Авторитарный режим (на плакате Кубинские лидеры Фидель и Рауль Кастро) зачастую камуфлируется в «демократическое» оперение. Фото Reuters
Немалое число экспертов и публицистов как в нашей стране, так и за рубежом исходят из предположения о том, что в современной России сложилась либеральная демократия, пусть даже не вполне совершенная. Из этого ложного представления вытекает использование терминологии и инструментария, совершенно не адекватных российским условиям. И как следствие – ошибочные оценки и выводы.
Однопартийная система
Иные авторы, например, глубокомысленно рассуждают о том, что означает очередной рост рейтинга первого лица в государстве. По всей видимости, полагают они, российский президент проводит свою политику значительно эффективнее, чем лидеры западных стран, такие, например, как Барак Обама, чей рейтинг не дотягивает до 40%. Другие авторы делают удивительное «открытие»: оказывается, оппозиция в России имеет шансы прийти к власти, вот только для этого ей необходимо быть ближе к реальным нуждам избирателей и заинтересовать их своей программой.
На самом деле либеральной демократии в России нет, не было и, как полагают некоторые исследователи, например, Владислав Иноземцев, никогда и не будет.
В этом не сложно убедиться.
Существует множество определений либеральной демократии. Так, Ларри Даймонд выделяет следующие основные черты этого общественного строя: наличие политической системы, позволяющей приводить к власти и сменять руководителей государства всех уровней посредством свободных и справедливых выборов; активное участие граждан в политической и общественной жизни; защита прав человека; господство закона, одинаково применяемого ко всем.
Существует и более простое определение: либеральная демократия начинается тогда, когда оппозиция приходит к власти и при этом не происходит краха государства. Всем, кто всерьез считает Россию либеральной демократией, предлагаю задуматься над вопросом: допускают ли они, что на президентских выборах 2018 года и последующих выборах может победить не Владимир Путин или иное лицо, выдвинутое и подержанное нынешней правящей корпорацией, а некий представитель оппозиции – системной или несистемной? Это возможно только в том случае, если в стране произойдет некая грандиозная катастрофа и вся действующая политическая система будет разрушена до основания.
В этом плане нелишне вспомнить единственные подлинно демократические выборы президента РСФСР 12 июня 1991 года. Что последовало за ними? Правильно: крах государства (СССР) и его распад! То есть демократия с этих выборов, к сожалению, не началась. Если же говорить о президентских выборах 1996 года, то они никак не могут быть названы справедливыми: чего стоила – во всех смыслах! – одна лишь кампания «Голосуй или проиграешь»! Что касается всех последующих президентских выборов, то их результаты были известны заранее и никакая иная возможность правящей корпорацией просто не предусматривалась.
В этом смысле можно утверждать, что в реальности в России сложилась однопартийная система: «правящая партия» – это президент Владимир Путин и его ближайшее окружение, все остальные партии можно хотя бы завтра распустить, переформатировать, переименовать – ничего в проводимой политике от этого не изменится.
Глядя на всю предыдущую историю России, мы убеждаемся, что все попытки реально ограничить самодержавную власть, независимо от того, как она исторически называлась, либо заканчивались неудачей, как это было во времена Смуты, в начале правления Анны Иоанновны, Екатерины II или Николая I, либо вели к катастрофе, как это произошло после отречения Николая II или в результате реформ Михаила Горбачева.
На сегодняшний день в России государство и либеральная демократия – несовместимые понятия. Это положение, по всей видимости, объясняет те опасения, который испытывает правящая корпорация перед любыми попытками продвинуть в России демократический проект, от кого бы эти попытки ни исходили.
С логарифмической
линейкой – в компьютерный век
Как же обозначить тот политический строй, который сложился сегодня в России? Иные исследователи называют его «гибридной демократией»: мол, на местном и региональном уровне демократия так или иначе присутствует, а на федеральном уровне ее нет. Представляется, однако, более точным просто назвать Россию авторитарным режимом, где все важнейшие экономические, внутри- и внешнеполитические решения определяются волей одного человека. При этом данный авторитарный режим использует для своей легитимации, главным образом на международной арене, различные атрибуты, присущие либеральной демократии, такие как политические партии, выборы, Конституционный суд, отдельные независимые СМИ и т.д. Эти атрибуты существуют, но в рамках действующей политической системы они никогда не приведут к отстранению от власти правящей корпорации путем свободных и справедливых выборов и приходу к власти оппозиции.
