И коробит нас чуть-чуть господин Искариотов

Иллюстрация Вадима Мисюка

Недавний опрос, проведенный Левада-Центром, показал, что число граждан, считающих себя патриотами, снизилось по сравнению с октябрем 2000 года с 77 до 69%.

На самом деле число патриотов за этот период сократилось еще больше, ведь к «отступникам от патриотизма» следует добавить тех, кто уехал из страны.

Этот результат на первый взгляд парадоксален. При самом критическом отношении к действующей власти нельзя не признать, что сегодня положение России и ее граждан объективно лучше, чем в октябре 2000 года: выросли зарплаты и пенсии, увеличился бюджет, накоплены значительные финансовые резервы, выплачен государственный внешний долг, Россия получила право на проведение престижных международных спортивных соревнований, обрела определенный вес во внешней политике, о чем свидетельствуют развитие событий вокруг Сирии и соглашение по иранской ядерной программе.

И если бы участников данного опроса спросили, хотели бы они, чтобы Россия вернулась в ситуацию 2000 года, можно не сомневаться, что подавляющее большинство такую перспективу отвергло бы.

Значит, патриотические чувства граждан связаны не только с объективно фиксируемым изменением социально-экономической ситуации в стране, ее престижем и влиянием в мире, но и с какими-то иными факторами.

Если они патриоты, то я – нет

Опять же парадокс, но к числу таких факторов можно отнести всплеск официальной патриотической активности последних лет.

С одной стороны, как отмечал еще в свое время Николай Михайлович Карамзин, быть патриотом – естественно. Человек привыкает к той местности, где он родился и вырос, и, как правило, не готов променять ее ни на какую другую. Логично, что он желает этой местности – своей малой родине – всяческого благоденствия. А поскольку это благоденствие напрямую зависит от состояния большой родины – России, – логично желать процветания и ей.

Кроме того, в природе людей – делиться на различные «команды», соревнующиеся между собой. Есть поклонники тех или иных музыкальных групп, есть футбольные фанаты, есть молодежные группировки, есть политические партии и движения, есть различные церкви; каждая из этих групп в какой-то мере считает себя лучше других. В интересующем нас случае мы все от рождения являемся членами одной «команды» – России. А коль скоро это так, логично за эту команду болеть – то есть быть патриотом.

С другой стороны, патриотизм существует как некое политическое, идеологическое и культурное явление, представленное конкретными людьми. Это, например, депутаты Государственной Думы Владимир Жириновский (и фракция ЛДПР в полном составе), единороссы Евгений Федоров и Ирина Яровая, справоросс Елена Мизулина, министр культуры Владимир Мединский, генерал Леонид Ивашов, политологи Александр Дугин и Сергей Кургинян, историки Наталья Нарочницкая и Юрий Жуков, писатель Александр Проханов, тележурналисты Дмитрий Киселев и Аркадий Мамонтов, главный редактор газеты «Культура» Елена Ямпольская, протоиерей Всеволод Чаплин, певица Елена Ваенга и др.

Эти деятели, что называется, в тренде: они – непременные участники различных ток-шоу и телевизионных дискуссий, их мнения широко тиражируются в СМИ, что вряд ли возможно без некоего «благословения» сверху.

Это патриоты воинствующие: они непрерывно и ожесточенно против кого-то или против чего-то сражаются: против «агентов влияния» и «мировой закулисы», против усыновления больных российских детей американцами, против пьянства и наркомании, против «кощунниц» и «сатанистов», против «черных мифов» о России, против абортов и сексуальных извращенцев, против «болотной» оппозиции, либерастов и толерастов, против преступлений американской военщины и международного сионизма и т.д. Большинство из них самозабвенно любит действующую власть – это также «фирменный знак» российского патриотизма.

Глядя на их неуемную активность, возникает желание сказать: «Если они – патриоты, то я, пожалуй, нет». И дело здесь даже не столько в их аргументации, сколько в некоем трудноуловимом осадке, который оставляют их выступления и сами эти личности. Точнее всего это ощущение, наверное, передано в известной интерпретации Василия Курочкина стихотворения Беранже:

Расстилается как кошка,
Выгибается как змей...
Отчего ж таких людей
Мы чуждаемся немножко?
И коробит нас чуть-чуть
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов…

Как бы обращаясь к подобным пропагандистам патриотизма, музыкант Андрей Макаревич восклицает: «Ту Россию, которую я любил и буду любить, меня учить любить не надо. А то чудовище, которое вы пытаетесь родить, калеча и уродуя мою страну, вы меня полюбить не заставите. И гореть вам в аду, клоуны!»

У официозной патриотической пропаганды получается именно то, о чем в свое время писал Лев Толстой: «Ничто… не доказывает с такой очевидностью отсутствие патриотизма в народах, как именно те напряженные усилия, которые употребляются теперь правительствами и правящими классами для искусственного возбуждения его, и те малые результаты, которые получаются, несмотря на все усилия».

