Владимир Рыжков
Новая имперская риторика вызвала невиданное воодушевление в обществе. Фото Reuters
Как объяснить кардинальные перемены в российском общественном мнении, его крутой поворот к поддержке войны и агрессии, конфронтации с Западом? И куда это может привести Россию? Распад Советского Союза прошел, как известно, сравнительно бескровно. Удалось избежать кровавых этнических и территориальных войн между советскими республиками по югославскому сценарию.
Те отдельные локальные вооруженные конфликты, которые все же имели место (Карабах, Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия, Ферганская долина, Таджикистан), были в короткие сроки завершены или успешно заморожены – при активной роли России (Борис Ельцин) и ее западных партнеров. Русские, оказавшиеся за пределами России (20 млн человек), стали постепенно вживаться в новые государственные и общественные системы. Там, где лидерам новых стран хватило мудрости встать выше этнического национализма и стать гарантами прав для всех граждан вне зависимости от национальности, этот процесс прошел в целом спокойно и успешно. Так было в Казахстане (Назарбаев), Беларуси (Станислав Шушкевич и Александр Лукашенко), Азербайджане (оба Алиевых – Гейдар и Ильхам), Киргизии (Аскар Акаев и другие), Таджикистане (Эмомали Рахмонов), Литве (Альгирдас Бразаускас). Там, где права меньшинств не были учтены в полной мере или отрицались, возникли проблемы – от политической напряженности до фактического распада государств (Латвия, Эстония, Молдова, Грузия, теперь – и Украина).
При этом большинство россиян всегда ностальгировало по СССР. По данным Левада-Центра, в марте 1992 года сожалели о распаде СССР 68% россиян, но и в ноябре 2014-го – почти 20 лет спустя, таких оказалось 54%! Точно так же большинство россиян никогда не воспринимало постсоветские страны (кроме Прибалтики) как подлинно суверенные государства, как настоящую «заграницу». Особенно в серьезном отношении отказывалось Белоруссии, Украине и Казахстану, чье отделение от России воспринималось как временное, притворное и случайное.
При этом на первом месте среди причин ностальгии по СССР стоит «потеря чувства принадлежности к великой державе» (56%, Левада-Центр, ноябрь 2014). Перед нами – классический постимперский, веймарский синдром. Ностальгия по империи – «государству недемократическому, но мощному, доминирующему над другими народами» (Е. Гайдар, 2006) – может быть исключительно сильным политическим продуктом, средством мобилизации населения вокруг властей, поддержания и роста рейтингов использующих имперскую риторику и политику лидеров.
Совершив первое после распада СССР территориальное приращение российской территории за счет территории другого государства (присоединение Крыма), а также начав широко использовать националистическую риторику («русские ценности», «русский мир»), Владимир Путин кардинально изменил идеологическую природу российского государства. Прежде Россия апеллировала к ценностям развития, модернизации, уважения международного права, широкого международного сотрудничества, прав человека. Россия всегда твердо говорила о признании новых реалий, новых границ и новых государств и всегда неукоснительно соблюдала свои обязательства перед ними.
Теперь же она вдруг обратилась к имперским ценностям величия, доминирования, агрессивной защиты своих интересов, национализма, шовинизма, автократии, изоляции и конфронтации с другими центрами силы.
Эта новая политика и новая риторика вызвали невиданное воодушевление в обществе. Стало казаться, что 20 лет печальных вздохов и пустых мечтаний о потерянной империи остались позади. Что империя начала брать реванш. Рейтинги Владимира Путина, правительства и «Единой России» поднялись на рекордные уровни и продолжают на них удерживаться уже на протяжении целого года.
Ответные шаги ошеломленного Запада (санкции) были интерпретированы властями как проявление русофобии Запада, якобы извечно ненавидящего Россию. Население легко приняло такую версию событий, поверив, что не Россия воспользовалась беспорядками на Украине для отъема ее территории, а наоборот – что это Запад напал на российские интересы на Украине. И что экономические трудности – не вина российских властей, а результат подрывной политики Запада под предводительством США.
