Роза Цветкова
Григорий Мельконьянц уверен, что благодаря президентским грантам «Голос» станет лучше работать. Фото со страницы Г. Мельконьянца в Facebook
Постановление Мосгорсуда (МГС), не обнаружившего у Ассоциации по защите прав избирателей «Голос» признаков, позволяющих сделать вывод об иностранном финансировании этой организации, стало настоящей судебной сенсацией. Ведь именно «Голос», с 2000 года занимающийся мониторингом российских выборов, стал первой некоммерческой организацией, в апреле прошлого года официально признанной «иностранным агентом». Руководство НКО добровольно регистрироваться в этом статусе отказалось, за что Минюст наложил и на организацию, и на ее главу Лилию Шибанову штрафы в размере 400 тыс. руб. Теперь, согласно решению МГС, ведомство должно будет не только исключить «Голос» из «агентского» реестра, но и вернуть ему незаконно наложенные штрафы. Что повлияло на решение суда и станет ли эта ситуация поводом для «амнистии» остальных НКО, без их воли определенных в «агенты», – замдиректора «Голоса» Григорий МЕЛЬКОНЬЯНЦ был предельно откровенен в беседе с ответственным редактором «НГ-политики» Розой ЦВЕТКОВОЙ.
– Григорий Аркадьевич, вердикт Мосгорсуда, не нашедшего оснований для признания «Голоса» «иностранным агентом», выглядит исключительно неожиданным после череды судебных тяжб, которые вы раз за разом проигрывали. С чего это именно сейчас, в преддверии выборов 14 сентября, высшей столичной судебной инстанции вздумалось вас обелить?
– Мы этого абсолютно не ожидали! Потому что, наверное, уже привыкли к тому, что если в деле с самого начала присутствует обвинительный уклон, то все последующие судебные инстанции будут подтверждать, а не оспаривать решения друг друга. Надеялись, конечно, на лучшее, но весь опыт обращений в суды подсказывал, что какой бы наша аргументация ни выглядела, как бы наши юристы ни пытались доказать, что никаких денег от иностранных инвесторов «Голос» не брал, реальность такова, что опровергнуть наше включение в реестр НКО – иностранных агентов – не удастся. По сути, к этому решению мы шли полтора года, через многочисленные суды, с того самого дня, когда в апреле 2013 года «Голос» признали «иностранным агентом». Это были сначала мировой, а потом районный суд Пресненского района, оставивший в силе присуждение штрафа в 400 тысяч за уклонение от добровольного включения в реестр иностранных агентов, позже мы вместе с другими НКО обращались в Конституционный суд, еще были промежуточные суды, которые в своих решениях всегда основывались на первоначальном решении мирового суда, обращение в Европейский суд, наконец. То есть это был долгий-долгий и, как тогда казалось, безнадежный процесс обжалования всех этих решений.
– И, несмотря ни на что, вы не сдавались и продолжали судиться? Что поддерживало вашу веру в справедливость?
– Первой победой «Голоса» было, на мой взгляд, постановление КС, которое по многим позициям хотя и не удовлетворило нас, некоммерческие организации, но что касается именно ассоциации, то суд четко и конкретно сказал: ситуация административного преследования не может считаться приемлемой, так как не присутствует признака иностранного финансирования, ведь организация не признала тех денег, которые ей были посланы, и отправила их обратно. Это было всем очевидно, кроме, к сожалению, Минюста и тех судов, которые и впоследствии подтверждали справедливость составленного протокола об административном штрафе. Должен сказать, что мы в КС не впрямую обращались, а через уполномоченного по правам человека, тогда еще был Владимир Лукин. И это тоже была его принципиальная позиция, за что мы очень благодарны ему и аппарату омбудсмена в целом. И когда у нас в руках было постановление КС, мы решили протестировать его уже на уровне Замоскворецкого районного суда, куда несколько НКО – мы, «Мемориал», «Общественный вердикт», ЮРИКС – подали, каждый сам по себе, иск на прокуратуру, на ее представление нас как иностранных агентов. Суд не хотел выносить никаких решений, это было очевидно – то судья болела, то судебное заседание переносилось, то еще что-то, – процесс затягивался до бесконечности.