Бесплодная дебютная идея

В основе мышления казенных патриотов лежит бесплодная идея о том, что внешний мир только и озабочен Россией и непримиримо враждебен ей – в силу ее особого пути, особой «духовности», особой культуры. И этот внешний мир якобы только о том и думает, как бы во что бы то ни стало замутить, изгадить и растоптать этот чистейший «родник», в потенциале несущий спасение и счастье всему человечеству. Не случайно патриоты так любят цитировать мифический «план Даллеса», заимствованный из романа Анатолия Иванова «Вечный зов».

На самом деле современный мир озабочен своими собственными проблемами, а Россию воспринимает такой, какая она есть, и вполне готов поддерживать с ней нормальные деловые отношения. Это, разумеется, не исключает геополитического соперничества и экономической конкуренции: скажем, США и Европа хотят, чтобы Украина как можно скорее стала частью европейского экономического пространства и системы безопасности, в то время как Россия стремится сохранить ее в орбите своего влияния: Запад делает ставку на смещение президента Сирии Башара Асада, а Россия его поддерживает, США стремятся «экспортировать» либеральную демократию в страны Северной Африки и Ближнего Востока, а Россия относится к этим планам скептически и т.д. Но это отнюдь не означает, что кто-то на государственном уровне на Западе спит и видит, чтобы Россия развалилась, погрузилась в хаос, гражданские войны, межнациональные конфликты и т.п.

Аналогичным образом России не угрожает экспансия тех норм поведения и социальных практик, которые в последние годы получили распространение на Западе. Никто не собирается заставлять нас узаконивать однополые браки, допускать педофилию в качестве нормы, «переименовывать» папу и маму в «родителя номер один» и «родителя номер два», перенимать крайности «политкорректности» и т.д. А потому борьба наших патриотов с «тлетворным влиянием Запада» – это во многом сражение с ветряными мельницами. Или с какими-то собственными комплексами.

Эта борьба, однако, имеет весьма прискорбные последствия: с использованием всей мощи телевизионной пропаганды гражданам стараются внушить, что в наших проблемах и бедах виноваты кто угодно – американцы, европейцы, «сионисты», «агенты влияния», – но только не мы сами. Для власти такая идея чрезвычайно удобна, поскольку позволяет сложить с себя ответственность за невыполнение объективно присущих государству функций. За последние 13 лет Россия не увеличила своей доли на мировых рынках высоких технологий, не возродила авиапром, не модернизировала транспортную инфраструктуру, не смогла существенно подняться в международных рейтингах, характеризующих уровень коррупции, условия ведения бизнеса, качество государственного управления и т.д. С этих позиций российское государство оценивается западными экспертами как слабое, и эту оценку не изменят любые дальнейшие меры по «закручиванию гаек».

Конечно, проще всего свалить это на «внешнее управление» со стороны американцев, как это раз за разом делает, например, один известный депутат Госдумы от «Единой России».

Не способствует популяризации патриотизма и тот факт, что многие из тех, кто сотрясает воздух и телеэфир патриотическими речами, как выясняется, весьма неплохо устраиваются на обличаемом ими Западе: приобретают недвижимость в Майами и на Лазурном берегу, отправляют своих жен на роды в Великобританию, а своих детей – на учебу в Швейцарию, сорят деньгами на фешенебельных зарубежных курортах и т.д.

Ни пажей, ни менестрелей

Исторические традиции не способствуют формированию у нас патриотического сознания. В ХIX столетии виднейшие интеллектуалы США, Англии, Франции и других стран были убежденными патриотами. Скажем, американский политический деятель, юрист и историк Альберт Беверидж писал: «Бог одарил нас благородной землей, которая может накормить и одеть мир… Он поселил на этой земле могущественный народ – народ, возникший из самого решительного в истории человеческого рода...; имперский народ – в силу своего могущества, созданных им институтов, продиктованной им свыше цели – народ знаменосцев, а не попрошаек свободы.

Бог даровал своему избранному народу славную историю – историю героическую, исполненную веры в нашу миссию и в наше будущее…, историю божественно логичную, в процессе грандиозного созидания которой мы сегодня участвуем».

Это ощущение собственной исключительности сохраняется у американских элит и американского народа по сей день.

В то же время значительная часть интеллигенции в России относилась к идее патриотизма с подозрением, при том что основания для проявлений патриотизма у нас имелись, взять хотя бы победу русской армии над Наполеоном в войне 1812 года.

Свидетелем и даже участником этой победы был салонный острослов Петр Чаадаев, который в письме к графу Александру Бенкендорфу признавался, что ему трудно писать по-русски и он предпочитает изъясняться по-французски.

В «Философическом письме», адресованном некоей «даме сердца», он представил следующий взгляд на русскую историю: «Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, – вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции… Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя».

Нигилистический взгляд на историю России был подхвачен и другими мыслителями, казалось бы, совсем отличных от Чаадаева идейных толков. Так, вождь славянофилов Алексей Хомяков утверждал: «Ничего доброго, ничего благородного, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности, угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат».