Антиамериканские, антиевропейские, антизападные настроения достигли исторического пика – за весь постсоветский период. В январе 2015 года, по данным Левада-Центра, 68% считали, что России угрожает военная опасность. 84% поддерживали присоединение Крыма к России. 68% считают Россию великой державой (также впервые за все постсоветские годы таких стало большинство). 65% предпочитали бы жить в огромной стране, которую уважают и побаиваются другие страны. К США в январе 2015 года относились плохо 81% россиян, 79% считают отношения между США и Россией напряженными или даже враждебными. К ЕС плохо относятся 71%, 65% считают отношения с ЕС плохими или враждебными.
Своими действиями на Украине Владимир Путин смешал все карты. Россия резко изменила свою политическую и ценностную природу, дав надежду ностальгирующему по империи и травмированному провалом постсоветских реформ народу на реванш ушедшей в историю великой державы. Возник новый (третий) общественный договор – народ готов терпеть трудности взамен на возрождение величия страны. Этим (а не только успехами телепропаганды, которые не следует, однако, преуменьшать) и объясняется невероятный рост рейтингов власти на фоне углубления социально-экономического кризиса. Новая украинская политика легла на благоприятную общественную почву – спрос на реванш был сильным все постсоветские годы, но раньше тема реванша была табуирована политическим классом страны. Теперь табу, похоже, снято.
Однако украинский кризис – это первый шаг в пропасть, от которой Россия так разумно и ответственно отошла в начале 90-х.
Война на юго-востоке Украины, самопровозглашение ДНР и ЛНР и поддержка их из Москвы, в том числе и вооруженная, разжигание этнической «русской темы» (или же «гагаузской темы» в Молдове) – это практически точная копия событий в Югославии в начале 1990-х годов, с самопровозглашением там республик боснийских сербов, краинских сербов и так далее, войной братских сербов и хорватов и других народов, ранее живших вместе. Есть реальная опасность того, что Россия 20 лет спустя вдруг втянется в войны на постсоветском пространстве по катастрофическому югославскому сценарию, влекомая химерами постимперской ностальгии и риторики. Для Югославии это закончилось кровавым распадом, а затем распалась и сама Сербия. Для России югославский сценарий также закончится крахом, если не распадом.
Реакция Запада уже сегодня жесткая и будет еще жестче, если события пойдут по катастрофическому военному сценарию, если будет и дальше намеренно подрываться суверенитет соседних стран, поддерживаться этнический сепаратизм в них. Россия в этом сценарии окажется в полной изоляции, против нее введут по-настоящему жесткие санкции, вплоть до нефтяного и газового эмбарго. Экономика и бюджет рухнут.
Народ хочет возрождения империи и готов ради этого немного (?) потерпеть. Он верит в заговор Запада против России. Сильны националистические настроения, чрезвычайно опасные для целостности самой России. Для подпитки веймарского синдрома нужны экспансия и успехи, но экспансия приведет к разрушению экономики и бюджета. А каждый «успех» и демонстрация военной мощи только увеличат и без того непосильное для страны имперское бремя (военные расходы уже и так достигли 5% ВВП, а еще надо кормить Крым и Донбасс). В таких острых ножницах оказалась сегодня правящая группа. Однако, судя по выступлениям и интервью, творцы новой российской политики плохо оценивают реалии и риски, что делает ситуацию еще опаснее.
Французы прошли через кровь и унижение во Вьетнаме и Алжире, чтобы отказаться от империи и научиться жить в национальном государстве (при этом в ядерной великой державе). Сербы через кровь, этнические чистки и бомбежки НАТО уходили из Югославии и шли в ЕС. Придется ли и нам пройти через катастрофические потрясения и потери, чтобы россияне занялись наконец самым простым и очевидным делом – проблемами и развитием самой России?
