Николай Гульбинский
Каждый из лидеров страны начинал с обещаний более светлого, чем раньше, будущего для народа. Фото РИА Новости, Reuters
Можно утверждать, что Карл Маркс принципиально ошибся: движущей силой истории является не борьба классов, а открытие новых технологий. Говоря о технологиях, мы имеем в виду не только технические инновации, будь то огнестрельное оружие, каравелла, паровая машина, электродвигатель, самолет, телевизор, атомная бомба, компьютер и айфон, но и технологии государственного управления и организации общества. Причем последние с течением времени играют все более значительную роль. Если мы возьмем, например, Англию времен Карла II и современную ей Францию Людовика XIV, мы не увидим зримых преимуществ, связанных с наличием английского парламента по сравнению с французским абсолютизмом. Но уже с конца XVIII века государства, вступившие на буржуазный и демократический путь развития, прежде всего США и Великобритания, демонстрируют значительно лучшие результаты, чем страны, закосневшие в феодальном строе, такие, например, как Испания и Португалия. Не случайно, что по-настоящему бурное экономическое развитие России начинается с 1861 года, то есть с отмены крепостного права – этого воплощения феодализма.
Главная беда – недостроенный капитализм
Историческая беда России заключается в том, что капитализм так и не был достроен: даже на момент Октябрьской революции 1917 года подавляющую часть населения страны составляли крестьяне, ведущие примитивное натуральное хозяйство, а дворяне в значительной части напоминали персонажей «Вишневого сада» Гаева и Раневскую, никак не желавших вовлекаться в капиталистические отношения.
Именно в силу «неукорененности» капитализма в России она и оказалась сравнительно легкой добычей деятельных сторонников «социалистического эксперимента». Результаты этого эксперимента разительно напоминали описанный Карлом Марксом «азиатский способ производства», и не случайно лидер «правого уклона в ВКП(б)» Николай Иванович Бухарин говорил о «военно-феодальной» эксплуатации крестьянства. Такой же «военно-феодальной» эксплуатации со стороны всемогущего и вездесущего государства подвергались рабочие, ученые и другие слои общества. После смерти Сталина тоталитарная тирания заметно смягчилась, однако суть системы оставалась прежней – это была система тотальной несвободы.
Между тем технологии государственного управления и общественной организации на Западе непрерывно усложнялись и совершенствовались в направлении наделения новыми правами все более широких групп граждан. Процесс расширения демократии шел на Западе неравномерно, во многих странах он сопровождался трагическими откатами назад и ожесточенным общественным противостоянием. Однако на момент крушения СССР этот процесс привел к консолидации в США и странах Западной Европы того строя, который мы называем современным капитализмом и либеральной демократией.
После распада СССР новая Россия была вынуждена приступить к построению капитализма практически с нуля: никто в стране на тот момент не имел четкого представления о том, как функционируют рыночная экономика и демократическая система, не обладал навыками предпринимательской или политической деятельности.
Еще в 1930 году Лев Троцкий задавался вопросом, что именно произойдет, если советский строй потерпит крах и страна приступит к строительству «капитализма второго издания». Его прогноз неутешителен: «Русский капитализм во втором издании… мог бы быть теперь только кабально-колониальным капитализмом азиатского образца».
Состояние России в эпоху Бориса Ельцина, казалось, подтверждало этот прогноз: на момент дефолта 1998 года страна оказалась не только в «полуколониальной» зависимости от западных кредиторов, но и была вынуждена отказаться от самостоятельной позиции по ряду внешнеполитических вопросов.
Все это не могло не породить ответную реакцию, связанную со стремлением освободиться от унизительной зависимости, восстановить суверенитет России и ее авторитет в международных делах. Этому способствовало два обстоятельства: менталитет избранного в 2000 году президента Владимира Путина и стремительный рост цен на энергоносители, позволивший досрочно погасить внешний государственный долг, правда, на весьма невыгодных для России условиях.
Ловушка первая: «капитализм для избранных» и «имитационная демократия»
Но здесь власть подстерегала первая ловушка: в стремлении «навести в стране порядок» было нетрудно ненароком задушить зародившийся при Ельцине «дух капитализма». Поначалу ничто этого не предвещало: напротив, проведенные в начале 2000-х годов налоговая и административная реформа были выдержаны в либеральном духе.
