Леонид Жегалов
Иногда, чтобы победить, необходимо просто расчистить дороги от грязи и снега.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
…Он сидел в конце длинного приставного стола: редкие, аккуратно зачесанные на пробор волосы, взгляд исподлобья. Подумалось: а ведь мог бы сесть и поближе к начальственному столу, вице-мэр все-таки. Но это было не мэрское совещание. В неприметном строении позади Мариинского дворца заседал предвыборный штаб Анатолия Собчака, претендовавшего в 1996 году на переизбрание в мэры Санкт-Петербурга. Назавтра предстояли теледебаты с основным оппонентом – апогей любой избирательной кампании. Член штаба Людмила Нарусова высказалась за то, чтобы ее муж выступил в духе демократа первой волны, как тогда было привычно говорить: сделаем Петербург финансовым центром Европы, превратим город в культурную и деловую столицу новой России.
Человек, чей взгляд исподлобья вскоре станет его брендом, таким же, как who is Mr. Putin? – и вовсе насупился. Он поддержал мнение части сидевших за столом политтехнологов: эйфория первых постсоветских лет прошла, сейчас надо говорить о расселении коммуналок, восстановлении оборонных предприятий города, санации загаженных подъездов, наконец.
В этой прозаической тематике Собчак оказался все же менее убедительным, чем его оппонент. И дебаты проиграл. Что и сказалось на итогах выборов, для него неутешительных.
В отличие от своего тогдашнего начальника будущий президент России, похоже, улавливал политтехнологическую особенность момента. Губительный для его шефа либеральный пафос был на руку влиятельному клану ельцинского окружения во главе с охранником Александром Коржаковым. Тот нашептывал Борису Ельцину, что проигрыш «демократа первой волны» должен бы побудить низкорейтингового президента к отмене предстоявших тогда президентских выборов.
Те выборы стали для молодой российской политтехнологии желанным полигоном для раскручивания своего потенциала, почерпнутого в некоторой мере из западного опыта, но отрихтованного национальными особенностями. Причем их учет, оказавшийся результативным, уже вошел в пособия международного корпуса политтехнологов.
…После легендарного танца Ельцина на сцене предвыборного митинга в Ростове группа московских политтехнологов решала очередную задачу: а вообще-то окажется ли рукоплескавшая кандидату молодежь в день выборов в городе? В вузах и техникумах Ростова экзамены заканчивались до дня выборов. Это означало, что три четверти из почти сотни тысяч очных, вечерних и заочных учащихся разъедутся по домам: они иногородние. Раз так, то к вечеру дня выборов из Москвы был доставлен в город популярный певец, прославивший себя фразой «пипл схавает» (кто не помнит, это был Богдан Титомир). А за пару дней до этого местные политтехнологи организовали по всему городу и во всех студенческих и рабочих общежитиях распространение броских баннеров: «На выходе из избирательного участка ты получишь бесплатный билет на концерт любимого рок-певца, который приедет проголосовать за Ельцина в наш город».
Последующие замеры показали, что в Ростове осталось большинство учащейся и рабочей молодежи, к которой, как и предполагалось, присоединились с открепительными талонами избиратели из окрестных районов. Это в некоторой мере помогло вырвать крупный город и его область из «красного пояса», каковым тогда был Юг России. И где рейтинг Геннадия Зюганова угрожал шансам Ельцина, за которого не склонны были голосовать пожилые граждане.
Политтехнологи могут оказывать благоприятный эффект на социум – разумеется, наряду с решением конкретной задачи заказчика. Этот дискурс не обязательно циничен. Крупный промышленный олигарх из Москвы, решивший разместить в одном городе производство федеральной значимости, столкнулся с противодействием местной деловой элиты, позицию которой была вынуждена учитывать тамошняя Дума при принятии соответствующего решения. Политтехнологи олигарха нащупали нерв, терзавший жителей города и отдававшийся тиком среди части городских законодателей. Словом, Заксобрание проголосовало в пользу пришельца после того, как вахтовые бригады с его предприятий из других регионов провели многодневную общегородскую расчистку улиц, тротуаров и пешеходных зон от многомесячной наледи – традиционного зимнего бича нестоличных российских городов. Уборочная техника была передана в подарок местному ЖКХ. О чем политтехнологи не преминули оповестить горожан через размещение в местных СМИ, чего уж там, заказных материалов.
