Система не знает, куда идти. Вместе с обществом или без него

Фото Reuters

Одни из самых захватывающих мифов древности, давших нам как великих героев, так и легендарных чудовищ, – о противостоянии человека и природы. В XVII веке Томас Гоббс в своем «Левиафане» вывел самого оригинального из монстров – государство. Чудище, надо сказать, так и не было побеждено, ведь даже героя на него не нашлось. Нет такого победителя и в XX веке, когда образ Гоббса был переосмыслен и лег в основу множества до сих пор популярных антиутопий, начиная с Евгения Замятина, продолжая Джорджем Оруэллом, Олдосом Хаксли, Рэем Брэдбери и заканчивая подростковыми романами Сьюзен Коллинз.

Исход литературной борьбы индивидуума и системы всегда одинаков, несмотря на романтизированные попытки той же Коллинз сыграть не по правилам, – бывшие винтики ничего сделать с механизмом государства не могут. Надо полагать, это прекрасно известно любым реальным борцам с системой. Впрочем, реальность куда как более интересна, свидетельством чему служат десятки революций XX века и уже более десятка переворотов (или попыток переворота) в XXI веке.

Любопытный момент: с развитием социальных медиа в моду вошло утрирование, и сейчас, к примеру, на самом деле есть люди, полагающие, что СССР в былые годы и Россия сегодня – аналог Океании из оруэлловского «1984». Это вообще довольно-таки распространенное заблуждение – использование антитоталитарной (не будем забывать, сколько Оруэлл копировал с колониальной системы Великобритании) книги сначала в антикоммунистических целях, а затем и антироссийских. (Вернее будет сказать – антипутинских.)

На самом же деле все это не более чем неизобретательная оппозиционная аллюзия. Медиаистория обнаруживает ряд куда более сухих фактов. Начнем с топ-10 персон, которым в медиа был создан имидж борцов с режимом. Во-первых, в списке есть только один правозащитник – глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. Во-вторых, почти все фигуранты – люди достаточно хорошо обеспеченные. В-третьих, высок уровень представителей бизнеса либо же косвенно связанных с ним людей. В-четвертых, почти все это – фигуры столичные. (Разве что Евгений Ройзман – региональная, то есть екатеринбургская персона). В-пятых, есть только один представитель науки, то есть человек, к которому более или менее применительно определение «интеллектуал» – Сергей Гуриев.

Пересказывать истории конфронтации с государством каждого из них или анализировать места в списке – занятие бессмысленное. Обращает на себя внимание разве что тот факт, что Алексей Навальный по числу упоминаний почти догнал лидера – Михаила Ходорковского. Но важными тут представляются совсем другие моменты.

А именно – общая логика. Если следовать ей и перечислять не вошедших в топ борцов с системой, то обязательно на ум придут Борис Березовский и Михаил Касьянов. Между тем что они, что Борис Немцов, что Михаил Ходорковский – люди, которые раньше были инкорпорированы в систему, однако с ее изменением перешли в оппозицию. Или же их туда, что называется, перевели. Причем все они либо хотели, либо хотят попасть обратно, и каждый – лидером (тут к списку можно добавить Навального, Григория Явлинского и многих других). Однако на компромисс друг с другом они не идут, несмотря на общие, казалось бы, цели. Здесь уместно было бы вспомнить о паноптикуме Иеремии Бентама – проекте тюрьмы, когда один надзиратель наблюдает одновременно за всеми заключенными. Разница между ними нивелируется, а сами они чувствуют постоянный контроль – идеальные заключенные.

Другой важный момент – слабая интеллектуальная составляющая списка. Мало того, что в топе есть лишь один ученый, так там еще только один писатель – Эдуард Лимонов. И это при богатейшей имперской и советской традиции противостояния власти представителей и писательского и научного цехов. Если же говорить об искусстве в целом, то сравнение советских творцов-диссидентов с перформансами Петра Павленского или панк-молебном Pussy Riot говорит не в пользу последних. Великие тирании неизменно порождают великих несогласных, у которых есть собственная модель справедливого устройства государства. Современные же борцы с системой, как правило, действуют по принципу «мы против любого решения властей», не обладая при этом собственным ценностным фундаментом и представлениями о том, какова же их созидательная цель.