Крайне отрицательно относился к патриотизму и Лев Толстой, который в статье «Патриотизм и правительство» писал: «Мне уже несколько раз приходилось высказывать мысль о том, что патриотизм есть в наше время чувство неестественное, неразумное, вредное, причиняющее большую долю тех бедствий, от которых страдает человечество, и что поэтому чувство это не должно быть воспитываемо, как это делается теперь, а напротив, подавляемо и уничтожаемо всеми зависящими от разумных людей средствами».

На этом фоне высказывания виднейших теоретиков и практиков радикального марксизма выглядят даже умеренно. Скажем, Лев Троцкий сокрушался: «Какое жалкое, историей обделенное дворянство наше! Где его замки? Где его турниры? Крестовые походы, оруженосцы, менестрели, пажи? Любовь рыцарская? Ничего нет, хоть шаром покати…

Нигилизм на грани фола. Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru

Наша дворянская бюрократия отражала на себе всю историческую мизерию нашего дворянства. Где ее великие силы и имена? На самых вершинах своих она не шла дальше третьестепенных подражаний – под герцога Альбу, под Кольбера, Тюрго, Меттерниха, под Бисмарка…».

В свою очередь, Владимир Ильич Ленин утверждал: «Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое… и свое рабское настоящее… Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство…, такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

С приходом к власти большевиков исторический нигилизм стал своего рода официальной идеологией в СССР в 20-х – начале 30-х годов, когда на дореволюционную историю Россию было принято смотреть с глумливым презрением.

Считается, что в какой-то мере этой политике положил конец Иосиф Виссарионович Сталин, однако и у него встречаются высказывания в духе того, что «история старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость». Тем не менее, в середине 30-х годов в историю России были «возвращены» такие ее герои, как Дмитрий Донской, Александр Невский, Петр I, Суворов, Кутузов, Багратион, адмирал Нахимов и другие. Их имена активно использовались в советской пропаганде в период Великой Отечественной войны.

Сегодняшние либеральные публицисты воспроизводят нигилистический подход 20-х годов: Александр Невский, по их оценке, – «прислужник татаро-монгольских ханов»; Александр Суворов – «палач» свободолюбивой Польши; Михаил Кутузов – «бездарный полководец» и к тому же «педофил»; «брусиловский прорыв» – «перемалывание собственной живой силы в бесполезном наступлении»; маршал Георгий Жуков – «браконьер русского народа»; победа под Сталинградом – «миф»; штурм Берлина – «преступление»; полет Юрия Гагарина – «показуха»; таковы некоторые тезисы современной либеральной «историографии».

Нам было чем гордиться. А теперь?

Один из либеральных политологов заявил, что российскому народу и его элитам за последние 100 лет практически нечем гордиться. Это, разумеется, не так, однако подавляющая часть великих свершений нашей страны за последние 100 лет приходится на советский период: индустриализация, победа в Великой Отечественной войне, полет в космос, достижения науки и шедевры искусства. Нынешняя власть, разумеется, к этим свершениям не имеет ни малейшего отношения и не особенно склонна к их прославлению, исключение составляет разве что Великая Отечественная война, но и здесь пропагандисты патриотизма не знают, куда им деть Сталина.

В то же время Россия за последние 23 года не отметилась глобальными достижениями ни в сфере материального производства, ни в области научных открытий и высоких технологий, ни в мире идей и культурных ценностей, словом, не совершила ничего такого, что позволило бы ей поддержать свой статус мирового лидера, к которому привыкли люди, жившие при советской власти.

Вот почему такое раздражение у российского руководства вызывают претензии США на «исключительность». США действительно исключительны – самое большое число в мире нобелевских лауреатов, лучшие в мире университеты, самые мощные вооруженные силы, самая протяженная и качественная дорожная сеть, самые передовые технологии – им есть чем гордиться, помимо своей истории.

Даже роль России как «энергетической сверхдержавы» все более ставится под сомнение в связи с тем, что США наращивают добычу нефти и газа и активно используют новые источники энергии. На фоне затухания роста ВВП и промышленного роста заявления казеннокоштных пропагандистов о том, что Россия «встает с колен», «жмет на газ», «набирает обороты», не находят фактического подтверждения. Даже согласно прогнозам Министерства экономического развития, доля России в мировом производстве постепенно будет сокращаться.

Такое государство, естественно, не вызывает чувства безграничной преданности и не вдохновляет на беззаветное служение, а потому многие люди озаботились раскрытием собственного потенциала, реализацией собственных талантов и способностей. И делать они это предпочитают зачастую там, где для этого созданы наиболее благоприятные условия, где человек чувствует себя свободным. Само собой – не в России.

Лучше всего их настроения выразил один современный поэт, который писал:

Езжай, мой сын, езжай отсель,
На шарике найдешь теперь
Немало мест, где шаг вперед
Необязательно пятьсот
Шагов назад, где, говорят,
Не все всегда наоборот
Где не всегда конвойный взвод
На малых выгонят ребят
Где не всегда затычку в рот
Бывает – правду говорят
Бывает голова вверху
А ниже – ноги
Где в хлеб не сыпали труху
И не смеялись над убогим:
Ха-ха, хе-хе, хи-хи, ху-ху…

Зовут этого поэта – Алексей Улюкаев. По совместительству он – министр экономического развития Российской Федерации…