Эти примеры цивилизованного задействования политтехнологий затушевывают, но лишь в какой-то мере, случаи использования грязных приемов пиара. Которые иной раз просто вопиют.
В той же питерской кампании кто-то организовал митинг геев в поддержку одного из кандидатов. Надо ли говорить, какое впечатление это произвело на жителей города, который позже, уже в наши дни, прославился звучной деятельностью борца за нравственность – депутата местного Заксобрания? Каковая деятельность вообще-то тоже есть популистский пиар.
А эпизод в Калмыкии, куда в ходе думской избирательной кампании 1999 года прибыл кандидат в депутаты Сергей Степашин. На пути следования экс-премьера из переулков то и дело выскакивали «КамАЗы», а многотысячный зал для встречи кандидата с избирателями внезапно был обесточен. Чуть позже, будучи главой Счетной палаты, он отклонил предложение воспользоваться знаменитой идеей французского публициста и политтехнолога Жана Поля Сартра: в политическом процессе оппонентам нужно отвечать их же методами.
Между тем эти методы вполне себе являются частью политтехнологий, которые в этом случае выступают нарушителем информационной гигиены. Государственные СМИ и Киева, и Москвы заняты сейчас информационными вбросами националистического, а то и вовсе иррационального характера. Которые просто торпедируют российско-украинскую общность. Чего стоят притчи известного радио- и телеведущего, называющего народ соседней страны «укры», а ее правительство – «хунта».
К политтехнологиям прибегала и советская элита, как это ни странно: она не зависела от объектов политтехнологического воздействия. Советская печать исправно сообщала о забастовках трудящихся в странах капитала. Но вот в ЦК КПСС стали приходить письма от собственных трудящихся. Мол, если бы это не считалось антисоветской деятельностью, то и мы бы охотно бастовали с теми же требованиями повышения заработной платы. Словом, пропаганда стала контрпродуктивной. Но и не писать о забастовках было нельзя: согласно марксистскому учению, труд борется против капитала. Агитпроповские политтехнологи нашли изящный выход: после привычной фразы «бастующие требуют повышения заработной платы» поставить запятую и добавить «все более отстающую от роста цен».
Такая лукавая словесная эквилибристика повергает в смущение многих граждан и в наши дни. Ошеломительный рост цен на продукты вследствие нашего контрэмбарго государственные СМИ признают. Но говорят, что положение выправится в результате импортозамещения. Хотя ясно, что речь идет об импортоперемещении – заключении контрактов с другими странами-поставщиками. Ибо проблематично рассчитывать на импортозамещение, когда поголовье крупного рогатого скота в стране сократилось за 20 последних лет на 60%. Со своей стороны, новые партнеры не преминут воспользоваться щекотливым положением России. Ну как Китай. Он вежливо объясняет нам неуместность наших претензий и добивается в переговорах по нефтегазовым делам и трубам принятия его собственных условий. Бизнес, ничего личного.
Но и тут политтехнологи, как некогда их коллеги из советского агитпропа, нашли выход. Стали рекламировать выращивание кроликов: мол, их мясо еще полезнее, чем привычная говядина. Ау, четверговые «рыбные дни» в общепите безмясных советских лет!
На днях в одном московском вузе, готовящем политтехнологов со знанием иностранных языков, студент представил курсовую работу под названием «Партийность перевода». Посыл такой: во времена культурной революции в Китае, проводниками которой выступали отряды бесчинствующей молодежи, мы ведь не переводили название этих отрядов – «красная гвардия». Это нежелательная ассоциация. А оставляли китайское название – «хунвейбины». Желательное созвучие с русским ругательством производило соответственно желательное воздействие на советских людей. Так, мол, и сейчас: надо переводить западные реалии в соответствии с линией правящей партии. Взять, например, санкции. Это слово можно переводить для российской аудитории в приемлемом ключе. На латыни слово «санкции» (sanctio) означает «меру воздействия», для российской аудитории это вполне может трактоваться как «потуги».
Марианна Власова 
