Право на бесчестье

Карикатура РИА Новости

Одним из популярных (и приятных) мифов, распространенных в либеральной среде, является представление о наличии непримиримого морального противостояния в российском обществе. Выглядит эта схема примерно так.

С одной стороны – жулики и воры во власти, приверженцы всех мыслимых извращений и пороков. С другой – чистые и благородные в своих устремлениях представители несистемной оппозиции и – особенно – гражданского общества.

С одной стороны – прикормленные властью и просто продажные «политологи», социологи и журналисты, фабрикующие подтасованные опросы общественного мнения, заказные исследования, статьи и «документальные фильмы» в духе «Анатомии протеста». С другой – бесстрашные составители докладов, разоблачающих коррупцию в высших эшелонах власти, чистые «золотые перья», отважно бросающие вызов «преступному режиму» и нередко погибающие на своем боевом посту.

С одной стороны – придворные «деятели искусства», выступающие на официальных концертах и всевозможных корпоративах, снимающие псевдопатриотические агитки и бездарные сериалы, с другой – отвергнутые властью и не понятые широкой публикой вдохновенные творцы, сеющие «разумное, доброе, вечное».

На самом деле господствующие моральные нормы во всех классах, группах, слоях нашего общества примерно одинаковы. Разнятся только возможности. И хотя власть, несомненно, кружит голову, а у некоторых и вовсе «сносит крышу», вряд ли можно утверждать, что на самых высших этажах власти чиновники более аморальны, чем в какой-нибудь администрации провинциального сельского района. Можно сказать и шире – они не более аморальны, чем подавляющее большинство российского населения.

Будем честны сами с собой: многие ли могут похвастаться тем, что они никогда не получали зарплаты в конверте, всегда платили налоги, что их имущественные приобретения за последние годы не превышали официальных доходов, что они никогда не давали взяток, допустим, сотрудникам ГИБДД, или не делали «подношений» врачам и учителям и т.п.? Или, может быть, кто-то из политологов, экспертов, журналистов, политтехнологов станет всерьез утверждать, что все сказанное и написанное им всегда соответствовало его убеждениям и нравственным принципам? Не смешите! Если такой человек вдруг найдется, то это либо законченный лузер, либо беспардонный лжец.

Многие совершенно справедливо публично возмущаются тем, как нагло и беспардонно чиновники выдают компиляции из чужих текстов за собственные диссертации. Но при этом мы как-то забываем, что к подобным манипуляциям люди приучаются еще со школы, начиная с простого списывания и кончая разного рода изощренными махинациями при сдаче ЕГЭ.

Средний российский гражданин уступает в моральном отношении не только среднему американцу или жителю Западной Европы, но и обитателям многих развивающихся стран, таких как Сингапур, Корея, Тайвань, Чили и ряд других. И если бы какая-нибудь организация составляла некий «рейтинг нравственности», Россия заняла бы в нем не более высокое место, чем в рейтинге Doing Business или в рейтинге восприятия коррупции.

Мода на террор и госизмену

«В сущности, наше учение есть отрицание чести, и откровенным правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно», – эти слова Петра Верховенского из романа Ф.М. Достоевского «Бесы» в полном смысле оказались пророческими. Создается впечатление, что Россия стала жертвой поставленного ею над самой собой гигантского эксперимента по искоренению этических принципов, последнюю стадию которого мы наблюдаем сегодня.

