Во что верят народ и Путин

Кажется, практически все граждане в России только и ждут: что скажет Владимир Владимирович... Фото Reuters

Если говорить о перспективах ближайшего российского будущего, то предполагать какие-то варианты, наверное, уже бессмысленно. Или пока бессмысленно. Нынешние популярные размышления о том, какой сценарий развития событий будет разыгрываться позитивный или негативный, выглядит странно. Единственное, что понятно: наш выбор в том, чтобы, как в старинной притче, отрубить у кошки хвост сразу или же мучить ее, обрубая его постепенно, по частям.

Почему выстраивание каких-то рациональных сценариев бессмысленно? У нас практически разрушились так до конца и не построенные институты, которые регулируют в нормальном, а не авральном режиме смену курса, а вместе с ним и людей у власти. Даже в далеко не демократичном Китае каждые 10 лет меняется руководство страны – и об этом известно заранее, включая имена новых лиц.

А вот в истории СССР и России переход от одного лидерства к другому всегда происходил неординарным и неформальным способом, исходя из каких-то подковерных соображений. Может быть, каким-то подобием институционального перехода (реальные выборы, правда, проводимые в революционное время) было появление Бориса Николаевича Ельцина в качестве руководителя страны. Но вот его уход уже произошел в духе старых традиций: неформальные договоренности в очень узких кругах выдвинули на первый план тогда малоизвестного Владимира Путина. Ровно такой же выглядела ситуация с приходом Дмитрия Медведева на первую позицию и его уходом оттуда.

Вот и сейчас все разговоры о потенциальном преемнике Владимира Путина (а он ведь когда-нибудь появится!) сводятся к поиску каких-то потаенных комбинаций и договоренностей, сюрпризов, ошарашивать которыми наш президент большой мастер.

Такого типа руководство развитием страны – далеко не уникальный феномен. В мире масса примеров государств полуавторитарного, авторитарного и тоталитарного типов, в политике которых проглядывают личностные черты «национального лидера». Все, что происходит в этих странах, фактически авторский проект вполне конкретного человека, который находится на вершине пирамиды власти. 

Понятно, что и в самой демократической стране от первого лица кое-что зависит, но вся эта специфика быстро купируется политическими конкурентами, независимыми от государства СМИ и общественным мнением. У нас же недаром говорят: власть носит персонифицированный характер. Вспоминается Япония, где эпохи назывались именем правящего императора, что было не простой формальностью. Вспомним, например, эпоху Мэйдзи. И в России правление каждого царя, его личностные черты оставляли совершенно специфический отпечаток в нашей истории. Прерванная в 1917 году традиция регенерировала в эпоху тирана Сталина, затем оттепельного Хрущева, застойного Брежнева, перестроечного Горбачева, бунтаря (в первом фрагменте его руководства) Ельцина, определяя и тип политической системы, и механизмы принятия решений.

При Владимире Путине эта традиция нисколько не изменилась и, более того, приняла совершенно очевидные формы. Теперь все значимые вопросы внутренней и внешней политики решает он лично без предварительных устоявшихся процедур публичных и непубличных неимитационных обсуждений. Вот вам и неоднократно упомянутые им же «ручное управление», «вертикаль власти», что выливается в полное отсутствие реальной стратегии развития России. Сейчас же недаром говорят, что страна летит куда-то без парусов и ветрил. А все потому, что лично Владимир Владимирович, исходя из каких-то только ему ведомых обстоятельств, крутит штурвал нашего общего корабля. Окружающие его помы, штурманы и матросы просто слепо выполняют приказы. А если кто не согласен – полезай в трюм с пассажирскими каютами либо слазь с корабля.

Если бы Россия спокойно дрейфовала по притихшему мировому океану, то такой тип руководства был бы по крайней мере не вреден. Но океан-то штормит! Нас всех куда-то несет. Нужно прокладывать стратегический курс, правильность которого обеспечивается напряженной работой всей политической элиты, а не только первого лица. Осознание необходимости смены стиля управления – от личностной персонификации к политической (в идеологическом смысле этого понятия) идентификации – стало бы принципиальной новацией. Следующим шагом стала бы выработка стратегического курса.