Во внешней политике руководство страны декларировало стремление к сближению с Западом, даже ценой отказа от тех или иных российских позиций, таких, например, как военные базы в Камрани и Лурдесе.
Однако с течением времени атмосфера в обществе постепенно менялась, и эти изменения были не в пользу конкурентного капитализма и либеральной демократии. Фактически на вооружение была взята модель, существовавшая в ряде латиноамериканских государств вплоть до недавнего времени. Эту модель можно назвать капитализмом для избранных и имитационной демократией. Она заключается в недопущении свободной конкуренции как в экономической, так и в политической сферах. В экономике внеконкурентные преимущества получают лица, приближенные к руководителю страны, а в политической происходит «кастрация» институтов: партии, парламент, Центральная избирательная комиссия, Конституционный суд формально сохраняются, но своих естественных функций они не выполняют – партии не борются за власть, парламент перестает быть «местом для дискуссий», ЦИК не обеспечивает честность даже тех формальных выборов, которые проводятся, суды подконтрольны исполнительной власти.
Одной из характеристик этой модели в России стала непрерывно растущая роль в экономике чиновников, силовиков и правоохранителей при резком умалении роли предпринимателей, которые на самом деле должны составлять основу эффективной рыночной экономики. Лица, оказавшиеся в верхних эшелонах власти, обретали фантастические жизненные блага с такой стремительностью, которая показалась бы нереальной даже самым гениальным западным предпринимателям на ключевых направлениях научно-технического прогресса. Причем высокотехнологичным предпринимателям «бездуховного Запада» такие жизненные блага почему-то не требуются: они не строят себе дворцы размером с Версаль, не покупают яхты, оснащенные системами противоракетной обороны, не устраивают «царских охот», словом, ведут предельно малосодержательную жизнь, с точки зрения высшего российского чиновничества. Наверное, они просто еще не прониклись уникальной российской «духовностью», о которой так любят рассуждать эти самые чиновники и казеннокоштные пропагандисты.
В то же время российские «эффективные менеджеры» продемонстрировали полную неспособность решить задачу, которая формально ставилась перед ними: обеспечить диверсификацию российской экономики и занять серьезные позиции на мировых рынках высоких технологий. Возможно, они осознавали, что, если эта задача будет решена, наличие значительного числа рациональных, независимых и состоятельных людей, работающих в наукоемких секторах, подорвет сами основы созданной ими системы.
Перейти к либеральной демократии от такой системы даже сложнее, нежели от откровенной диктатуры: проще создать политические институты с нуля, чем вдохнуть реальную жизнь в «зомби»
Ловушка вторая: непрерывное самовластие
Описывая систему «имитационной демократии» применительно к Доминиканской республике эпохи Рафаэля Леонидаса Трухильо, политолог Хесус де Галиндес называл ее «тиранией». В рамках такой системы власть сосредотачивается в руках одного человека, который, подавив и выхолостив институты, со временем достигает предела своей компетентности и начинает принимать губительные для страны решения, не встречая при этом противодействия – ни со стороны институтов, которые давно недееспособны, ни со стороны своего ближайшего окружения, которое его патологически боится, ни со стороны общества, которое пребывает в состоянии массового гипноза, порожденном тотальной пропагандой, наделяющей национального лидера едва ли не божественными свойствами.
Впрочем, откровенная диктатура в случае России особенно опасна, поскольку представление о самодержавном правителе как нельзя более соответствует нашему национальному менталитету, а потому любой «культ личности», насаждаемый сверху, всегда падет здесь на благодатную почву.
Между тем человечество уже достаточно нахлебалось последствий самовластия, когда те или иные пагубные для страны решения принимались монархом или диктатором под влиянием каких-то одному ему известных факторов, не поддающихся рациональному осмыслению.
Говоря о решении английского короля Карла I буквально на пустом месте затеять в 1639 году войну с самым близким англичанам народом – шотландским, английский историк Джеффри Робертсон отмечает: «Теперь уже трудно понять, какая смесь гордости, надменности и веры в свое собственное божественное вдохновение подвигла его на кровавый конфликт с этими добросердечными и набожными людьми». Однако именно это роковое решение стало для Карла I первым шагом на том погибельном пути, который привел страну к гражданской войне и разорению, а его самого – к мученическому венцу в Уайтхолле 30 января 1649 года.