Все попытки ограничить самодержавную власть в России никогда не приводили ни к чему хорошему. Литография 1926 г. (слева) и фото Reuters |
Такого рода режимы не являются чем-то новым и невиданным: на протяжении всего ХХ столетия они существовали в различных странах Латинской Америки, например, в Венесуэле на первом этапе правления Хуана Висенте Гомеса или в Доминиканской Республике в «славную эпоху» Рафаэля Леонидаса Трухильо Молины. Они весьма подробно описаны как в трудах апологетов «демократического цезаризма», таких как Лауреано Валенилья Ланс, так и его противников, таких как Хесус де Галиндес. Идейную основу таких режимов заложил еще «освободитель» Симон Боливар, который считал, что народы латиноамериканского континента органически не способны к полноценной демократии. Не случайно тот же Лауреано Ланс или сравнительно недавний поклонник «демократического цезаризма» Уго Чавес в своих трудах и выступлениях непрерывно ссылались на Боливара.
«Демократическое оперение» этих режимов диктовалось главным образом наличием могущественного соседа в лице США, чьи лидеры периодически предпринимали попытки продвинуть демократическое правление на латиноамериканском континенте. И сегодня, когда принципы либеральной демократии стали господствующими, по крайней мере в том мире, который принято считать цивилизованным, отрицать их открыто, тем более на государственном уровне, считается неприличным. Поэтому российские высокопоставленные чиновники «либеральной» ориентации утверждают, что либеральная демократия у нас есть, хотя и не вполне совершенная, объясняя это тем, что в западных странах процесс становления демократических институтов занял столетия. Иные же и вовсе заявляют, что в деле демократического строительства Россия уже обогнала Великобританию и Германию и этим странам следует у нас учиться. Подобная готовность назвать оленя лошадью и наоборот – также характерная черта авторитарных режимов, где стремление угодить верховному правителю перевешивает всякие иные ценности, которые к тому же стремительно девальвируются. В современной политической жизни России просто не существует таких понятий, как честь и репутация, и всякий, кто попытался бы размышлять в этих категориях, был бы воспринят правящей корпорацией как изощренный циник, поскольку наивных дурачков там не держат.
Либеральная демократия, реально существующая в развитых странах Запада, представляет собой чрезвычайно сложную систему по разрешению общественных конфликтов и противоречий, которая отличается от различных моделей авторитаризма, включая его российский вариант, столь же принципиально, как современный компьютер отличается от логарифмической линейки. И когда нам говорят: «смотрите, при сталинской диктатуре у нас были достигнуты выдающиеся результаты!», уместно возразить, что и с помощью логарифмической линейки в свое время были выполнены выдающиеся расчеты, но это не повод отказываться от компьютера и возвращаться к этому примитивному инструменту. Притом что компьютер подвержен самым различным сбоям и неполадкам, а линейка проста и надежна.
Логика порочного круга
Любой авторитарный правитель, за исключением разве что отдельных гениев, со временем загоняет себя в порочный круг: чем более старательно он «увековечивает» себя у власти, пусть даже из самых благих соображений, тем больше он совершает деяний, которые усиливают его опасения, связанные с уходом из власти, и тем сильнее становится его желание не расставаться с властью никогда. Вполне возможно, например, что престарелый кубинский властитель Рауль Кастро хотел бы удалиться от дел и провести остаток своих дней в тесном кругу родных и друзей. Но он прекрасно понимает, что созданная его братом Фиделем Кастро и им самим система может с его уходом в одночасье рухнуть и тогда придется ответить за все – за массовые расстрелы времен первых лет революции, за преследования священников, за концлагеря для инакомыслящих, за свирепую цензуру, за тысячи погибших при попытках любой ценой покинуть Остров свободы, за процесс над Арнальдо Очоа и за многое другое.
