Где русский дух, где Русью пахнет / НГ-Политика / Независимая газета

москва, провинция «Мы Москве покажем, что мы тоже не лыком шиты». Фото Игоря Стомахина/PhotoXPress.ru

Все дороги России ведут в Москву. Это первый социально-политический миф о противостоянии столицы и регионов. Всего же подобных мифов не перечесть. Центр России уже давно стал понятием в большей степени виртуальным: в столице жить лучше, выше уровень образования, больше зарплаты, лучше те же самые дороги. Но мегаполис жесток. Преступность, наркотики, лицемерие и заносчивость стоят рядом с культурой и достатком. Провинция в представлении людей также далека от реальности. Там, как принято считать, более теплые человеческие отношения. Там сохраняется российский дух (здесь уместно упомянуть слова классика о том, что Петербург – парадная, Москва – девичная, провинция – наш кабинет). Но и жить там сложнее: вместо дорог ухабы летом, гололед зимой, еще огромное количество в России сел и деревень живут по старинке, всю зиму отапливаясь дровами, потому что газа на всех своих жителей у главного мирового экспортера газа, очевидно, не хватает, власть на местах все еще непререкаемый авторитет, а потому положительные перемены до периферии доходят мучительно долго и зачастую в искаженном виде. Так что жителям регионов есть за что недолюбливать москвичей, а заодно и всех горожан, те же, в свою очередь, с опаской относятся к провинциалам.

В 2004 году в «Российской газете» вышла статья под заголовком «Противостояние Москвы и регионов». Директор Института комплексных социальных исследований Михаил Горшков пытался развеять существующие мифы. Иными словами, в противовес существующему виртуальному миру показать мир реальный. «Москва представляется провинциалам центром концентрации власти и городом жизненных перспектив, – говорится в материале, – а москвичи и питерцы называют провинцию «еще сохранившейся настоящей Россией». И дальше: «Половина опрошенных в Москве и Петербурге признают, что в провинции более теплые человеческие отношения и нормальный ритм жизни. И провинциалы, и москвичи считают Москву морально неблагополучной зоной. 50,3% столичных жителей определяют свой город как «жестокий, но с большими возможностями для целеустремленных людей», а 25,3% думают, что и в глубинке люди могут жить хорошо». Однако это вполне совпадает с существующей мифической картиной порядка вещей. Наиболее важным в статье представляются данные о том, что большинство респондентов считают: жить везде трудно.
Мифология противостояния постоянно подпитывается от материалов самих сочинителей. Которые, в свою очередь, являются жителями провинциальных городков или региональных центров, Москвы или Петербурга, а потому в своих статьях зачастую используют тему как плацдарм для чего-то большего. Или меньшего. К примеру, статья «Хронометра» от 2004 года, начинающаяся следующими словами: «В Москве хватило места для бронзовых чудищ Зураба Церетели и монстров Михаила Шемякина, но не нашлось трех квадратных метров для памятника российскому Провинциалу». И дальше: «Комиссия по монументальному искусству при Мосгордуме отклонила предложение издательского дома «Провинция» поставить в столице символический памятник Провинциалу». По мнению комиссии, выдающимся немосквичам уже достаточно воздвигнуто монументов, так что «безликому провинциалу» ставить памятник незачем. В российской столице и правда есть теперь памятники на какой угодно вкус. Москвичи больше не вздрагивают, завидев на темнеющем горизонте фигуру великого и ужасного церетелиевского Петра. Змей на Поклонной горе, порубленный на колбасу мускулистой рукой того же мастера, многим уже нравится.
«Искусствоведы из комиссии засомневались: так ли уж нужны москвичам напоминания о вкладе провинциалов? А в столичной «Российской газете» появилась заметка, автор которой с глубоким прогибом перед комиссией сообщил, будто бы мы предлагали поставить на одной из московских площадей «какого-нибудь каменного таджика в каске или бронзового узбека с газонокосилкой», – заканчивается материал. Чего в нем больше, негодования по поводу архитектурного облика Москвы или несправедливости по отношению к провинциалам, сказать сложно. Но главная мысль, видимо, такова – столичные снобизм и двойные стандарты побеждают.