И мы были уверены, что уж раз есть решение КС по неприемлемости включения «Голоса» в иностранные агенты, то мы это дело выиграем. Но Минюст, несмотря ни на какие постановления КС, тем не менее включает нас в реестр иностранных агентов, что стало для нас полной неожиданностью. После чего и в суде нам было в очередной раз отказано. И тогда мы поняли, уж если судья вынесла такое решение, значит, есть четкая такая обвинительная линия, с которой уже не свернуть.
Собственно обращение уже к новому уполномоченному – к Элле Памфиловой – с просьбой оказать помощь в реализации постановления Конституционного суда и обратиться в Мосгорсуд для пересмотра этого дела в порядке надзора – не выглядело даже возможной гарантией успеха. Ведь в таких случаях нет никакого публичного судебного разбирательства, в суде это сами как-то рассматривают и потом присылают свой ответ. То есть все абсолютно непублично, без СМИ и ажиотажа.
И вдруг на сайте Мосгорсуда появляются тексты двух постановлений – в отношении «Голоса» и Лилии Шибановой. И стало ясно, что Мосгорсуд подтвердил нашу правоту, а позицию Минюста и судов нижних инстанций, по сути, признал ничтожной.
– В чем причина этого совершенно нереального зигзага удачи, на ваш взгляд?
– Я думаю, здесь несколько позиций. Во-первых, Мосгорсуд и низовые суды – это все-таки разные уровни. И если последние могут как-то попытаться закрыть глаза на постановление КС, то в Мосгорсуде на это пойти не смогли, потому что в противном случае это было бы вопиющее неуважение к Конституционному суду и уполномоченному по правам человека. Вторая причина, я убежден, в том, что были наверняка какие-то предварительные консультации в Кремле, так как дело было достаточно резонансным. И в Мосгорсуде не могли этого не понимать.
– Вы считаете, что накануне выборов, которые повсеместно прошли по стране 14 сентября, было выгодно выпустить «Голос» на поле мониторинга?
– Ситуация с выборами сейчас нехорошая: явка катастрофически низкая, интерес к выборам и со стороны граждан, и со стороны избирателей, да и самих кандидатов в депутаты практически нулевой. Институт выборов уже особо не воспринимается как институт согласования интересов и как институт демократии, а многими воспринимается как некая формальная процедура, которая вроде бы нужна, но непонятно зачем. И я не исключаю, что сейчас предпринимаются попытки реанимации интереса к выборам. И после этих выборов особенно будет взят курс на некий тренд честности выборов. Поэтому, наверное, и дан сигнал к этому в сфере избирательной. Потому что «Голос» рассматривают как организацию, непосредственно связанную с выборами, и очевидно было, что этот шаг Мосгорсуда вызовет определенный резонанс как внутри страны, так и за рубежом. Это вопрос политического имиджа.
– Да, и «Голос» тут же рьяно взялся за дело и нашел нарушения законодательства по выборам не у кого-нибудь, а у самого президента, который, как выясняется, досрочно проголосовал не там, где положено?
– У нас претензии не к Путину, а к территориальной избирательной комиссии (ТИК), которая организовывала весь этот процесс. Согласно Избирательному кодексу Москвы, досрочное голосование должно происходить в помещении ТИКа. Все эти помещения были заранее по всей Москве определены, установлен график, когда можно там проголосовать, и те избиратели, которые хотят это сделать досрочно, знают, куда и когда приходить. Но ни с того ни с сего отдельно было устроено голосование 10 сентября в Академии наук на территории избирательного участка 2151, где традиционно голосует Владимир Путин, что в принципе вызвало очень много вопросов.
– А как это объясняется теми, кто отвечает за организацию таких участков по досрочному голосованию?
– Каким-то образом, но уже после того как Путин проголосовал, появилось решение территориальной комиссии, которая просит Академию наук, в связи с большим количеством желающих голосовать досрочно, открыть там этот избирательный пункт на несколько дней. И это безо всяких ссылок на закон!
