Роза Цветкова
Иностранные граждане, даже нелегалы, согласно Трудовому кодексу РФ, имеют равное с россиянами право на труд.
Фото с сайта www. profmigr.com
– Ренат Исмагилович, профсоюзный офис в двух шагах от Кремля, пусть даже и небольших размеров, но все равно впечатляет. Этот такой имиджевый ход, мол, знай наших?
– Нам иначе нельзя. Окажись мы где-нибудь в Бутове, туда вряд ли доберутся люди, скажем, из Медведкова. К тому же буквально на днях придется отсюда съезжать, зданию предстоит реставрация.
– Кого и в каком количестве объединяет ваша организация?
– Ее точное название – профсоюз трудящихся мигрантов, занятых в строительстве, жилищно-коммунальном хозяйстве и смежных отраслях. Он существует с мая 2006 года, а регистрацию мы получили в январе 2007 года – нас не сразу зарегистрировали. Изначально мы хотели называться проще, просто профсоюзом трудящихся мигрантов, но нас очень правильно подправили, что профсоюз все-таки должен иметь либо отраслевой, либо территориальный признак формирования, и тогда мы выбрали мигрантоемкие отрасли: строительство, жилищно-коммунальное хозяйство и зарегистрировали его в таком контексте. За восемь лет существования в наши ряды вступили 32 тысячи человек. Из них совсем небольшой процент российских граждан, а львиная доля – это граждане из стран – участников СНГ, которые приехали сюда работать. То есть это временно пребывающие здесь граждане, они должны получить разрешение на работу или же – нововведение последнего времени – патент, найдя работодателя и заключив с ним письменный договор. Работодатель, в свою очередь, должен уведомить органы ФМС, налоговую службу о том, что нанял работника.
– Профсоюз, защищающий права иностранцев, – таких прецедентов ранее не было ни в России, ни в других странах, кажется?
– Не было. Но ведь и трудовых мигрантов тогда не было. Ну, конечно, и до 2006 года приезжали сюда люди в поисках работы, но все же это не носило столь массового характера. А что касается примеров, из открытых источников известно, что примерно в то же время, что и у нас, был создан аналогичный профсоюз в Южной Корее, который объединял трудовых мигрантов, приехавших на временную работу из Индонезии, из Юго-Восточной Азии. Правда, там все плохо закончилось: профсоюз разогнали, а лидеров профдвижения посадили в тюрьму.
– Вас это не останавливает? Ведь далеко не все благополучно даже в профсоюзных движениях, защищающих права самих россиян, что уж говорить об иностранцах, зачастую к тому же нелегально здесь находящихся.
– Иностранные граждане, которые легально здесь работают, пользуются такими же правами, как российские граждане, все это прописано в Трудовом кодексе (ТК).
Более того, Трудовой кодекс распространяется даже на нелегально работающих мигрантов – а их, к примеру, в Москве около 90%. Неправильно считать, что раз приехал иностранный гражданин, то его можно эксплуатировать, ни за что не отвечая. Нет, на него так же распространяется положение ТК РФ о нормированной 40-часовой трудовой неделе, об оплате соответствующим образом сверхурочной работы, а рабочее место мигранта должно отвечать таким же требованиям, как для работающего гражданина. К сожалению, рабочие места даже для российских граждан во многих отраслях промышленности в последнее время не отвечают нормальным условиям.
Говорить о нелегальном въезде также не приходится, так как приезжают в Россию граждане из государств – участников СНГ вполне свободно, без получения виз. Они могут приехать сюда по внутренним паспортам и находиться здесь 90 суток. После этого, если они хотят здесь и дальше оставаться, им нужно получить дополнительно либо разрешение на работу, либо патент, с тем чтобы возникла правовая возможность находиться на территории иностранного государства.
– И все же не очень понятно, зачем иностранцу вступать в ваш профсоюз? Если у него все в порядке с документами и разрешением на работу, то он находится в правовом поле Трудового кодекса. Если же нет, то и никакой профсоюз, наверное, не поможет.
