, в силу разных обстоятельств попавшие в ПНИ, гораздо порядочнее, чище и разумнее тех, кто относится к инвалидам с таким пренебрежением. Но давайте сейчас будем говорить не о морали, это отдельная и трудная тема, а о правах инвалидов, многие из которых действительно обречены на проживание в ПНИ практически навсегда. И знаете, во многих случаях почему? Потому что это люди, которые не знают своих прав, им никогда не оказывалась правовая помощь.
Вот самый наглядный пример – человек, который поступил в психоневрологический интернат из коррекционного детдома по путевке Министерства социальной защиты. Помимо того, что он всю жизнь прожил в детдоме, лишенный возможности хоть как-то адаптироваться в социуме, он даже не подозревает, что ему, оказывается, как сироте положено жилье от государства при достижении 18 лет. Срок законом на данный момент не установлен. С 1 января 2013 года из статьи 8 Федерального закона РФ от 21 декабря 1996 года № 159-ФЗ «О дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», и из пункта 2 статьи 57 Жилищного кодекса РФ пропало упоминание о том, что жилье детям-сиротам предоставляется вне очереди. Но мало того, что ему никто не разъяснил этих его имущественных прав, но и, как правило, – уж не знаю, с чем это связано: с позицией ли самого Министерства соцзащиты или с директивой других госорганов – его еще и лишают дееспособности. Тому масса примеров – на практике по выпуску из детдома инвалиды от рождения второй группы поступают в психоневрологические интернаты, увы, уже недееспособными.
– Что влечет за собой такой статус? Человек уже не может ничем самостоятельно распоряжаться, в том числе и жильем, и все эти вопросы находятся в ведении опекуна? А кто определяет, где в дальнейшем должен проживать инвалид?
– Ответственность за каждого инвалида, проживающего в ПНИ, лежит на администрации ПНИ и Министерстве соцзащиты, которое направило его в этот интернат. В законе не прописано, куда конкретно его должны перенаправить из детского дома, в какой интернат. Эти вопросы регламентируются самим ведомством в регионе, где до 18 лет жил в коррекционном детдоме такой ребенок. Министерство социальной защиты по путевке направляет каждого инвалида в зависимости от наличия свободных мест в тот или иной интернат. Это своеобразный такой конвейер. И совершенно неподготовленные, неадаптированные ребята с самыми разными диагнозами, а иногда и без таковых попадают в специализированные интернаты, где условия проживания фактически казарменного типа, иногда по 6–10 человек в комнате, и где с учетом специфики учреждения имеются закрытые этажи. А это значит, что отныне жизнь молодого человека полностью подконтрольна: во сколько подъем, завтрак, прогулка, что и сколько ему пить, курить, спать, что надевать – зависит уже не от него самого, а от сотрудников, работающих в этом ПНИ.
И в таких условиях инвалид начинает проживать, совершенно не зная, что он имеет право на социальную адаптацию, образование, развитие, трудотерапию, лечение и что за счет части его пенсии покрывается его проживание в том или ином интернате.
– Разве за адаптацию даже недееспособного человека не отвечает опекун, например? И кто, как не юрист в этом самом ПНИ, обязан не только разъяснять инвалиду его права и возможности, но и отстаивать их в необходимых ситуациях?
– Конечно! Потому что человек, лишенный дееспособности, в соответствии с законодательством не вправе решать вопросы финансового характера. И в такой ситуации назначается опекун, как правило, это директор интерната или сотрудник социальных органов.
– У которого под опекой может находиться несколько сотен человек, если учесть численность наших ПНИ…
– Да, и который в том числе распоряжается имуществом, пенсией, всеми финансами, которые человек получает. В нашей стране, к сожалению, если ты лишен дееспособности и если твоим опекуном является не какой-то близкий тебе человек, а, к примеру, администрация интерната, ты становишься фактически пылью придорожной, уж извините меня за это абсолютно не правовое выражение. Но нет реально никаких прав у недееспособных людей в психоневрологических интернатах, всем распоряжается твой опекун, а если к тому же у недееспособного инвалида нет никаких контактов с внешним миром, то можно представить, какие неограниченные возможности появляются у опекуна в случае его непорядочности и недобросовестности.
Хотя в соответствии с поправками в 442-ФЗ Закон «Об основах социального обслуживания в РФ», которые вступили в силу в 2015 году, к каждому человеку, проживающему в интернате – неважно, открытого или закрытого типа, – должен применяться индивидуальный подход. Это касается как сферы социальных услуг, которые помимо стационарного обслуживания – проживания, питания, мягкого инвентаря – должен теперь предоставлять интернат в индивидуальном порядке, так и программ развития и коррекции, адаптации и т.д. Но на практике такого нет и в помине.