К сожалению, злоупотребление досрочным голосованием наблюдалось и в ряде регионов: возвращаются те самые технологии, из-за которых досрочное голосование было отменено в течение некоторого времени. Это принуждение избирателей голосовать досрочно, это подвоз их к территориальным избирательным комиссиям, люди возмущаются, ругаются, но при этом вынуждены это делать, потому что так приказал либо работодатель, либо те, кто имеет на них определенное административное воздействие. Вся эта информация у нас документируется, есть сканы подобных административных директив, вплоть до различных региональных министерств, которые спускают нижестоящим своим инстанциям указания обеспечить явку на досрочное голосование, фотографии, видеоролики.
– Скажите, пожалуйста, на протяжении всего дня после решения Мосгорсуда звонили ли вам оттуда, с того уровня, где, по твоим предположениям, происходили консультации по вашей участи?
– Было такое огромное количество звонков, и даже безымянных, что, честное слово, голова идет кругом.
– Тогда по-другому вопрос поставлю: как вы поступите, если откуда-то сверху поступит предложение о совместной работе по контролю за выборами?
– Мы открыты и готовы взаимодействовать, если действительно это будет не профанация, а реальные партнерство и сотрудничество. К тому же мы сейчас реализуем президентский грант, а это так называемые бюджетные средства. Наш проект так и называется: «Время честных выборов, повышение доверия к институту выборов» – то есть мы уже и так работаем в этом русле. Мы сейчас анализируем работу избирательных комиссий детально: по работе с обращениями граждан, по их информационной открытости, по их доступности, по регистрации и выдвижению кандидатов. То есть мы проводим сейчас работу, по сути, за избирательные комиссии, за различные контролирующие органы с целью улучшить работу избирательной системы.
– Президентский грант? А не здесь ли причина неожиданной лояльности к вам? Ты можешь озвучить его сумму?
– Это уже второй грант, первый мы получили восемь месяцев назад, на сумму 7 миллионов рублей, он заканчивается в сентябре, второй – где-то на 5 миллионов рублей – начнется с октября и по август следующего года.
– Как-то не увязывается в сознании, что, с одной стороны, полученные президентские гранты, а с другой – статус иностранного агента, который только-только с вас сняли…
– Это даже очень хорошо увязывается, потому что тот фонд, который был президентом создан для правозащитных организаций, то есть отдельно выделенные достаточно крупные средства на финансирование правозащитных организаций, говорит о том, что Владимир Путин заинтересован в некой системе сдержек и противовесов. Потому что если бы он был стопроцентно против всей этой деятельности, денег бы никто никогда не выделил и никто ни с кем бы не заигрывал. Даже разбираться не стали бы, а просто конкретно сказали бы: вот мы лишили вас финансирования зарубежного, крутитесь как хотите, собирайте пожертвования, доите бизнес, как хотите, так и работайте, хоть на паперть идите.
А так вся эта ситуация говорит о том, что в Кремле есть определенное понимание того, что эти организации нужны – нельзя просто от них отмахнуться и уничтожить. Но при этом на уровне таком подковерном, низовом, происходят всякие события с проверками, гноблением и прочими заморочками. Это инициатива снизу, как мне кажется, а не всеобщий федеральный тренд.
– И все же, не боитесь упреков что-то вроде того, как «вот еще одни продались за гранты»?
– Мы действительно этого опасались. Были люди, которые после того, как мы получили первый грант, говорили, что вот, «Голос» продался, стал теперь кремлевским агентом и т.д. Но по нашей работе, я надеюсь, люди увидели за все это время, что мы не изменили своим принципам, мы как работали, так и работаем, ни с кем ничего не согласовываем и не созваниваемся. По формату наша работа ни в чем не изменилась, наоборот, мы стали на эти средства делать больше, чем мы это делали раньше.
– Станет ли история с «Голосом» побудителем для действий в отношении остальных НКО?
– Я думаю, что да. То, что это произошло именно с ассоциацией «Голос», это первый случай, когда эта организация была первой в реестр иностранных агентов включена и первой же из него исключена. Это определенный сигнал и бюрократии, и прокуратуре, и судам, теперь нужно более осмысленно и вдумчиво со статусами разбираться, потому что эти перегибы очевидно дискредитируют Россию в глазах международного сообщества. И это, на мой взгляд, как минимум сигнал к тому, что подобного произвола, когда суды штампуют решения, не соразмерные ни с законом, ни с конкретными обстоятельствами, больше не должно быть.
