Николай Гульбинский
Он гарантировал, что за него проголосует как минимум миллион избирателей – но не проголосовали. Он обещал пройти во второй тур – и не прошел. Фото ИТАР-ТАСС
В самом деле, он столкнется с фактами, которые невозможно объяснить исходя из традиционных для западной демократии представлений.
Например, на выборах губернатора Московской области кандидат от «Единой России» Андрей Воробьев получил 79,05% голосов, притом что на парламентских выборах 2011 года «Единая Россия» получила в этом регионе всего 32,5% голосов. За счет чего мог произойти более чем двукратный рост популярности «Единой России» в Подмосковье? Казалось бы, никаких радикальных изменений к лучшему, которые можно было бы связать с деятельностью партии власти, за этот период в регионе не произошло. Возможно, все дело в личности самого Андрея Воробьева, которому удалось очаровать избирателей?
Теперь возьмем Москву. Здесь кандидат, выдвинутый партией РПР–ПАРНАС, – Алексей Навальный – получил 27,24% голосов – больше, чем представители всех парламентских оппозиционных партий – КПРФ, ЛДПР и «Справедливой России» вместе взятых. Притом что сама партия ПАРНАС в Государственной Думе не представлена, а на выборах в законодательные собрания регионов успеха не добилась. В то же время кандидаты от КПРФ, ЛДПР и «Справедливой России» на выборах мэра Москвы почему-то получили значительно меньше голосов, чем сами эти партии в Москве на парламентских выборах.
В Забайкальском крае на выборах губернатора кандидат от «Справедливой России» Константин Ильковский получил 71,67% голосов. Правда, он был почему-то поддержан «Единой Россией», хотя эти партии обычно выступают как принципиальные оппоненты. Другие же представители «Справедливой России» на губернаторских выборах вообще не получили сколько-нибудь значительного результата и нигде не дотянули до показателей, полученных этой партией на парламентских выборах.
Получается, что уровень поддержки кандидатов от партий на губернаторских выборах никак не связан с результатами этих партий на парламентских и региональных выборах. Странно, не правда ли?
Единственная закономерность, которая наблюдается практически повсеместно, – это рост результатов «Единой России» на выборах в законодательные собрания по сравнению с парламентскими и предыдущими региональными выборами, и успех ее кандидатов на губернаторских выборах. Отсюда вроде бы напрашивается вывод: вероятно, положение в стране в целом и в регионах в частности неуклонно улучшается, а потому результаты партии власти стремительно растут, а у оппозиционных партий – снижаются. Но тогда какой смысл был «Единой России» поддерживать в Забайкальском крае представителя «Справедливой России», отчего бы ей не выдвинуть своего кандидата? И главное: в чем именно проявилось это неуклонное улучшение положения в стране за последние два года? Вроде и темпы роста экономики замедляются, и зависимость от нефти усиливается, и тарифы ЖКХ растут, и жилье не становится доступнее, и дороги в плачевном состоянии.
А если все и вправду так прекрасно, откуда тогда взялся столь впечатляющий успех протестных лидеров – Алексея Навального в Москве и Евгения Ройзмана в Екатеринбурге? Согласитесь, это трудновато объяснить, исходя из традиционных для западных демократий закономерностей.
«Волшебная пыльца»
властной корпорации
Все, однако, мгновенно встает на свои места, как только мы установим, что российская политическая система не является либеральной демократией. В ней отсутствует базовый элемент, характеризующий данную политическую систему, – реальная возможность чередования партий, находящихся у власти в государстве. Именно этот элемент придает либеральной демократии стройность, делает ее функциональной и ставит в зависимость нахождение тех или иных партий у власти от положения дел в государстве. Если партия, находящаяся у власти, успешно справляется со своими обязанностями, этот факт, как правило, находит позитивное отражение и на региональных выборах, где ее представители побеждают. Если же правящая партия не в состоянии дать адекватный ответ на стоящие перед страной вызовы, она и ее кандидаты начинают проигрывать региональные парламентские и губернаторские выборы, а затем, как правило, партия теряет власть и на уровне страны.