В «Комсомольской правде» в том же 2004 году выходит материал «Периферия о жителях столицы: «Москвичи – наглые и самовлюбленные». Статья приводит мнения москвичей и провинциалов. Суть их проста. Москвичи говорят о том, что не виноваты в месте своего жительства, провинциалы указывают на низкие пенсии и высокие цены и требуют социальной справедливости. Хотя вернее будет употребить термин «уравниловка»: москвичи, мол, обязаны жить и прозябать в той же нищете, что и вся страна.
Формируются образы (на самом деле сформированы они были еще давно, но, видимо, регулярно требуют подтверждения, потому и на протяжении последующих девяти лет они только укрепляются): благородные и бедные провинциалы и «зажравшиеся жлобы» москвичи.
Предпринимаются и попытки «помирить» москвичей и регионалов. Ищутся точки соприкосновения. Они находятся в обыденных интересах: люди любят сериалы, ностальгируют по старым временам, молодежь неравнодушна к современной музыке и беллетристике. Интеллектуальные предпочтения разнятся, в больших городах возможностей больше, но это не критично, рассуждают психологи. Подобные попытки, однако, выглядят во многом притянутыми за уши.
На этом фоне важным аспектом борьбы является возможность что-либо доказать: москвичам – свое превосходство, провинциалам – свои успехи. Так, «КП» в 2005 году приводит простой пример. Опубликованный ранее материал о мурманском школьнике Иване Прохорове, ставшем серебряным призером Всемирной олимпиады по географии, находит весьма любопытный отклик. Другой мурманчанин пишет в редакцию: «Молодец Иван! Утер нос всем. Кроме американцев. Но, думаю, со временем и американцам утрет. Но главное, кажется, даже не сам факт победы, а география ребят из российской сборной. Смотрите: сам Ваня – мурманчанин, парнишка из его команды – из Оренбурга, а девчонка – из Стерлитамака. Ни одного москвича или питерца! А считается, что мы, провинциалы, недалекие, необразованные люди. Однако Россию представляли не столичные умники, а наши ребята из глубинки. Так что мы не только Канаду с их третьим местом уделали. Мы еще и Москве показали, что тоже не лыком шиты».
Подобных примеров – тысячи. Противостояние ведется не столько на глобальном уровне (разница зарплат, цен, условий жизни), сколько на локальном. Глобальная составляющая отражается в медиаистории соцопросами, рейтингами, исследованиями. Подчас интересными. К примеру, Metro пишет о том, что «самыми счастливыми в нашей стране чувствуют себя одинокие молодые женщины с неоконченным средним образованием, проживающие в провинции». Выясняется, что женщины из провинции больше довольны своим здоровьем, семейным и финансовым положением и работой. Не обремененные семьями провинциальные женщины до 29 лет помимо этого еще и самые перспективные потребители. «Уверенность в завтрашнем дне, – сообщает издание, – обратно пропорциональна количеству детей в семье, а женщины у нас гораздо оптимистичнее мужчин».
Провинциальные женщины и их оптимизм – вообще отдельная тема. Ведь до конца нулевых главными положительными тезисами во взаимоотношениях москвичей и регионалов остаются слабое сочувствие жителей столицы к не слишком удачным провинциалам – и понимание последних: в Москве не все сплошь богатые и успешные. Этот тезис уже появлялся в медиаистории («жить везде трудно»), возможно, он представляет собой ту самую точку соприкосновения людей, разъединенных огромными расстояниями и социально-экономическими условиями. Единение перед проблемами.
Ближе к концу нулевых начинает проступать тема (сегодня очень популярная), объединяющая Москву и Лос-Анджелес: москвичами начинают себя считать вовсе не москвичи. В «Известиях» в 2009 году выходит материал «За приезжими девушками не надо долго ухаживать». Психотерапевт Дмитрий Головков рассказывает о своем опыте общения с провинциалами: «Выздоравливают, как правило, быстро и вновь берутся за свое. Лишь немногие начинают понимать, что здесь работы много, свободного времени мало, а качество жизни – низкое. И тогда они уезжают и пишут письма о том, как там хорошо. И я начинаю хотеть уехать в провинцию. Оставить навсегда загазованный воздух, метро, избыток информации. Но неизжитая московская лень не оставляет мне шансов».
Поэтесса Лариса Рубальская, в свою очередь, подчеркивает другие черты провинциалов: их способность к выживаемости, целеустремленность и активность. Приезжие могут «положить всех на лопатки» и «пробиться» за счет своей новизны и неудовлетворенности, не свойственной москвичам. С другой стороны, если они не избавляются от провинциальности, говорит Рубальская, Москва их не принимает. А 30-летний коммерческий директор некоей фирмы Денис Подолько развивает это утверждение дальше: мол, приезжие девушки, как правило, намного настырнее москвичек. Не держат паузу, не раздумывают – не практично. И в отличие от обеспеченных и довольных жителей Москвы полны оптимизма.
Подобные истории постоянно возникают на протяжении 10 лет освещения темы в СМИ. Часто звучат слова: и в советское время была разница, но чтобы такое… 90-е разъединили не столько братские народы России, Украины, Белоруссии etc., сколько людей, живущих в одной стране. Понятия друг о друге за неимением общей идеи и общих идеалов доводятся до абсолюта, перешагивают его, превращаясь в мифы. Нет слов «мы, россияне», за редким исключением, нет точек соприкосновения, нет положительных аспектов, взаимного уважения, терпимости. Социальная и экономическая дифференциация подводит к страшным вопросам наподобие «А что, если не миф?» или «А что тогда правда?». И только изредка в медиаистории появляется мысль: люди везде разные, в Москве не все богаты и чопорны, в провинции не все бедны и обозлены. Но мысль эта некрепка – и мимолетна.