Нет никакого сомнения, что в случае проведения официального социологического опроса на Кубе рейтинг Рауля Кастро составил бы никак не меньше 90%, притом что в частных беседах кубинцы проклинают этот режим и при первой возможности бегут с Кубы без оглядки.
Вообще, высочайшие рейтинги авторитарных лидеров никого не должны вводить в заблуждение. Рейтинги Трухильо, Николае Чаушеску, Саддама Хусейна, Муамара Каддафи и многих других были запредельными в самый канун их ухода с политической сцены, однако прошло совсем немного времени, и они стремительно рухнули. Настолько стремительно, что граждане Доминиканской Республики тысячами выбрасывали в море висевшие в их домах таблички: «Трухильо, это твой дом!»
Единственный путь, который позволяет авторитарному лидеру выйти сухим из воды, – это наступить на горло собственной песне и постепенно смягчать режим, создавая предпосылки для последующего перехода к либеральной демократии. Именно так поступали, например, такие диктаторы, как Франсиско Франко в Испании и Аугусто Пиночет в Чили.
В свое время Наполеон высказал интересную мысль: для того, чтобы удержаться у власти, Максимилиану Робеспьеру следовало совершить свой собственный «термидорианский переворот» и положить конец террору. Нечто подобное говорил под занавес своей жизни и Владимир Ильич Ленин: русская революция должна сама себя «термидоризировать». К несчастью, ни тому, ни другому осуществить эти планы не удалось.
Корпорация, которая правит Россией с 2000 года, вплоть до известных событий на Украине и в Крыму искусно маневрировала, сочетая меры, направленные на укрепление вертикали власти, с достаточно либеральной экономической политикой, стремлением выстраивать добрососедские отношения с Западом и даже с косметической либерализацией политической системы, осуществленной после массовых протестов конца 2011 года. Все это заставляло западных лидеров делать вид, что они и в самом деле считают нашу страну либеральной демократией.
Но здесь, говоря словами Александра Галича, «грянули всякие хренации». Присоединение Крыма, попытка создания «Новороссии» на юго-востоке Украины и кровопролитный военный конфликт, серия запретительных законов, тотальная пропаганда на государственных телеканалах, крах «несистемной» оппозиции и исчезновение остатков оппозиционности у думских партий, якобы оппонирующих «Единой России», обозначили новый этап в становлении российского авторитаризма. Теперь уже сама мысль о том, что правящая корпорация может когда-либо быть отстранена от власти, приравнивается к преступлению против государства, а ее лидер объявляется тождественным самой России.
В этом, впрочем, нет ничего нового. В английском законодательстве, например, накануне Революции 1640–1649 годов содержалось положение о том, что «король не может ошибаться», и всякое выступление против монарха приравнивалось к государственной измене. Карл I был убежден в «божественном происхождении» королевской власти, в том, что гражданам отнюдь не принадлежит право на участие в государственных делах, что он лучше их самих знает, в чем заключаются их интересы. Эта убежденность привела его к гражданской войне со своими подданными, а в конечном счете – к мученической смерти на плахе. Вместе с ним отошла в прошлое феодальная система, с которой Россия все никак не желает расстаться.
Оно существует ради
самого себя
Укрепление вертикали власти неизбежно приводит к тому, что государство все более начинает работать само на себя, оставляя интересы граждан на втором плане. Растет число чиновников, правоохранителей и различных контролеров, однако жизнь рядовых граждан от этого не становится более безопасной. Совсем напротив: для того, чтобы оправдывать свое существование, эти люди объективно нуждаются в том, чтобы число различных правонарушений росло – иначе как же им отчитаться за свою работу? А если оно не растет – значит, эти правонарушения нужно придумать.
И хотя Россия значительно улучшила свои позиции в рейтинге Doing business, число желающих заниматься бизнесом уменьшается: молодые люди предпочитают карьеру чиновника – оно и безопаснее, и прибыльнее. Те же, кто готов попробовать себя на ниве предпринимательства, зачастую предпочитают делать это за пределами нашей родины. Эмиграция думающих, энергичных, предприимчивых, талантливых людей приобрела зловещий характер и не сулит России никакого светлого будущего.