С начала ХХ века те модели бесчестного и преступного поведения, которые прежде были уделом осуждаемых и презираемых обществом одиночек, не просто приобретают массовый характер, но и становятся модными и популярными в тогдашних «передовых» кругах. В 60–80-е годы XIX века террористические акты, осуществляемые фанатиками-одиночками вроде Дмитрия Каракозова или организованной преступной группой, называвшей себя партией «Народная воля», вызывали у подавляющего большинства населения отвращение и негодование. Однако, начиная с прозвучавшего 14 февраля 1901 года выстрела террориста Карповича в министра народного просвещения Николая Боголепова, террористические акты получают растущую поддержку не только у радикальной интеллигенции и студенчества, но и в других слоях общества. В этом плане очень характерен «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева. Писатель ничуть не скорбит о том, что террористический акт, задуманный его героями, не будь он своевременно предотвращен, мог бы привести к гибели не только царского министра, но и десятков ни в чем не повинных людей, как это нередко случалось в ходе террористической деятельности. Ему безумно жалко террористов – таких молодых, убежденных, талантливых и одухотворенных, «всего лишь» замышлявших отнять жизнь у больного и злобного старика, которому в любом случае не место в конструируемом ими «прекрасном будущем». Ответственность за террор передовая общественность неизменно возлагала на «реакционные власти», которые были «виноваты» перед террористами уже самим фактом своего существования. Адвокаты произносили в защиту террористов пламенные речи, которые более напоминали обвинительные заключения против убитых государственных деятелей: самый яркий пример – речь знаменитого «мэтра» Н.П. Карабчевского в защиту террориста Егора Созонова, чья бомба разорвала в клочья 15 июля 1904 года министра внутренних дел Вячеслава Плеве.

Так отдыхают в перерывах между заседаниями иные обитатели Госдумы. Фото ИТАР-ТАСС

Не менее «популярной» стала и такая преступная и аморальная форма поведения, как государственная измена. Идейные последователи другого персонажа Ф.М. Достоевского – лакея Смердякова – из различных левых, революционных партий не только горячо желали поражения своей стране в войне с Японией 1904–1905 годов, но и не гнушались принимать от японской разведки деньги и даже оружие. Такую же позицию – «поражения своего правительства в войне» заняли революционные партии и в 1914 году. В любой демократической стране, ведущей войну, изменники и капитулянты, вступавшие в сговор с противником, подвергались самым суровым наказаниям – вплоть до смертной казни. И только российские власти проявляли удивительную беспечность. За что и поплатились.

Цунами схлынуло – устои остались

Придя к власти, большевики немедленно приступили к сокрушению старой морали – нравственными отныне стали все те действия, которые служили, на их субъективный взгляд, делу строительства коммунизма. Среди таковых – расстрел царской семьи, уничтожение целых классов, таких как буржуазия, духовенство, казачество, зажиточное крестьянство, свободомыслящая интеллигенция, «постановка» сфальсифицированных судебных процессов, массовое доносительство, финансирование зарубежных радикальных партий на фоне голода в собственной стране и т.д.

Именно на этих «ценностях» воспитывалось не одно поколение советских людей. Однако после смерти И.В. Сталина постепенно, хотя и непоследовательно, предпринимались попытки отойти от крайностей и даже отчасти вернуться к христианским ценностям, переформулированным в «Моральном кодексе строителя коммунизма».

Одряхлевший в период брежневской эпохи коммунизм в большинстве случаев не требовал от рядовых граждан ни особого героизма, ни какого-то исключительного злодейства. Хорошо помню кампании в СМИ по «разоблачению» Александра Солженицына, Андрея Сахарова и сбежавшего за границу шахматиста Виктора Корчного. Наверное, кого-то заставляли в них активно участвовать, подписывать разного рода дрянные письма, публиковавшиеся в «Правде» и других изданиях, но большинство советских людей имели возможность отмолчаться, не претерпев при этом особых гонений, и тем самым остаться честными людьми в собственных глазах и глазах тех, чьим мнением они дорожили.

В повседневной жизни можно было тем более ощущать себя нравственным человеком: система вознаграждала такие похвальные качества, как стремление к знаниям и трудолюбие, снисходительно относилась к пьяницам, «несунам», «фарцовщикам», неверным супругам и иным мелким грешникам и сурово карала крупное воровство, взяточничество, мошенничество, не говоря уже о таких преступлениях, как государственная измена, шпионаж и насильственные уголовные преступления. Вполне здоровая система ценностей!

Таким образом, у советского человека имелась возможность жить в основном в ладах с собственной совестью – порой ему было некомфортно, порой противно, но в целом он мог следовать укоренившимся в обществе представлениям о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Причем эти представления далеко не всегда совпадали со стереотипами официальной пропаганды. Эта пропаганда, например, учила бдительности в отношении врагов, прославляла Павлика Морозова, проповедовала нетерпимость к «буржуазной идеологии», но в реальной жизни советский человек, как правило, не бежал в КГБ, чтобы сообщить о том, что его сосед по ночам слушает «Немецкую волну», по которой транслируют «Архипелаг ГУЛАГ».

