Времена телекиллеров уходят в прошлое

Данные предоставлены информационно-аналитической системой «Медиалогия» специально для «НГ-политики»

Свобода слова в России, равно как и история прессы, – это рассказ об условных периодах. Рождение, детство, юношество и т.п. Иными словами – рассказ о взрослении. СМИ – не только свидетели эпохи, но и ее олицетворение. Роль родителя в этой истории отводится государству (именно государству, а не исключительно власти). Таким образом, и рассказ получается во многом архетипичным – со всеми сложностями переходного возраста, ощущением полной свободы и мучительным осознанием возрастающей ответственности наравне с пониманием того, что хватка родителя крепчает.

Свобода слова начала 90-х была крикливым дитятей осторожной горбачевской гласности. Впрочем, если говорить не конкретно о Москве, а о всей стране, то зубки у «ребенка» прорезались раньше и явили себя еще в 1989 году. Сейчас трудно представить, что советское население бросало тогда все дела и смотрело прямые телевизионные трансляции Первого съезда народных депутатов. Ведь некоторые из выступающих говорили с трибуны не то, что им предлагали сказать, – а то, что хотели.

Следующее десятилетие фактически разбивается на два периода: до середины 90-х и после нее. Формально сюда попадает и время советского строя: на заре декады Михаил Горбачев еще мог устроить скандал по поводу публикации своего невысокого рейтинга в «АиФ» – и требовать отставки главного редактора. Но тот так и не был уволен.

Дитя росло в безбашенное время – и, оставшись без родителей, оказалось ему под стать. Сейчас странно это читать, но осенью 1991 года в московской прессе, например, всерьез дебатировался вопрос об украинской военной угрозе: на территории только что самопровозглашенной республики было так много танков, что теоретически была возможность быстрого рывка к незащищенной Москве.

Само журналистское сообщество было расколото на три лагеря: демократы, консерваторы и «болото». Когда речь заходила о том, кому предоставить слово и на каких условиях, споров внутри каждой из этих групп не было: все понимали друг друга с полуслова. Теория заговоров к тому периоду абсолютно не подходила.

СМИ находились либо в руках государства, либо коллективов журналистов. Первое одновременно разрушалось и строилось, так что не хотело и не могло контролировать прессу. Борис Ельцин мог обижаться на статьи или телерепортажи, но его собственное окружение настаивало на том, чтобы он терпел. Он и терпел. Что касается журналистских коллективов, то они все решали сами. В результате в стране было полное торжество свободы слова в тогдашнем его понимании.

Это было время торжества свободы слова отдельного журналиста или аналитика, торжества свободы слова тугой и толстой пачки купюр и, пусть и ограниченного, но торжества свободы слова политики.

Второй же период развития свободы слова в 90-е начался тогда, когда в СМИ пошел крупный капитал. Первопроходцем оказался Владимир Гусинский, затем подтянулись другие. Лучше всех устроился Борис Березовский с ОРТ: канал формально принадлежал государству, но контролировался предпринимателем, точнее даже его «правой рукой» – Бадри Патакарцишвили.

Уже сам факт прихода крупного капитала как собственника СМИ означал изменение подхода к тому, что называлось свободой слова в прежний период.

График подготовлен информационно-аналитической системой «Медиалогия» на базе данных с 1 января 2004 года по 31 мая 2014 года специально для «НГ-политики»

Во-первых, свобода слова отдельного журналиста или аналитика стала ограниченной. Конкретные СМИ были нацелены либо на финансовую прибыль, либо на политическое влияние, либо на то и другое. Соответственно ряд материалов, которые прошли бы прежде, на этот раз оказывались в корзине. Исключения, разумеется, были, но не так уж часто.

Во-вторых, постепенно выработались другие порядки относительно «джинсы» – подработка жестко пресекалась, если только не шла от начальства. Эта методика отчасти перешла в нулевые.

В-третьих, для приватизированных СМИ наступил предсказуемый «момент истины». Их собственники имели свой бизнес, причем сильно зависящий от государства. Поэтому проявлять излишнюю самостоятельность в политических вопросах они просто не могли. Другое дело, конечно, что государства как единого целого не существует – всегда много сегментов, групп, личностей и конфликтов. Одних нужно было поддерживать, других можно было критиковать. Что и делалось, причем временами очень жестко. Подобные прецеденты создавали ощущение, видимость свободы слова (вспомнить хотя бы атаку на Юрия Лужкова).

С приватизацией СМИ была связана иллюзия, что они станут независимыми – как в абстрактном «зарубежье». Собственно говоря, НТВ когда-то создавался с условием, что компания будет условной калькой с американских массмедиа. Было это осенью 1993 года, но уже в скором времени канал перешел к политическому лоббированию.

В этот период телевизионное оружие было впервые использовано в конкурентной борьбе между предпринимателями. А потом начались и корпоративные войны. Пресса превратилась в мощное оружие, сила которого была ясна всем. Не случайно, что, кажется, к концу десятилетия стало практикой заключать своеобразные «договоры о ненападении» между компаниями и прессой. Одни получали деньги, другие – гарантии лояльности освещения своей деятельности.