Но пока, несмотря на ускоряющуюся деградацию экономики и человеческого капитала, критическое нарастание напряженности в наших отношениях с внешним миром, политическая элита, оцепенев, ждет руководящих и направляющих указаний сверху. А Владимир Владимирович думает…

Есть о чем. Как, например, что-то начать менять в системе и в то же время не допустить потерю контроля над развитием событий, как это произошло, например, во времена горбачевской перестройки. Ее, как известно, начали не народные массы, изголодавшиеся из-за отсутствия на прилавках колбасы, а полновластные члены Политбюро. И что получилось в итоге? Исчез Советский Союз, в котором, между прочим, Владимир Путин родился и сформировался как личность.

Чтобы такого фиаско, на этот раз с Российской Федерацией, не произошло, перед Владимиром Путиным, как мне представляется, стоит задача запустить перемены внутри нынешнего авторитарного режима, не меняя кардинально его природы. Задача слегка напоминает квадратуру круга, потому что тот масштаб вызовов, который стоит перед страной, требует не просто смены каких-то лиц в ближайшем окружении, но формирования каких-то институтов, которые работают независимо от того, кто является главным и какие персоны осуществляют власть в стране.

В Сингапуре Ли Куан Ю начал решать эту задачу, передав власть своему сыну и оставшись при нем главным советником. В Китае, мы помним, очень мудро поступил Дэн Сяопин, когда формально ушел с первых позиций, но при этом оставался отцом нации. Это он сформировал работающий и поныне институт коллективного руководства и плановой сменяемости лидеров страны каждые 10 лет. Сейчас мы видим, что Китай со своими неразвитыми институтами демократии и общественной жизни все же движется в сторону экономического и социального прогресса. Значит, даже внутри авторитарной системы первое лицо может без каких-либо дворцовых переворотов и катастрофических потрясений начать деформацию режима изнутри.

Есть, конечно, и неудачные примеры. Тот же Пиночет в Чили, который попытался от своей диктатуры перейти к «управляемой демократии» с особыми привилегиями для себя, последние годы жизни находился под судебным преследованием. Тем не менее там бескровная трансформация режима произошла, пусть и ценой его личного дискомфорта. Опыт Латинской Америки показывает, что не катастрофический переход от авторитарных форм правления к демократическим в принципе возможен, но для этого нужна политическая воля первого лица, его умение каким-то образом очень точно и тонко это сделать.

Кстати, Владимир Путин, видимо, пытался осуществить мягкий вариант трансформации режима, передав в 2008 году власть Дмитрию Медведеву. Но, видимо, что-то пошло не так, как ему хотелось. И все закончилось позорной и по форме, и по смыслу «рокировкой». Этот неудачный опыт преемничества, видимо, сильно сдерживает Владимира Владимировича от новых попыток его повторить.

Можно, конечно, по-прежнему ничего не делать, уповая на чудо (например, на рост цен на нефть) или считая, что у нынешней системы есть еще достаточно большой запас прочности. И дело здесь не только в золотовалютных запасах, но и в массовой народной поддержке лично Владимира Путина.

Парадокс нынешней ситуации в том, что чем хуже социальная ситуация, тем больше люди надеются на государство, которое выделит что-то из своих закромов, и на вождя, который им обязательно вернет докризисный жизненный стандарт. А если закромов особо-то и нет уже? Но народ пока еще выжидает и надеется. Элиты в том же положении: ждут его личного решения, куда все дело повернется.

В ближайшие месяцы будет во многом решающая ситуация, потому что Владимир Путин, видимо, все еще надеется на возобновление экономического роста. И дело здесь даже не в цифрах, а в тренде: пусть будет хотя бы +1%. Тогда можно сказать людям, что мы самый трудный период пережили, выдержали санкции и давление на нас, теперь мы постепенно начинаем восстанавливаться. Но шансы на такое оптимистичное заявление быстро уменьшаются. Качество экономической модели, которая в России сформировалась, оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. Начинают реализовываться самые пессимистические варианты.