Таким образом, несмотря на «цунами аморализма», обрушившееся на российское государство и общество в первой половине ХХ столетия, основные моральные устои были постепенно восстановлены, и потому вряд ли были правы «прорабы перестройки», настаивавшие на том, что «так жить нельзя». Жить было можно, хотя для свободолюбивого человека порой весьма некомфортно. Большинство же этого морального дискомфорта и вовсе не замечало.

Что касается тогдашней «элиты», то она, как ни удивительно, стала «жертвой» собственной идеологии, предписывавшей ей «ленинскую скромность». Сейчас даже смешно вспоминать, какие «злоупотребления служебным положением» ставились в вину партийному и советскому начальству в перестроечной прессе: закрытые «распределители», продуктовые пайки, холодильники на дачах, приватизированные их обладателями по «остаточной стоимости», «царские охоты» в специально отведенных угодьях, возможность приобретения товаров в «Березке» и тому подобная чепуха. Для представителей нынешней «элиты» такой ограниченный набор возможностей представлялся бы ужасным наказанием. Ни дворцов на Лазурном Берегу, ни офшоров на Виргинских островах, ни счетов в швейцарских банках, ни личных самолетов, ни зарубежных кинодив, певичек и фотомоделей. Ни о чем подобном тогдашние начальники не смели и мечтать.

Сокрушительный удар по моральным устоям советского человека нанесла перестройка. Конечно, многие граждане знали о преступлениях периода культа личности, отдельные люди шли дальше и предполагали, что и Ленин был не таким «добрым дедушкой», каким его представляли в официальных сказаниях. Но в целом большинство из нас верили, что большевики и Октябрьская революция и в самом деле открыли человечеству дорогу к новому миру, а что «заветы Ленина» оказались отвергнутыми, искаженными и опошленными – в том вина Сталина, его приспешников и последующих руководителей. А потому призыв М.С. Горбачева – «вернуться к Ленину» многими был воспринят с воодушевлением. Однако то, что случилось вскоре после этого, повергло многих в настоящий психологический шок. Получилось, прямо как в песне Галича: «Оказался наш отец// Не отцом, а сукою». В течение пары лет на головы не подготовленных к осмыслению исторических событий граждан обрушилась лавина информации – правдивой, частичной правдивой и просто лживой, которая буквально выбивала почву из-под ног. Оказалось, что вся наша история, начиная с октября 1917 года, была сплошной цепью ужасных ошибок, страшных зверств и преступлений, способных послужить разве что неким ужасным антипримером, предостерегающим другие народы от повторения подобного пути. У многих граждан в сознании произошел настоящий переворот: уж если Ленин – не гений, а злодей и преступник, то и все иные ценности и принципы ничего не стоят и могут быть выброшены вместе с ним на «свалку истории». Получилось опять же почти по Достоевскому: «Если Ленин не гений – то все дозволено».

Люди гибнут за металл…

Другим мощнейшим деморализующим фактором стало внедрившееся в общество, начиная со времен все той же перестройки, представление о решающей роли денег как некоего универсального регулятора общественных отношений. Один известный советский академик-экономист, в срочном порядке переквалифицировавшийся в «прораба перестройки», уверял, что универсальным критерием общественной полезности того или иного дела может служить «его величество рубль», все остальное – удел попов и моралистов. Такая позиция выглядела весьма странной – уж хотя бы «Протестантскую этику и дух капитализма» Макса Вебера этот «маститый ученый» должен был бы прочитать, дабы узнать, что становление европейского капитализма как раз и проходило под мощнейшим воздействием кальвинистских этических представлений и принципов.

Ну и где теперь сам Сергей Полонский, когда у него уже нет скорее всего миллиарда? Фото РИА Новости

Более просто и доступно тот же принцип выразил уже в наше время один известный девелопер, возопивший на какой-то вечеринке на Лазурном Берегу: «У кого нет миллиарда долларов – идите в ж…!» Где, по иронии судьбы, вскоре после этого сам и оказался.