В России дело обстоит иначе: здесь успех партий и их кандидатов определяется совершенно иными факторами.
Хотя мы и называем «Единую Россию» партией власти, реальная власть принадлежит отнюдь не ей, а чрезвычайно мощной властной корпорации во главе с Владимиром Путиным, обладающей гигантскими административными, финансовыми, медийными и всякими иными ресурсами. Если воспользоваться метафорой из бессмертной сказки «Питер Пэн», то именно благорасположение этой корпорации и есть та «волшебная пыльца» (fairy dust), которая позволяет мгновенно воспарить над политической сценой любому персонажу независимо от его заслуг, способностей и личных качеств.
79,05% голосов у представителя «Единой России» Андрея Воробьева в Подмосковье и 71,67% у представителя «Справедливой России» Константина Ильковского в Забайкальском крае – это отражение не популярности этих партий в соответствующих регионах и даже не личных качеств этих руководителей, а того факта, что именно на них чья-то щедрая рука нанесла «волшебную пыльцу» – и они «взлетели». Вспомним, что и Андрей Воробьев, и Константин Ильковский были назначены исполнять обязанности губернаторов по указу президента Путина, который и возглавляет властную корпорацию.
Аналогичным образом «взлетел» на президентских выборах 2008 года Дмитрий Медведев, о котором большинство россиян имели до этого довольно расплывчатое представление. Точно так же «взлетит» на высший пост в стране с помощью «волшебной пыльцы» и любой другой в том случае, если по каким-то причинам Владимир Путин решит не идти на президентские выборы 2018 года, хотя скорее всего он на них пойдет.
Тот же, с кого «волшебная пыльца» по каким-то причинам слетела, не может рассчитывать на успех, каким бы харизматичным и популярным в прошлом этот человек ни был. Если бы, например, Юрию Лужкову пришла в голову фантазия баллотироваться на пост мэра Москвы, он не получил бы и 5% голосов, хотя в период его пребывания на посту градоначальника казалось, что ему нет альтернативы. Однако в свое время Дмитрий Медведев махнул «магической кисточкой», «волшебная пыльца» слетела с кепки Лужкова, а вместе с ней куда-то испарились и харизма, и популярность среди москвичей.
Такая же участь постигла в свое время и Михаила Касьянова, только в роли злого волшебника выступал тогда Владимир Путин. Несомненно, что если бы Касьянов не впал в немилость и остался в составе властной корпорации, он с блеском победил бы на президентских выборах 2008 года. Кто станет утверждать, что он проигрывает Медведеву в плане внешности, манер, интеллекта, опыта?
Такая «чудесная» политическая система впервые возникла не в России. Отдельные латиноамериканские правители любили окружать себя квазидемократическими институтами и даже порой выставляли на президентских выборах вместо себя некие зависимые фигуры, которые, отбыв положенный номер, покорно возвращались на подобающее им место, если, конечно, с реальным лидером властной корпорации не случалась какая-нибудь беда. Под это положение дел подводились различные теории вроде изобретенного венесуэльским социологом Лауреано Вальенильей Лансом «демократического цезаризма» – предтечи российской «суверенной демократии». С незавидным постоянством эта модель воспроизводится в Венесуэле – стране, где удручающее качество государственного управления и заоблачная коррупция компенсируются громадными запасами нефти, подачками неимущим классам, нагнетанием атмосферы вражды и ненависти и беспардонной демагогией.
Отличительная черта авторитарных властных корпораций, имитирующих либеральные демократии, заключается в том, что ее лидер обычно не отождествляет себя с какой-либо партией, а провозглашает себя президентом всего народа, благодетелем, команданте или подобным. Он не зависит от партий, напротив, партии зависят от его милостей.