– Мы – единственный профсоюз, который не смотрит ни на паспорта, ни на национальности. Говоря так, я имею в виду различные диаспорные организации, которые объединяют только граждан одного государства или же правозащитников, действующих, к примеру, только в направлении Центральной Азии. У нас члены профсоюза – граждане Украины, Молдовы, всех центральноазиатских республик, Армении, в меньшей степени – Азербайджана.
– Представители каких стран преобладают?
– Это живой процесс. Раньше было больше киргизов, потом среди членов профсоюза стало больше таджиков. Сейчас более всего узбеков.
Не нужно думать, что наш профсоюз точно представляет состав всей трудовой миграции – это не так. Среди этих 10 или 15 миллионов трудовых мигрантов, которые, по разным оценкам, сейчас находятся на территории РФ, большинство – граждане Узбекистана, потом – Украины, потом Таджикистана. Процентность в нашем профсоюзе такую динамику не отражает.
– Вы все же не ответили, что дает потенциальному работнику присутствие в вашем профсоюзе? И как вообще человек без языка и знания местности может отыскать ваши координаты и обратиться за помощью?
– За время существования профсоюза трудящихся мигрантов было 321 обращение от групп трудовых мигрантов. Чаще всего это была целая бригада, которой по тем или иным причинам не выплачивали заработную плату за тот или иной период. И преобладающую часть этих обращений мы разрешили в пользу трудовых мигрантов: конфликт был улажен, и люди получили свои невыплаченные заработные платы. Это один из путей распространения информации о нашем профсоюзе.
– Вообще-то невыплата заработанной платы в срок более трех дней преследуется законом, в том числе уголовным.
– Честно признаюсь, юридических механизмов в нашем случае недостаточно. Потому что в основном это были люди, которые работали нелегально, поэтому они не могли обратиться в суд. И мы в судебном порядке не можем за такие дела браться. Хотя был такой прецедент, когда судья в одном из районов Подмосковья приняла решение в пользу трудового мигранта, несмотря на то что трудовые отношения не были зафиксированы надлежащим образом.
Но в основном мы лишены такой возможности, поэтому в значительной степени здесь все зависит от работодателя, насколько он будет упираться в своей неправоте. Когда ему противостоит один мигрант, пусть даже и знающий законы, его легко пугать ФМС, полицией и т.д. Но если на стороне работника выступает юрист профсоюза, то это уже сложнее, и работодатель уже взвешивает все «за» и «против» своего поведения.
Например, был случай, когда не выплачивали заработную плату посудомойщице в одном московском ресторане. Мы начали разбираться. А он нам глядя в глаза заявляет: «А она у меня не работала». Мы собрали доказательства того, что она действительно там работала, хотя и без оформления должным образом, и задолженность по зарплате составляет сумму 1,5 месяца работы. Тогда он был вынужден признать, что да, работала, но тут же добавляет, что работала плохо, посуду переколотила и т.д. Так что, мол не он ей должен, а наоборот, она за причиненный ущерб.
Ну хорошо, говорим, вы не заплатите заработную плату, а мы тогда встанем с пикетом у вашего заведения, что вот в этом ресторане людям не платят заработную плату, хорошо ли это будет?
Результатом взаимодействия стало то, что он нам позвонил и сказал, чтобы женщина пришла за причитающимися ей деньгами.
Но бывают случаи, когда проблема не столько в работодателях, (речь может идти не только о российском работодателе), сколько о других недобросовестных участниках трудовых отношений. Это может быть их земляк, который подрядил их на какие-то строительные объекты или же на ремонт, допустим, фасадов, и который получил изначально деньги от работодателя, а потом исчез. А работники знали только его мобильный телефон, он же его выкинул и недоступен.
– Ареал вашего взаимодействия с мигрантами – насколько в глубь России он проникает?
– Хотелось бы сказать что он огромный, но у нас есть областные филиалы только в Московской, Саратовской, Волгоградской, Иркутской, Новосибирской областях, других нет. Поэтому основная концентрация членов нашего профсоюза в столичных регионах.