Может показаться, что аналогичные принципы исповедуют, например, положительные герои «культового» романа Айн Рэнд «Atlas Shrugged». Но дело в том, что эти герои – американские капиталисты реального сектора экономики, производящие нужные обществу и людям товары и услуги: сталь, рельсы, железнодорожные перевозки и т.п. С некоторым допущением можно утверждать, что их успехи – это успехи всего общества.

Совсем иной характер носили «успехи» на ниве «шоковой терапии», «ваучерной приватизации», «пирамиды ГКО», «залоговых аукционов», банкротства банков после дефолта и прочих мероприятий, которые по нормам цивилизованного мира являются мошенничеством в особо крупных размерах. Однако именно на них поднялся тот слой, который сегодня именуется «элитой». Соответствующие этические представления эта «элита» успешно «транслирует» и в остальные слои общества.

А что скажет профессор Стравинский?

Этим обстоятельством объясняются и те странные отношения, которые развиваются между российскими «элитами» и Западом. С одной стороны, эти «элиты» страстно рвутся на Запад: их привлекает там благодатный климат, хорошие условия обитания, развитая инфраструктура, системы образования и здравоохранения. Но, с другой стороны, представители этих «элит» ощущают, что, каковы они есть, они никогда не станут частью мировой элиты (уже без кавычек!) Да, им будут улыбаться, их будут обслуживать, их будут даже награждать какими-то орденами в обмен на выгодные для Запада коммерческие сделки и благотворительные проекты, но по большому счету на них будут смотреть примерно так, как мы смотрим на «элиты» какого-нибудь Зимбабве или Судана.

Отсюда – периодические приступы «антизападничества», выражающиеся то в законе, лишающем российских больных детей-сирот возможности быть усыновленными в американские семьи и получить там полноценное бесплатное лечение, то в борьбе с «пропагандой нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних», то в нелепых попытках учить Запад нравственности. Один депутат от «Единой России» договорился до того, что, оказывается, законы, принимаемые Госдумой, написаны по указке американцев. Интересно, что сказал бы по этому поводу профессор Стравинский?

Нравственное возрождение? 

Нет предпосылок

Логично задать вопрос: можно ли рассчитывать на моральное оздоровление нашего общества?

Гипотетически моральное оздоровление могло бы быть следствием некоего «религиозного возрождения», однако религиозные неофиты в России, как правило, являются «воинствующими, но не торжествующими»: они проповедуют собственное превосходство над окружающими, фанатизм и нетерпимость, но отнюдь не любовь к ближнему.

Бесперспективными представляются и попытки «возродить» представления о морали и нравственности, существовавшие в российском дореволюционном обществе. Эти представления и тогда-то не были особенно устойчивыми. В России в отличие от Западной Европы практически не было развитого гражданского общества, состоящего из разнообразных ассоциаций со своими «кодексами чести», до 1864 года у нас не было и независимого суда, где человек мог бы отстоять свои честь и достоинство. На протяжении веков представители всех сословий ощущали себя «рабами» и «холопами» Государя или Государыни, и эта рабская психология вполне сохранилась до сих пор.

В России нет моральных лидеров, то есть людей, о которых было бы точно известно, что они руководствуются своими убеждениями и этическими принципами, а не какими-то иными соображениями. А те вожди оппозиции, которые претендуют на эту роль, демонстрируют моральный релятивизм.

Оздоровление морального климата могло бы произойти за счет государственной политики, направленной на инфраструктурное и технологическое обновление и развитие малого бизнеса, что с неизбежностью востребует компетентных, независимо мыслящих, ответственных, а значит, по большому счету нравственных людей. Однако такой политики мы не наблюдаем. Что касается борьбы с коррупцией как необходимой составляющей такой политики, то она противоречит самим принципам, на которых построена действующая властная корпорация.

В силу этого можно смело утверждать, что для изменения нравственного климата в обществе на данный момент нет никаких предпосылок.