Изменились и журналисты. Некоторые из тех, кто хвастался своей былой борьбой с коммунистическим режимом, готовы были на все ради новых хозяев. Кое-кто получал банковские карточки на неограниченные представительские расходы. Появились наемные журналистские «киллеры», которые активно использовались (и делали себе имена) во время корпоративных войн.

Был также создан так называемый кремлевский пул журналистов, которые имели привилегию в узком составе быть к президенту «немного ближе», чем другие их коллеги. Начали проводиться закрытые брифинги с высокопоставленными чиновниками администрации главы государства, на которых неофициально разъяснялась текущая политическая ситуация. Проще говоря, эксклюзивную информацию стали менять на лояльность отношения.

«Лояльность» – ключевое слово для эпохи нулевых. Это понятие не просто влилось в контекст эпохи (приход к власти Владимира Путина, условная национализация СМИ, по большей части сегмента ТВ, смена собственников изданий и т.д.) – оно мутировало и сформировало определенные стереотипы. Так, уже к середине десятилетия общественная организация «Репортеры без границ» по результатам своего исследования приходит к выводу, что пресса на территории большинства постсоветских государств несвободна.

Россия в рейтинге организации в 2004 году оказывается на 147-м месте по уровню свободы СМИ – его наша страна делит с Камеруном и Йеменом. Эксперты говорят о цензуре и так называемой самоцензуре, о госконтрактах и российском маятнике (восприятие страны балансирует между тоталитаризмом и чуть менее жестким вариантом), о неподконтрольной информации и новом приеме властей – антитеррористических законах, ограничивающих возможности изданий. Последний пункт актуален и сейчас (впрочем, как и остальные) – недавнее приравнивание топовых блогеров к СМИ входило в антитеррористический пакет.

Другое ключевое слово эпохи – «Интернет». Этот компонент во многом стал пристанищем для оппозиции: не только способом обмена информацией, но и средством агитации и организации. Одновременно солидная часть СМИ (но далеко не все они) сосредоточилась в руках приближенных к Кремлю миллиардеров. Строгая цензура не вводилась, однако формат материалов и высказываний изменился. Обладатель финансовых средств берет на себя роль второго плана, главную же играет регулятор – тот, кто позволяет зарабатывать и тратить.

Сообщество журналистов также не сильно поменялось: демократы, консерваторы и «болото» ко второй половине – концу десятилетия превратились в либералов и патриотов, при этом «болото» им же и осталось. Среди интересных моментов здесь разве что один: переход демократов в стан патриотов, и наоборот – уход экс-консерваторов в лагерь либералов.

Корпоративные войны продолжаются. Но уже без былого задора – времена телекиллеров уходят в прошлое. Сеть стала новой площадкой для компромата – черный пиар в СМИ становится опасен, да и почти не окупается. Новые правила жестче и понятнее. Условное юношество журналистики остается позади.

К началу следующего десятилетия тон экспертов меняется: многие говорят о закате российских независимых СМИ. Эту карту все активнее разыгрывает Запад. И здесь вполне уместно отступление. Дело в том, что западные СМИ так же, как и российские, вряд ли могут считаться образцом независимости – они тоже аффилированы с властью (хороший пример – США, где основные каналы поделены между республиканцами и демократами). Да и рассуждения в стиле «издания должны зарабатывать сами» вряд ли имеют под собой твердую почву, ведь никто не отменял госконтракты, гранты и ту же необходимость учитывать коммерческие интересы владельца, связанного с теми или иными политическими группами.

Упреки в отсутствии независимости (которая порой представляется попросту отказом от определенного собственного мнения в угоду всем мнениям) также выглядят несостоятельными. Ведь и само издание без внятной редакционной политики и «своей линии» не имеет и «своего читателя». Другое дело – профсоюзы. Их роль фактически сводится к нулю, однако профессиональные организации никогда не были сильной стороной России.

Бесшабашность ушла из журналистики. Во многом именно с ней связывали так называемую свободу слова. И если раньше профессия ассоциировалась равно с романтикой и цинизмом, то теперь стал превалировать последний аспект, в то время как первый на время пропал. Во всяком случае, хочется верить, что на время.

Во всех подобных тенденциях, называемых «завинчиванием гаек», принято винить власть. Однако в нашем случае было бы вернее говорить именно о государстве. Но и не только о нем. Ребенок, отбившийся от рук, понятное дело, вызывает беспокойство. Свободна (не путать с понятием независимости) ли в России пресса? Скорее нет, чем да. Должна ли она быть сейчас свободной? Пожалуй, ответ тот же. Другое дело, что речь идет о взрослении. Бунт против родителей – обычное дело, и вполне в порядке вещей, что он подавляется (обратный вариант представляется плачевным). Российской журналистике и свободе слова в стране чуть более 20 лет. Дети должны быть лучше родителей – а для этого необходимы время, терпение и опыт.