Левая рука думца всегда ведает, что нужно правой. Фото РИА Новости
Неумолимо приближающаяся 20-я годовщина Конституции и рожденной одновременно с ней Государственной Думы – это хороший повод для многих посмотреть на наш парламент с разных сторон. И вот кто-то уверяет, что его авторитет в государстве и обществе поднялся на немалую высоту, а кто-то, наоборот, обзывает его «взбесившимся принтером» власти. При этом у кого-то есть планы, как сделать российский парламент еще более влиятельным органом, но ведь есть и такое мнение, что собирающиеся два раза в год на пару недель Госдума и Совет Федерации – это самое то. Мол, в советское время депутаты вообще просто утверждали все, что было им подготовлено партией и правительством, и ничего страшного не было.Но мы предлагаем посмотреть на жизнь нашего парламента, а особенно его нижней палаты, с другой стороны. А именно - менталитет какой профессии в нем со временем стал преобладающим. Напомним, что стародавний лидер одной из нынешних парламентских партий всегда настаивал на том, что в Госдуме должны заседать в основном юристы. Потому что, дескать, какой толк в специалистах по животноводству, образованию, культуре и даже финансам, если они не смогут законодательно правильно, то есть юридически грамотно, оформить свои предложения об изменениях ситуации в их собственных отраслях? И он же, кстати, всегда был против «клоунов», которых в первых созывах среди депутатов было немало, хотя многие недоброжелатели относили к таковым как раз его самого.
Надо заметить, что к нынешнему думскому юбилею мечты этого политика в общем и целом сбылись: шестая Госдума – это сообщество весьма сильных правовиков, способных выразить в скучных, хотя и не всегда кратких строчках закона и текущее общественное настроение, и едва намеком выраженную волю власти, и даже собственную, не всегда цензурную, эмоцию.
Проблема только в том, что в отличие от лидера той партии, который все это время призывал «юристов во власть», многим нынешним депутатам не повезло быть таковыми от рождения. Происхождением они, понимаете ли, не вышли, а стали юристами только лишь благодаря образованию. Причем нередко заочному – уже с депутатской скамьи. А потому главный недостаток многих знатных правоведов, которые гораздо лучше пишут, чем говорят, на Охотном Ряду настолько усугубился, что превратился в свою противоположность, то есть в основное достоинство. И хотя один из умудренных опытом парламентских вождей по-прежнему любое свое выступление превращает в мастер-класс по устной софистике, остальные думцы, за небольшим исключением все-таки на этом деле наблатыковавшиеся, так говорить, конечно, в принципе не могут. Зато вот в секунду облачить в законодательные нормы любую свою мысль на Охотном Ряду теперь может почти каждый. Это несложно, тем более что часто истинные авторы того или иного законопроекта – это люди вовсе не с депутатскими значками, а незаметные специалисты из силовых и правоохранительных ведомств, то есть в общем чиновники исполнительной власти.
В общем, российская привычка преломлять под собственное своеобразие общечеловеческие наработки и ценности сработала и здесь. Во всех остальных, видимо, уже окончательно отсталых странах представительная власть считается площадкой, на которой народные интересы – по крайней мере то, что под ними в данный момент понимается, – сначала оговариваются, формулируются и лишь потом превращаются в нормы закона. У нас же ныне принята совсем другая последовательность: чье-то – чаще всего начальственное – мнение моментально оформляется законом, а только потом вокруг него начинается общественная дискуссия. Нередко, кстати, тоже весьма односторонняя – это когда тому же народу через различные массмедиа начинают вдалбливать мысль, что все законы хороши и все они ему во благо. Можно предположить, что вот когда будет принят закон о введении, скажем, налога на количество окон, то людям его полезность будет разъяснена примерно в таких словах: справедливость в том, что у кого окон больше, тот и платит больше – и вообще исконно-посконные россияне всегда довольствовались небольшой отдушиной с бычьим пузырем.
В этом и заключается главная причина, почему же депутаты предпочитают не говорить, а писать. Конечно, ведь именно второй способ коммуникации является по сути дела одноканальным. То есть вот есть те, которые законы пишут, а всем остальным положено их читать. Разговоры же предполагают диалог, а в нем – обмен аргументами, чего наши депутатствующие юристы предпочитают по возможности избегать. Так что у нас в стране прям не парламент получается, а некий «экрирамент». Это если образовать обозначение нашей Госдумы не от французского parle – говорить, а от взятого из того же языка ecrire – писать. Ну а бумага, как это давно известно в России, все стерпит. Поэтому, скажем, депутат из «Единой России» Ирина Яровая и считает для себя возможным выступить с предложением сделать так называемые экономические преступления, наказание за которые сейчас ослаблено, коррупционными, за что теперь карают более жестко. И советоваться по этому поводу она ни с кем не желает – и правильно, чего тут советоваться, когда ей самой текст ее проекта те, кому это положено, написали, а она напишет из него закон, который недовольные все равно будут исполнять. Точнее, на них его будут исполнять – несмотря на все их по этому поводу недовольство.
Любопытно, что председатель комитета ГД по безопасности и противодействию коррупции не просто взмахом пальцев над клавишами переводит преступления из одной категории в другую, она еще и ужесточает наказание – вместо 10 лет прописывает 15. А на робкие вопросы пока еще не все понявших экспертов – а почему все-таки «пятнашка»-то? – нехотя поясняет, что это все, мол, ради профилактики. Дескать, ваши друзья бизнесмены, кормящиеся от бюджета, узнают о таком законе, этой «пятнашки» испугаются – и тогда «прощай, коррупция!». И Яровой абсолютно все равно, что ее инициатива совершенно четко коррелируется со сказанными чуть ранее словами президента о том, что бизнес сам провоцирует чиновников на взятки, а так бы они их и не брали. И вот здесь проявляется еще одна ведущая черта нынешней целиком и полностью правоведческой Госдумы. Юристы, как выясняется, склонны если не к сервильности, то к необычайной гибкости ума. Им это необходимо, ведь они все время вынуждены заниматься толкованием законов. Ну а где толкование, там близко и интерпретация закона в пользу клиента или, напротив, начальства.
Именно поэтому самые замечательные разговоры с депутатами, если они до них снисходят, происходят по поводу правоприменительной практики. В одном случае она для них является главным аргументом. Им, кстати, больше всего любят пользоваться лоббисты правоохранительных органов. Дескать, никого поймать не можем, потому что наказание слабенькое. Надо его увеличить, и тогда все преступники нам попадутся. Это, так сказать, логика Яровой. Но есть еще и логика другого думского юридического корифея – Павла Крашенинникова. Ее он использует для отбивания инициатив оппозиции, скажем, о более жестком наказании фальсификаторам выборов. Мол, раз даже небольшое наказание на практике применить почти не удается, то какой же смысл вводить более жесткое – ведь все равно никого не поймают. Но если вы думаете, что Крашенинникову с Яровой трудно поменять эти свои позиции на противоположные, то, значит, вы ничего не знаете о Госдуме. И о том, что правовая эквилибристика вместо клоунады – это и есть суть нынешнего этапа российского парламентаризма.