– Угрозы выйти с пикетом, попытки повлиять на работодателя уговорами – это все меры психологического воздействия. А насколько с вами считаются те, от кого зависит регистрация прибывающих сюда людей, выдача им разрешений на работу, помощь в обустройстве и проживании?
– Да совсем не считаются! И даже не потому, что они лучше разбираются в этой проблематике, и не потому, что не считают наш профсоюз какой-то силой, а просто потому, что по законам РФ распределение обязанностей в миграционной политике слишком запутанное. К правоведам в области миграционной политики относятся федеральные структуры, то есть Москва в какой-то мере отстранена от проведения миграционной политики и влиять может, только устанавливая тот или иной размер квоты для трудовых мигрантов. В последние годы размер этой квоты на трудовых мигрантов в Москве методично снижается: от былых 800 тысяч осталось лишь 200 тысяч в год. Из которых 150 тысяч приходится на мигрантов из государств СНГ безвизового режима, оставшиеся 50 тысяч предназначены иностранцам из дальнего зарубежья – турки, немцы, румыны. Но квота в 150 тысяч покрывает только десятую часть всех трудовых мигрантов, работающих в Москве, и то если судить по официальной статистике. По неофициальной эти цифры еще больше.
– Я слышала о количестве порядка 4–5 миллионов мигрантов.
 |
| Глава профсоюза мигрантов проводит специальные семинары для своих подопечных о том, как вести себя в чужой стране.
Фото с сайта www.profmigr.com |
Или же президент РФ Владимир Путин, полгода назад находясь в Таджикистане, пообещал, что мы для таджикских мигрантов сделаем разрешение на работу не на год, а на целых три года, а на миграционный учет они будут вставать не в течение семи, а в течение 15 рабочих дней. И в результате простые таджикские люди думают, что раз сам российский президент проявляет о них такую заботу, значит, они могут ехать, они нужны в России. Вот и получается, что люди действительно дезориентированы и приезжают сюда наобум.
Мы в своей газете пытаемся распространять информацию о том, что никто не может приехать в РФ на работу иначе, чем по приглашению работодателя, у которого есть квота и который именно вас приглашает. Потому что всякий иной путь въезда в РФ чреват большими опасностями, рабством, невыплатой заработной платы и т.д. Конечно, мы видим, что мигрантов очень много в Москве, что ксенофобские настроения растут, и по-человечески это понятно.
Но, во-первых, повторюсь, нужен такой призыв, который обозначил реальную необходимость в мигрантах, а во-вторых, как тогда быть с государственной концепцией миграционной политики до 2025 года, которая совершенно иные – противоположные ориентиры ставит перед миграцией. О том, что миграция – единственный путь пополнения трудовых ресурсов России, что она решает и демографические задачи в том числе и т.д.
– А вы лично сторонник какой позиции?
– Лично я в Москве, например, закрыл бы все рынки. Вот я помню, что предыдущий мэр Юрий Лужков был замечен в большой любви к рынкам, и до сих пор мы пожинаем плоды этой любви, когда оказывается, что Черкизовский рынок давно считали закрытым, а там до сих пор подземный город существует. Или взять различные плодоовощные базы – они все превращены в оптовые рынки и там работают мигранты, кроме того, существуют и розничные рынки, и там тоже работают мигранты – вот это и есть замкнутые анклавы, где человек может приехать на территорию рынка с Казанского вокзала – его оттуда заберут, на маршрутном такси отвезут на рынок, а через год обратно привезут на Казанский вокзал, и он сядет на поезд и уедет в Узбекистан. При этом они все там нелегально находятся. Мне кажется, что ресурсы таких рынков в огромном количестве мигрантов. Я даже не хочу предсказывать или прогнозировать, какое количество нелегалов там находится.