Аналогичным по своей вопиющей непродуманности было решение российского самодержавного монарха Николая I в 1853 году защитить «православные ценности» в Турции, приведшее к самоизоляции России, конфликту с мощнейшими державами Европы и крушению созданного им политического режима. Характерно, что вплоть до неожиданных поражений на полях битв не только ближайшее окружение императора, но и самые широкие слои общества восторженно поддерживали курс на конфронтацию с Западом и ожидали от него блестящих военных побед и внешнеполитических обретений. Историк Евгений Викторович Тарле задавался вопросом, как мог Николай I с его огромнейшим опытом, бесспорным практическим умом и дипломатическими талантами допустить столь трагический просчет. Ответ очевиден: в системе, где все определяется самодержавной волей, где нет системы «сдержек и противовесов», даже у самого талантливого лидера начинается «головокружение от успехов».
Упомянутый выше доминиканский диктатор Трухильо после почти 30 лет успешного правления умудрился рассориться с Венесуэлой и другими ближайшими соседями, восстановить против себя Католическую церковь, обозлить общество ненужными жестокостями и, в конце концов, нарваться на санкции США и Организации американских государств, которые и стали роковыми для его режима и для него самого.
Конечно, и либеральная демократия не гарантирует от подобных просчетов: ярчайший пример – решение администрации президента США Джорджа Буша-младшего о начале войны против Ирака в 2003 году. Однако система чередования политических сил у власти позволяет такие ошибки исправлять: во всяком случае, президент Барак Обама вывел американские войска из Ирака и вроде бы пока не намерен посылать их туда вновь.
Помимо прочих пороков, система «капитализма для избранных» и «имитационной демократии» по мере продвижения к своему неизбежному упадку все более востребует лиц, как будто соревнующихся в отказе от собственного достоинства, стремлении угодить «вождю», готовых не задумываясь назвать черное белым или даже уже неспособных отличать одно от другого, выдвигающих самые несообразные инициативы. Возникает общественная атмосфера, которую Лев Троцкий метко назвал тоталитарным идиотизмом.
«Осудить аннексию ГДР», «потребовать репарации от Германии», «сделать так, чтобы доллар стоил 68 копеек», «снизить ключевую ставку ЦБ до уровня ФРС и ЕЦБ», «отказаться от «заточенности» на изучении иностранных языков», «восстановить смертную казнь и казнить миллионы», «убрать со сторублевой купюры голого Аполлона», «запретить кеды и обувь с высоким каблуком», «перекрасить Кремль в белый цвет» – этот «бурный поток» взбудораженной мысли непрерывно несется с высоких трибун и окончательно заглушает и без того замутненное безудержной пропагандой общественное сознание.
 |
| Слабое стремление к либеральным ценностям в России всякий раз натыкается на сильную государственную волю. Фото Reuters |
Представления о «чести, благородстве и достоинстве» ушли из нашей жизни. Когда одного известного журналиста попросили оценить последствия «дела ЮКОСа», он ответил просто: «Люди стали хуже». Думается, эта оценка как нельзя более применима к событиям недавнего времени. А ведь в конечном счете преимущества получает та общественная система, которая позволяет людям в максимальной степени проявить свои лучшие качества и вынуждает их тщательно скрывать худшие. И это одна из причин неизбежного краха всех видов «реального социализма», «демократического цезаризма», «суверенной демократии» и прочих авторитарных систем, построенных на имитации демократии при фактическом отрицании самодеятельности граждан и утверждении всевластия государства и его «непогрешимого» лидера.
Ловушка третья: геополитические миражи и фантомные боли
История России вплоть до 1991 года – это история напряженной территориальной экспансии, не сопровождаемой столь же интенсивным освоением присоединенных территорий. Неудивительно, что распад СССР, воплощавшего в свое время историческую Россию, был воспринят населением и политическими «элитами» крайне болезненно.
