Анна Газданова
Никакого глянца, никакого гламура. Русский студент в США никому не нужен. Фото автора
Википедия пишет, что Work and Travel – программа международного обмена, созданная Департаментом внутренней безопасности США для студентов стран СНГ и Евросоюза. Участие в ней дает возможность въехать в страну по J-визе и в течение пяти месяцев жить и работать на благо американской сферы услуг. Не совсем то, что грезится при словах «работа за рубежом» – но эта история не про амбиции. Важно, что программа предназначена исключительно для учащихся высших и средних специальных учебных заведений – а я на тот момент училась уже на четвертом курсе. Так что медлить явно не стоило.
Система организована весьма хитро: так, программой Work and Travel в Америке занимаются аккредитованные компании, рекрутирующие студентов из России через посреднические организации на местах, – и у каждой из них есть свой список американских компаний, нуждающихся в массовых поставках рабочей силы. Нами была найдена частная фирма, занимающаяся торговлей на байк-фестивалях, – и лучшего нам, казалось, и ждать нельзя было. Вскоре нами были сданы и получены все необходимые документы (этими вопросами также заведуют российские компании-посредники) – и мы стали ждать. Шел декабрь, лежал снег – а предстоящая нам летняя Америка открывалась для въезда лишь в середине мая. Сколько мы успели нафантазировать – не передать. Реальность, само собой, оказалась на порядок жестче.
Честно говоря, я все еще вру родителям насчет деталей своего путешествия. Они уверены, что я жила в тепле и уюте и что ни день загорала на солнечных пляжах Флориды – из тех, что нарисованы на проспектах Work and Travel. Увы, дела обстояли несколько иначе. Работали мы в крошечном приморском городке Daytona Beach, и в первый же рабочий день – после двух самолетов, автобуса и такси – нам дали понять, что планировавшийся праздник жизни откладывается. Ни огромных шатров, ни шумных сцен фестиваля – только циклопических размеров склад с запахом нафталина и исхудавшие студенты вперемешку с нечеловеческих размеров грызунами внутри.
Командовал нами лично владелец фирмы, дядя Берри, – и он тогда был не в духе. Вкратце объяснив, что работа наша заключается в том, чтобы упаковывать футболки и сгружать их в фуры, он еще долго отчитывал нас хрестоматийными до слез фразами за праздничный внешний вид, за недостаточное-де знание английского и за отсутствие жилья (обещанного им всего день тому назад).
Ситуация была патовая. Ни туда ни сюда. В компанию, которой надлежало оберегать нас, мы уже отзвонились, а сколько-нибудь ясной информации о нашем будущем у нас не было – как и пути назад. Дело в том, что после въезда в страну студенты переходят в режим саморегуляции – что бы там ни писали об этом в правилах Work and Travel – ни посольству, ни тем более полиции они не нужны. И те и другие готовы максимально долго закрывать глаза на любые бесчинства – просто чтобы не было скандалов. Так что ближе к вечеру, в полной уверенности, что ночевать мы будем на станции, мы вновь пошли к Берри и начали активно висеть у него над душой. И жилье таки нашлось – в маленьком кондо неподалеку от склада, за смешные по американским меркам семьдесят пять баксов.
Впоследствии там мы решали все вопросы. С деньгами, с документами, с отдыхом – русский студент в Америке не нужен никому и в отчаянном положении может с уверенностью рассчитывать лишь на депортацию. Для всего остального нужно уметь проявлять настойчивость. Постепенно ситуация стабилизировалась: мы начали получать зарплату, выучили по именам наших коллег, кое-как разведали основные маршруты – и нашли море. Склад был в полумиле от него.
Одним из главных преимуществ поездок по Work and Travel является их самоокупаемость. Средняя заработная плата студента там – от восьмисот до полутора тысяч долларов. Притом что со всеми визами, документами и собеседованиями мой выезд стоил от силы 80 000 рублей, зарплата неплохая. Беда начинается при обналичивании чеков. Подоходный налог в США может запросто составлять до двадцати процентов – и никакого желания платить его у нас, понятное дело, не было. Нашему начальству это, понятное дело, развязывало руки.