Второе направление – это ЖКХ. Думаю, что надо возвращаться к хорошему советскому лозунгу: «Чисто не там, где метут, а там, где не сорят». Надо посмотреть на уровень механизации, он допотопный, старые веники, отсутствие всяких средств механизации. Средство труда – это шасси от детской коляски, которую мигрант нашел на мусорке, положил на нее детскую ванночку железную или пластмассовую и возит таким образом мусор от контейнера к контейнеру.
– Мне кажется, что эта вами нарисованная картинка несколько устарела: у сотрудников ЖКХ есть и форма одежды по сезону, и самые различные средства уборки: травы – летом, снега и льда – зимой. Можно, конечно, поговорить об оплате их труда, когда то, что они получают, делится не то что пополам, а на две очень неравные части от суммы в 32–37 тысяч рублей. Одну, меньшую, получает сам дворник, другую – сотрудник управляющей компании.
– Было бы большим счастьем, если бы зарплата дворника такую сумму составляла. Такая зарплата нереальна. Мы специально занимались этим вопросом, потому что мы профсоюз и дворников тоже, мы специально писали в главное управление жилищно-коммунального хозяйства – какова ставка заработной платы дворников. Нам написали, что нет установленной ставки, что есть такие тендеры, в которых раз в году принимает участие управляющая компания. И это тендеры на понижение – кто сумел выставить меньшую цену, столько они и будут платить дворникам. И здесь явно то, что нет нужды по ведомости одну сумму платить – треть или половину, неважно, потому что ни в какой ведомости нелегальный иммигрант быть не может. А почти что все московские дворники – нелегальные. Поэтому я сторонник того, что и из ЖКХ можно забрать людей и тоже попросить их уехать. Вопрос в том, как попросить. И нужно помогать им возвращаться на родину.
– Складывается ощущение, что основная забота вашего профсоюза в том, чтобы как больше ограничить мигрантские сюда потоки. В мэрии к вам, как я поняла, не очень-то прислушиваются, а что со взаимодействием с представителями миграционных служб тех государств, откуда больше всего людей приезжает? У вас нет ощущения, что правительствам этих стран выгодно, чтобы как можно больше их граждан сюда ехали и потом огромные, даже по российским меркам, деньги в национальный бюджет вкладывали?
– Это непростой вопрос. Это вопрос к тому, а в состоянии ли они выжить в тех реалиях, в которых они оказались после развала СССР. Например, в Таджикистане, где прошла тяжелейшая гражданская война, в ходе которой были разрушены и без того недостаточные объекты промышленного, сельскохозяйственного назначения. Потом была такая линия международного воздействия, можно сказать, нажима на постсоветские страны, когда всех убеждали в необходимости отказаться от крупных коллективных хозяйств на селе. Что и было осуществлено почти повсеместно.
– И что, старший брат за всех теперь должен нести ответственность?
– А он как раз и не несет никакой ответственности. Хотя можно было бы проводить какую-то эффективную политику в отношении, во-первых, в Россию приезжающих, а во-вторых, жить в большей дружбе с соседями – помогать им восстанавливать рабочие места у себя, в своих отечествах.
Но, боюсь, что в рамках существующих реалий – экономических, политических, социальных – эффективно разрешить проблему трудовой миграции не представляется возможным.
– 32 тысячи членов вашего профсоюза – это, согласитесь, мизерная часть мигрантов, которые находятся сегодня в России. Они платят взносы?
– Да.
– Если не секрет, то какую сумму?
– По уставу нашего профсоюза работник платит 1% от заработной платы. Но такой возможности, как в других профсоюзах, когда человек устраивается на предприятие, вступает в профсоюз и пишет заявление в бухгалтерию с просьбой удерживать 1% от заработной платы на счет профсоюза, мы практически лишены. Потому что количество легально работающих трудовых мигрантов даже в идеале не может превышать 10%. Поэтому бегать с ведомостями за каждым членом нашего профсоюза каждый месяц – у нас не хватит никакого аппарата. Поэтому мы такое паллиативное решение приняли: хочешь – приходи каждый месяц и сам плати 1%. А хочешь заплатить за год вперед – в таком случае твой членский взнос будет составлять фиксированную сумму, которую решением Центрального комитета профсоюза мы на каждый год утверждаем. Вначале она была 500 рублей, сейчас – 980 рублей, это заведомо ниже, чем 1% от заработной платы, поэтому львиная часть членов нашего профсоюза платит годовые членские взносы.