Отсюда проистекали попытки играть некую особую роль на постсоветском пространстве, выходящую за пределы обычных равноправных межгосударственных отношений. Вместо того чтобы стремиться к сближению с европейскими структурами и впоследствии интегрироваться в них наряду с другими бывшими советскими республиками, руководство России поставило значительно более амбициозную задачу: Россия должна была стать неким «вторым полюсом» в мировых делах, рассматривая при этом постсоветские республики в качестве естественной зоны своего влияния. Со своей стороны, США и Запад, включив Россию в важнейшие международные структуры, продолжали политику расширения НАТО, не принимая во внимание протесты российского руководства и возражения отдельных «реалистов», таких как Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер.
Это противостояние, отняв у России огромные силы и ресурсы, в конечном счете привело к нынешнему конфликту вокруг Крыма и в Украине и последующей изоляции России – экономической, политической, и, что особенно печально, – интеллектуальной.
Уместен вопрос: не лучше ли было на время отказаться от чрезмерных геополитических амбиций и заняться обустройством собственной территории? Однако, получив фантастические доходы от экспорта энергоносителей, мы так и не смогли построить автостраду, соединяющую Москву и Петербург или хотя бы одну современную высокоскоростную железную дорогу; мы не привели в порядок жилищный фонд, не ликвидировали зоны экологических бедствий. Между тем, как отмечает немецкий эксперт Михаэль фон Хауфф, «устойчивое и долгосрочное экономическое развитие возможно лишь в том случае, если обращать внимание не только на экономические показатели, но и на состояние окружающей среды, а следовательно – на качество жизни и здоровье человека, на социальную сферу».
Наша среда обитания непривлекательна для инвесторов и крайне неудобна для жизни. Множество талантливых, энергичных, независимо мыслящих людей просто не могут в ней находиться и выбирают эмиграцию. Умные уезжают, остаются верные. И этого обстоятельства в принципе не способны компенсировать никакие территориальные обретения.
Уроки истории придется выучить
Можно сколько угодно утешать себя заклинаниями о том, что «Россия – не Европа», что мы будем отстаивать свою «правоту» вопреки любым санкциям, что Россия устремилась к самым блистательным победам на протяжении своей истории. Это – не что иное, как попытка выдать за наши традиционные ценности наши раз за разом воспроизводящиеся на протяжении истории ошибочные представления.
Подобные иллюзии способны только отсрочить наступление неизбежного момента, когда нам ценой, вероятно, тяжелых катаклизмов и огромных потерь придется признать очевидный для всего развитого мира факт: никакой долгосрочной альтернативы конкурентному капитализму и либеральной демократии человечество пока не изобрело.
Могут возразить: а как же Китай? Действительно, эта страна достигла огромных успехов в рамках авторитарного политического режима. Однако этот режим сумел создать механизмы, не позволяющие одному лидеру увековечивать себя у власти и принимать единоличные решения. Характерно, что китайское руководство тщательно избегает конфронтации с США, проводя при этом самостоятельную внешнюю политику.
Кроме того, в дальнейшем Китай обязательно столкнется с ограничениями, обусловленными именно его политической системой, что неизбежно скажется и на состоянии его экономики. Как отмечает исследователь Brooking Institution Дэвид Доллар, даже если в течение ближайших двух десятилетий Китай опередит США по абсолютному объему ВВП, США позднее смогут восстановить свое лидерство, особенно если китайская политическая система останется авторитарной.
Рано или поздно нам придется приступить к строительству конкурентного капитализма, созданию реальных, а не декоративных политических партий, проведению выборов, результат которых не известен заранее, отделению судебной системы от исполнительной власти, реальному ограничению срока полномочий первого лица в государстве и тому подобным мерам. Эти меры могут показаться элементарными, но на Западе они стали результатом напряженных идейных исканий, острейших общественных конфликтов, включая революции, и мучительных компромиссов. Они – не самоцель (хотя имеют огромную самостоятельную ценность), а необходимая предпосылка эффективного экономического и социального развития.
Иной вопрос – когда начнутся эти процессы, что будет им предшествовать и в каком состоянии окажется к этому моменту страна. Но на этот вопрос сегодня не ответит ни один футуролог и даже, наверное, ни один астролог.
Дарья Гармоненко