Ликвидация избирателей как класса
В условиях усиления российской властной корпорации наблюдается падение интереса к выборам, выразившееся в почти повсеместном снижении явки в регионах, за исключением таких «оазисов суверенной демократии», как Чечня и Кемеровская область, где явка составила соответственно 92,03 и 75,68%. В остальных регионах она в основном колебалась в пределах 22–35%, хотя, например, на выборах в Законодательное собрание Красноярского края составила 18,64%, причем здесь на втором месте по партийным спискам и первом по общему итогу выборов вдруг оказалась малозаметная на федеральном уровне партия «Патриоты России».
О чем это свидетельствует? О том, что граждане постепенно утрачивают интересы к самому институту выборов. Они понимают или чувствуют, что на выборах неизбежно победят те, кого выдвинула властная корпорация, что так называемые системные оппозиционные партии никогда не придут к власти в стране, да и не ставят перед собой такой задачи, а их успех в регионах возможен лишь с соизволения властной корпорации.
 |
| Станет ли опальный Навальный тем самым протестным лидером, которого многие так долго ждали? Кадр из мультфильма «Питер Пэн: Возвращение в Нетландию» |
Понятно, что участие в выборах, то есть в процессе с заранее предрешенным результатом, привлекает сравнительно немногих.
Этих немногих можно разделить на несколько категорий: те, кто голосует просто потому, что так привык или считает это действо своим гражданским долгом; те, кто искренне поддерживает действующую власть или является ее частью; те, кто имеет твердые идеологические пристрастия и принципиально голосует за партии и кандидатов, формально являющихся их носителями; те, кто желает проголосовать за какого-нибудь прикольного кандидата в порядке театра для себя.
На выборах мэра по сравнению с парламентскими выборами в Москве произошло почти двукратное снижение явки – с 61,7 до 32,07%. На первый взгляд это может показаться странным. Очевидно, что жизнь москвичей в значительно большей степени зависит от личности мэра, чем от состава Государственной Думы, а значит, и интерес к его выборам должен быть выше. Допустимо предположить, что явка на парламентские выборы была каким-то путем искусственно завышена либо с учетом обвинений в фальсификации парламентских выборов, вера москвичей в действенность избирательных процедур резко упала.
Чтобы переломить эту тенденцию, требуются какие-то совершенно исключительные усилия и необыкновенные личности.
В последнее время проявилась еще одна категория участников выборов – принципиальные идейные противники властной корпорации, которые убеждены, что созданная ею политическая система неэффективна и нуждается в радикальной замене. Но эта категория реально заметна только при одном условии – наличии яркого лидера. На минувших выборах оппозиционно настроенные москвичи обрели такого лидера – Алексея Навального. В то же время в Подмосковье подобного лидера не нашлось – отсюда и поражающий воображение результат представителя властной корпорации.
Старое – корпорация.
Новое – он сам
Истории известны примеры оппозиционных вождей, за которыми часть народа была готова идти, не особенно размышляя, подчас с громадным риском для себя и даже вопреки соображениям собственной непосредственной выгоды.
В этом нет ничего невероятного – ведь человек подчас способен на полное самоотречение во имя какого-нибудь экзотического хобби вроде восхождения на горные вершины или, например, роковой женщины, даже прекрасно осознавая, что обладание ею не принесет ему ничего, кроме несчастий и разочарования. А ведь участвовать в движении, призванном радикально преобразовать страну и мир, куда волнительнее, чем бегать за юбкой или даже карабкаться по голым скалам.
Навальному удалось провести в сознании людей некий водораздел между старым и новым. Старое – это властная корпорация, новое – он сам.
Мир в представлении сторонников Навального выглядит примерно так.
На одной стороне те, кому для победы на выборах требуется стопроцентное голосование в психиатрических больницах и домах для престарелых. На другой – кумир молодого креативного класса.
На одной стороне – несчастные «анчоусы», которых свозят автобусами или сгоняют за отгулы и под угрозой увольнения на казенные митинги. На другой – те, кто готов выходить на площадь за своего вождя в непогоду даже под угрозой омоновских дубинок.