– Это примерно 32 миллиона рублей в год получается? Это все-таки внушительный финансовый ресурс.
– Это дает нам возможность содержать офис и выпускать газету 20-тысячным тиражом. К тому же если бы каждый из них приходил и платил бы… Кроме того, помимо уже упомянутого 321 обращения по невыплатам заработной платы у нас масса, по 10–15, обращений в день по самым разным поводам. Например, человека задержали на улице, назвали его документы липовыми, могут даже и порвать его документы, отвезти в участок, составить на него непонятно какой протокол, изъять у него паспорт, заставить его пойти заплатить 2 тысячи рублей якобы штрафа, тогда, мол, мы тебе паспорт вернем.
Даже если он не член нашего профсоюза, мы стараемся ему помочь, прибегаем к помощи профессиональных юристов.
– Сейчас многие говорят про криминогенную ситуацию, особенно в среде нелегалов. По вашим ощущениям, действительно усилилась такая составляющая?
– Наш профсоюз причисляется все-таки к сфере трудовых отношений. В сфере криминальных отношений мы просто не эксперты и к нам никто не приходит и не докладывает: я раньше не воровал, сейчас стал воровать. И еще нужно иметь в виду, что в целом среди мигрантов удельный вес преступности много ниже, чем среди российского населения. Поэтому если рассматривать миграцию как некую жидкость, которая вливается в уже существующий российский бульон, – то получается, что вливается бульон меньшей концентрации. В результате на тысячу человек населения меньше преступности становится, если всех перемешать – мигрантов и местных. Мигранты в основном едут не хулиганить, а работать.
– Кто те счастливчики, что попадают в квоту 150 тысяч?
– Это просто исторически так сложилось, что те, кто работает на разного рода стройках, какие-то важные социальные московские объекты строят: Главмосстрой, Моспромстрой, ЗИЛ (сейчас уже он убит), – это все те организации, которые имели и имеют эти квоты. И люди, которые там работают, получали разрешения на работу. Есть еще троллейбусные и автобусные парки, там сначала больше украинцев работали, теперь уже и граждане Узбекистана, потому что в Ташкенте ликвидировали троллейбус, и сейчас их водители троллейбусов работают здесь. И что характерно, раньше они могли разрешения на работу запросто получить, затратив 2 тысячи рублей, раньше вообще 1 тысячу рублей, в качестве государственной пошлины. Все это делалось через работодателя.
Теперь начальник отдела кадров – даже если у него и есть квота, зачастую берет с мигранта до 20 тысяч рублей за устройство разрешения на работу. Вот мигрантов критикуют, что, дескать, они выводят 16–17 миллиардов рублей к себе на родину, но надо иметь в виду, что эти деньги они вывезли в виде заработной платы, а заработная плата в российских экономических условиях составляет 20% от стоимости произведенного продукта. Это значит, 80% – в 4 раза больше вывезенного – овеществленного труда мигрантов осталось здесь. Потом эти квоты, которыми предприимчивые предприниматели повсеместно торгуют, – ведь это же для экономики РФ как дополнительная нефтяная труба. Только нефть нужно еще качать, транспортировать, а эти квоты – виртуальная вещь, которая тем не менее приносит огромные доходы, прямо скажем, далеко не в российский бюджет, а в карман отдельно взятых лиц.
Если честно, я не вижу пока системного желания регулировать миграционные потоки, потому что каждый чиновник и депутат Госдумы тянет в свою, только ему понятную сторону и считает необходимым выступить с какой-то инициативой.
Думаю, если не будет осознана верховным руководителем, Кремлем значимость проблемы трудовой миграции, ее многофакторность, многогранность и неоднозначность, то ничего хорошего впереди нас не ждет.