Нефть в районе 40 долл. за баррель – видимо, надолго. С газом ситуация складывается таким образом, что через несколько лет, если все будет развиваться так, как сейчас, мы просто потеряем покупателей в Европе. С Китаем ситуация тоже поворачивается совершенно не в ту сторону, на которую рассчитывали еще год назад. Поэтому поле для маневра, не сдвигаясь при этом с места, для каких-то оптимистических заявлений резко сужается. Еще год-два, и говорить, что мы все платим цену за возвращение статуса великой страны, защищаем свой суверенитет, в то время, когда будет все социально намного хуже, станет очень большим политическим риском. А ведь в 2018 году должны пройти очередные президентские выборы.

К принятию какого-то судьбоносного для страны решения Владимира Путина должно подталкивать и развитие международной ситуации. Мир сейчас начинает разделяться на две большие части. Первая – цивилизованная часть: бывший глобальный Север (Европа, Северная Америка) + Индия, Япония, Австралия, Новая Зеландия, Израиль, большая часть Латинской Америки + Китай и ряд стран Юго-Восточной Азии. На этом пространстве либо уже укоренились институты бескровной и системной трансформации смены людей у власти, либо к этому дело идет. Еще несколько десятков лет назад это цивилизационное пространство было намного меньше. Это к вопросу о том, что такое общественный прогресс.

Но есть другое пространство, где идет разрушение всех институтов, постоянно происходят революции, отрицаются даже элементарные ценности человеческого общежития. Сейчас это в основном многие районы Ближнего Востока, Северной и Центральной Африки.

Мы, несмотря на всю риторику, которая должна относить нас к цивилизованному сообществу, скатываемся все ближе к оппонентам этого сообщества:

– выхолащивание демократии, например, через отмену выборов мэров и в целом уничижение роли местного самоуправления;

– огосударствление гражданского общества;

– системное издевательство над малым и средним бизнесом;

– клерикализация общественной жизни;

– профанация института суда и правоохранительной функции;

– фактическая ликвидация социального государства;

– использование мощнейшей пропагандистской машины для дезориентации людей.

Еще немного – и мы станем Венесуэлой с ядерным оружием. Там, напомню, люди стоят в многочасовых очередях в ожидании выброса в продажу туалетной бумаги. При этом тамошняя госпропаганда пока успешно объясняет чавесовско-мадуровскому большинству, что во всем виноваты проклятые американцы.

Но, может быть, у Владимира Путина не хватает адекватной информации о том, что происходит в мире и в собственной стране? Он, как известно, ее получает из очень многих источников. Но не произошла ли деформация этого процесса в условиях персоналистского режима, в котором произошла естественная селекция: к верховному уху пропускают только «хорошие новости», надеясь на сохранение позиций, а возможно, и на продвижение, награды. А всех, кто пытается привлечь внимание к нарастающим системным угрозам, либо обзывают «критиканами», «алармистами», «паникерами», либо изолируют от возможного контакта с президентом. Отсюда – неприкрытая постановочность всевозможных «прямых линий», «встреч с общественностью» и т.п.

Вспоминаю ставшее печально знаменитым заявление президента на Совете по науке и образованию: «Так называемые иностранные «фонды» по школам работают. Сетевые организации. Просто шарят по школам Российской Федерации. Много лет. Под видом поддержки талантливой молодежи. На самом деле как пылесосом высасывают просто и все. Уже прямо со школы абитуриентов берут, на гранты сажают и увозят». Он, судя по всему, в это искренне верит, прочитав в какой-то очередной секретной аналитической записке. Но это элементарно не соответствует действительности, в чем легко можно было бы убедиться, если использовать классический прием работы с информацией, которому Владимира Владимировича обучали еще в Высшей школе КГБ: ее перепроверка.

В общем, продолжаем типично российское занятие: ждем сигнала сверху? Для многих это единственная форма поведения в нынешних условиях. Но пока есть и другой вариант, хотя реализовывать его все труднее и труднее: не надеясь на верховную мудрость (хотя она бы и не помешала), накапливать знания, контакты и человеческие связи впрок. Этот багаж, надеюсь, все-таки не пропадет и поможет отвратить Россию от падения в омут мракобесия и ментальной деградации.