Что касается иностранных инвесторов, рискну предположить, что многие из тех, кто, возможно, хотел бы начать бизнес в России, мгновенно утрачивают такое желание, как только видят на центральных российских телеканалах беснующихся телеведущих с их «ужимками и прыжками», которые то грозятся превратить мир в радиоактивный пепел, то зовут на «священную войну» с фашизмом на территории Украины, то уверяют, что российский самолет на Синайском полуострове был сбит при участии США. После чего театрально заламывают руки, возмущаясь очередной выходкой «похабного французского журнальчика».
Для своего успеха бизнес нуждается не только в разумных законах и оптимальном регулировании, но и в определенной общественной атмосфере, совершенно отличной от той нездоровой взвинченности, которая сложилась сегодня в России. Агрессивность, высокомерие, брезгливое презрение преисполненного собственной значимости «начальства» к нижестоящим – все это буквально пропитало общественную атмосферу. На этом фоне курьезно смотрится название ежегодного экономического форума: «Россия зовет». Куда она зовет? И кто откликнется на такой зов в современном мире, где превалирующими ценностями становятся открытость, честная конкуренция, терпимость к иному мнению и образу жизни и, наконец, простая человеческая доброжелательность.
Из развитого мира –
на периферию
Это особенно печально, поскольку мир стоит на пороге так называемой четвертой технологической революции, которая качественно изменит способ производства и условия жизни людей, резко повысит в цене человеческий интеллект и творческие способности и сделает разрыв между лидерами этой революции и остальным миром практически непреодолимым.
Между тем авторитарный и имитационный характер российского политического режима сказывается и в попытках изобразить продвижение на ниве научно-технического прогресса, когда чиновники, ответственные за этот прогресс, начинают рассказывать первым лицам государства о различных технологических чудесах, которые якобы вскоре заставят «напрячься» Apple и другие западные компании. Между прочим, капитализация Apple, не обладающей особыми материальными активами, сегодня превышает стоимость всех предприятий России, вместе взятых, а ее выручка от продаж больше всего российского бюджета.
В жестких рамках авторитарного режима, лидер которого наделяется едва ли не сверхчеловеческими чертами, невозможно понять, что новая технологическая революция делается людьми, по своему складу характера радикально отличающимися от крупнейших российских чиновников. Такими людьми, как, например, Илон Маск или Сергей Брин, которые, устремляя свой взгляд в будущее, всей душой желают преобразовать окружающий мир, сделать его лучше и для которых моральные ценности – не демагогия, а руководство к действию. Навязчивое желание российского чиновного люда приобрести как можно больше дворцов, особняков, квартир и земельных участков, наверное, представляется современным предпринимателям в сфере высоких технологий не более привлекательным, чем стремление африканских аборигенов коллекционировать бусы и другие блестящие погремушки.
Крепнущий авторитаризм и нарастающая технологическая отсталость являются двумя сторонами одной и той же медали, которую можно обозначить как сознательный отказ от современности и консервацию архаичных форм общественного бытия, подкрепляемые извлеченными из исторического нафталина заклинаниями вроде «сакральности», «духовности», «особого генетического кода», «борьбы с «пятой колонной» и т.п.
Конечно, среди людей, именуемых российской политической элитой, встречаются и те, кто в частных беседах позволяет себе легкие сомнения в бесспорности всего происходящего. Однако в целом в высших эшелонах власти нет воли к изменению сложившейся ситуации, поскольку важнейшей задачей членов правящей корпорации является сохранение себя у власти в рамках действующей политической системы, не предполагающей возможностей ни смены извне, ни серьезной модернизации изнутри.
Как показывает опыт той же Кубы, сплочение населения на основе противостояния внешнему врагу и подавление малейшей оппозиционности позволяют действующему авторитарному режиму существовать неопределенно долгое время. Однако в условиях грядущей четвертой технологической революции это будет именно существование, а не полноценное участие в глобальных процессах.