Более того, очень часто прав на свободу передвижения или распоряжения личными сбережениями в интернатах лишают и дееспособных граждан. Это может выглядеть как наказание за какую-нибудь ничтожную провинность. Например, человек вовремя не встал утром или же задает много вопросов, или жалуется на питание в интернате.
– Когда люди, до сих пор бесправные, начинают проявлять правовую активность и заявлять о своих правах, они становятся неудобными?
– Да, администрация любого ПНИ, за редким исключением, вряд ли заинтересована в том, чтобы заниматься проблемами каждого отдельно взятого инвалида персонально. Потому что если в вверенном тебе учреждении более 400 человек, то легче работать, если они не доставляют тебе особенных хлопот. Поэтому нередко используется и такая форма подавления активности проживающих, как изоляционно-медикаментозная. Я не врач, но если молодые люди, которым просто в силу возраста положено быть энергичными и мобильными, жалуются на то, что им все время хочется спать и что они себя плохо чувствуют, согласитесь – это вызывает вопросы, в силу каких причин возникает такая апатия.
– Интернат, тем более специализированный, – это почти всегда система, стремящаяся к закрытости. Как помочь там находящимся людям в том, чтобы отстоять их гражданские права? Ведь психоневрологический диагноз – это не приговор на забвение. А общество узнает о судьбе таких людей лишь в экстремальных ситуациях, чего стоит просто вопиющая история в одном из детских коррекционных домов в Биробиджане, директор которого на протяжении длительного времени не только безнаказанно насиловал малолетних воспитанников, но и даже снимал это на видео. А выяснилось все в ходе возбужденного много раньше уголовного дела по расследованию финансовых махинаций со средствами несовершеннолетних в том же детском доме, по которому фигуранты, кстати, подпали под амнистию в 2012 году. И только сейчас благодаря усилиям следствия стало известно о более ужасных вещах, творившихся там.
– Без участия общественных сил и волонтеров никакое следствие не докопается до глубин происходящего. Тенденция всех интернатов психоневрологической направленности – не выносить сор из избы. Вовнутрь не так просто попасть человеку со стороны, это действительно закрытые по факту учреждения, вам всегда сошлются на то, что у вас, согласно законодательству, нет допуска ни к личному делу инвалида, ни тем более к его диагнозу. И потому не секрет, что администрация в любом таком учреждении крайне неохотно идет на контакты с волонтерами, сестрами милосердия и иными сторонними лицами, будь то юрист или врач.
Любое закрытое учреждение порождает неограниченные возможности для коррупции, пыток и многих других издевательств над беззащитными людьми. Есть совершенно замечательные учреждения, где соблюдаются все права инвалидов, но даже там это произошло не сразу, а во многом потому, что в свое время туда, можно сказать, внедрились волонтеры. И там, где они есть, сразу появляется возможность хоть что-то проконтролировать. То же использование пенсионных инвалидных накоплений, например. Иначе, если человек недееспособный и его пенсией распоряжается опекун, то есть все та же администрация интерната, доказать, что денежные средства тратились как-то не так, – нереально. Конечно, в случае если есть родственники, они могут запросить информацию, но большая часть проживающих в ПНИ – из коррекционных детдомов, брошенные.
В моей практике был уникальный случай, когда я занялась делом инвалида, 25 лет прожившего в ПНИ, и, когда я подняла его личное дело, поступившее из Уваровского коррекционного детдома, оказалось, что комиссия дважды дала заключение о нецелесообразности нахождения его в коррекционном детдоме! Вы понимаете, насколько сломана судьба человека, который прожил с самого рождения всю свою жизнь в коррекционном учреждении, по сути, без психического заболевания?! Это жертва системы! Куда смотрело министерство?
– Удалось добиться его выхода на волю?
– Да. Получению квартиры помогли волонтеры, юристы правовой общественности.
– Извне?
– Да. Если бы общественность не вмешалась, ничего бы не было. Юрист интерната не занималась этим вопросом. А судьба юноши искалечена, этого уже не изменить.
– Но ведь кто-то должен понести ответственность за такое надругательство над жизнью?
– Доказать намеренность в таком случае очень тяжело. Я считаю, ответственность должны нести сотрудники министерства субъекта Федерации. Министерство у нас является учредителем этих госучреждений, оно назначает туда своих директоров, которых вправе проверять и как учредитель, и как получатель бюджетных средств.
– С какими трудностями вам приходится сталкиваться в оказании правовой помощи инвалидам в ПНИ?
– На своем опыте могу сказать, что нередко ощущаю колоссальное противостояние: задействованы абсолютно все структуры, начиная с местных правоохранительных органов и заканчивая соцслужбами, которые, наоборот, должны блюсти и охранять права инвалидов. Те же проблемы и на уровне судебной системы – сплошная круговая порука, особенно заметно это, если речь идет о судах районного или городского масштаба.
– Удается сломать, превозмочь эту систему блокировки?
– Да, но это очень редкие, исключительные случаи.