С другой стороны, нельзя не сказать, что созданная иллюзия публичной политики сегодня исключает возможность конструктивного диалога с популярными общественными деятелями. Как не способствует она появлению новых популярных общественных деятелей – и переходу их в политическое поле. Ведь борцы с системой являются отличными генераторами новых идей. Этим начиная с Авраама Линкольна пользовались американские президенты, приглашая к себе в команду представителей оппозиционного лагеря.

Тут можно провести и другую историческую параллель – между нынешней ситуацией в стране и Византией XIV века. Это была империя, искавшая свой особый путь, мечущаяся между Западом, Востоком и воспоминаниями о собственном величии. Но при всей слабости управленческого аппарата, религиозных распрях и прочих негативных факторах месадзоном (аналог премьер-министра) василевса Иоанна Кантакузина был назначен Димитрий Кидонис – ученый-аристократ, который позволял себе в открытую критиковать решения императоров или патриарха. Его письма – свидетельство того, как в человеке могут соединяться патриотизм, открытое несогласие с системой и встроенность в эту самую систему.

Нежелание верхов запустить механизмы социальной мобильности, а низов – консолидироваться, чтобы в случае несогласия властей заставить тех это сделать, приводит к застою на высшем уровне. На низшем – ко всем тем многочисленным ситуациям, когда человек попадает в жернова системы и уже ничто его спасти не может. Такова недавняя история таджикского мальчика Умарали Назарова, которого сотрудники Федеральной миграционной службы разлучили с родителями по причине отсутствия у тех документов и забрали в Центр медицинской и социальной реабилитации детей, где он скончался. От чего, пока точно неизвестно. СМИ отреагировали: «Умер вопреки инструкциям». Можно вспомнить о многих, действительно многих подобных ситуациях.

Но приводит ли это к изменениям? Нужно сказать, что временами результат есть – дыры в законах латают, а людям разрешают выпустить пар – разумеется, направляя его куда следует. Сходит на нет протест дальнобойщиков, как сошли на нет и все предыдущие самые разные протесты. Последствия всегда купируются, но причины недовольства все-таки, как правило, остаются. В этом вопросе мы возвращаемся к теме борьбы с системой, а точнее – к ее интеллектуальному изъяну.

В последние два года очень много говорилось про единение, консенсус, однако цели этого консенсуса заявлены не были: мы вместе, но куда пойдем – не очень понятно. Скажем, в Китае прекрасно знают, куда они идут, какой походкой, сколько потребуется времени и сколько людей будет потеряно на этом пути. При таком консенсусе руководство страны эффективно сочетает цель по сохранению власти и развитию самой страны. Гражданское общество, понятное дело, принесено в жертву прогрессу. Есть и примеры обратных ситуаций – когда гражданское общество, а особенно интеллектуалы априори выступают критиками системы, обнаруживая в ней дыры, тем самым по факту работая на тот же прогресс. Просто это другой вид консенсуса.

У нас же получается смешанная модель. Понятия замещаются, путь окутан туманом, интеллектуалы зачастую работают на власть, а не на страну. Лидеры протеста – это борцы из прошлого, которое борется с настоящим за туманное будущее. Все это соединяется в порочный круг: достаточно апатичное общество под давлением не может ни сформулировать запрос на новых, конструктивных борцов-лидеров, ни соответственно выдвинуть их, а власть, в свою очередь, консолидирована и не настроена на перемены. Итог: как минимум – отсутствие даже попытки риска, как максимум – великое инерционное бездействие. Оруэллом и тоталитарной системой тут и не пахло. Система просто плохая.