На одной стороне – угрюмые, косноязычные и непременно чрезвычайно православные владельцы дворцов и поместий, уплетающие глухарей в правительственных резиденциях и наливающиеся озверином при получении ложной вести о собственной отставке. На другой – веселые, остроумные и открытые жители каких-нибудь Марьина и Тропарева, встречающиеся с друзьями в «Жан-Жаке» и поддерживающие дерзкую выходку Pussy Riot.
Эта вторая виртуальная сторона – юная, современная, дерзкая, подчас безрассудная – представляет соблазн и для людей пожилого возраста, которые желают ощутить себя молодыми, продвинутыми, крутыми. А таковых не так уж мало. Кому хочется доживать? А потому напрасно одна светская львица в хамоватой манере с порога отметает этих людей: за них протестное движение тоже может побороться, как это, кстати, делал сам Навальный.
Эффективная избирательная кампания Навального позволила ему получить результат, который не смогли предсказать никакие социологические центры. Иное дело, что этот результат оказался все же недостаточным для выхода во второй тур. Политика напоминает футбол: можно, проигрывая 0:6, предпринять героические усилия и забить пять голов – это впечатляет, но для успеха, увы, недостаточно.
Один политолог утверждает, что Навальному, мол, даже повезло, что он не прошел во второй тур, поскольку, если бы это случилось, он был бы разгромлен Собяниным, как Наполеон под Ватерлоо, что означало бы конец его политической карьеры.
На самом деле успех окрыляет, придает новые силы уже имеющимся сторонникам политического лидера и привлекает в его стан новых.
В политике реально присутствуют такие метафизические субстанции, как карма, рок, судьба, избранность. Великие вожди протестных движений прошлого могли погибнуть и потерпеть поражение бессчетное число раз. Но из самых безнадежных ситуаций они выходили победителями – и эти победы укрепляли их собственную веру в свою счастливую звезду и надежду на победу у их сторонников. Навальный обещал пройти во второй тур – и не прошел. И это заставляет задуматься: тот ли это протестный лидер, которого многие так долго ждали?
На свободе – вероятнее
и приятнее
На данном этапе Навальный оказался на распутье: что делать дальше? Традиционный путь – создание собственной партии, участие в выборах различных уровней предвещает немало сложностей. Партийное строительство неизбежно сопровождается идеологическими спорами и распрями, размежеваниями и взаимными обвинениями. К тому же Навальный, судя по всему, не слишком силен в идеологических вопросах и наверняка станет жертвой каких-нибудь доморощенных политтехнологов и имиджмейкеров, которые за немалые деньги будут долго морочить ему голову, как это случалось со многими начинающими партстроителями, последний пример – Михаил Прохоров.
Возможно, более перспективной формой было бы некое широкое движение, которое, помимо фирменного блюда Навального – борьбы с коррупцией, предлагало бы решение других задач, волнующих общество. Не исключено, что Навальный мог бы перетянуть на свою сторону участников уже существующих движений, ведущих борьбу за улучшение среды обитания, против мигалок и хамства на дорогах, за права потребителей и т.д. На данном этапе Навальному важно, чтобы волонтеры его избирательной кампании не разбрелись кто куда, а продолжали работать на его имидж.
Все это, однако, возможно при одном условии: если Навальный останется на свободе, а его приговор будет пересмотрен судом высшей инстанции хотя бы на условный. Но это зависит уже не от него, а от того, возобладает ли во властной корпорации приписываемый И.В. Сталину подход «нет человека – нет проблемы» или верх возьмут сторонники более изощренных политических игр. Лично мне второй вариант, связанный с оставлением Навального на свободе, представляется более вероятным и во всех смыслах более приятным – в том числе и для имиджа самой властной корпорации.
А вот самому Навальному предстоит сложная задача: ему нужно стать «волшебником», но при этом не превратиться в Питера Пэна российской политики – мальчика, чья жизнь полна невероятных приключений, но который никогда не растет.
Дарья Гармоненко