«Дедовщина, как она есть» – так могла бы называться глава о наших мытарствах. Ну, то есть дедовщина с уклоном в sexual abusement, потому что мы были девочками. Никакого глянца, никакого гламура – на складе кроме нас были довольно простые ребята, не знакомые с тонкостями куртуазной науки и ухаживаний. Ничего сильно страшного не происходило – даже, напротив, однажды мы все-таки подружились – но на первых порах казалось, что газовый баллончик стоило бы прикупить.
Шли дни, приближался наш первый байк-фестиваль. Нас привезли на место за две недели до его начала. И пока город-хозяин расцветал карнавальными огнями клубов, сцен и кафе, нас натаскивали на покупателя. Вообще говоря, это целое искусство, со своими тонкостями и нюансами, но на нашу участь, к великому счастью, выпал лишь краткий ликбез: «Не торгуйте футболками, торгуйте собой».
Торговать собой предстояло, натурально, в аду. В нашем распоряжении был термостанок для печати принтов, бесчисленные футболки и многие тысячи потенциальных покупателей, сомнамбулически ходившие вокруг да около в ожидании нового вечернего алкомарафона. Жара стояла – не передать. Штат Нью-Хэмпшир, в котором мы находились, был раскален добела – и самым ходовым товаром были карманные вентиляторы на батарейках, продававшиеся через три палатки от нас.
Когда мы только приехали в Америку, до Daytona Beach нас везла симпатичная латиноамеринка. Везла – как конвоировала на убой, с лицом глубоко печальным: «Девочки, только будьте очень осторожными,» – просила она. – В этом городе очень опасно». Нас тогда не хватило на то, чтобы постоянно прислушиваться к ее словам, – собственно, весь текст об этом, но именно поэтому они и врезались в память.
То же – на спонсорском инструктаже перед отлетом. Нам тогда раздавали листовки о том, как не попасть в рабство. Эх, знай мы заранее, что идея наживаться на мигрантах пришла в голову нашего шефа еще в начале нулевых, что у него было время поднатореть в этом, мы бы, может, и слушали повнимательнее. Но, увы: мы прибыли на работу потерянными и податливыми, и Берри, съевшему собаку на цивилизованной работорговле, не стоило особых трудов обучить нас бояться миграционных служб и полиции больше, чем он сам.
Понятное дело, весь этот ад не мог длиться долго. После того, как Берри ударил одну из наших девочек и умело развернул это дело в максимально выгодном для полиции свете, я решила, что пора делать ноги. Было это на третий месяц моей американской жизни. Надо же было вещам так сложиться, что на шумных похоронах моей карьеры продавца футболок тем же вечером мне повстречался приятель с первого байк-феста и предложил, буквально-таки на слабо, станцевать у них в баре. Ну я и станцевала – и собрав под последние такты Man in the Box свою выручку, впервые за то лето почувствовала себя богатой.
Разумеется, меня с треском выгнали из нашего уютного кондо, даже не дав собрать вещи, не говоря уже о том, чтобы попрощаться с друзьями. Контакт с ними был потерян до возвращения в Россию да и с подругой мы в следующий раз воссоединились лишь за день до отъезда, но пути назад у меня, как обычно, не было.
С того дня стартовала моя звездная карьера exotic dancer – причем официально, по студенческой карте, весьма, к моему удивлению, яркая и столь же недолгая. В кулуарах стрип-клубов конкуренция такая, что не передать, почти Большой театр – и однажды меня сдали полиции. Полиция выяснила, что мне а) нет двадцати одного и б) что я приехала по J-визе, которая запрещает приезжим студентам танцевать в мужских заведениях.
Технически говоря, это не было мужским заведением, и танцевала я гоу-гоу, а не стриптиз, однако если бы я попалась во второй раз, меня бы точно депортировали. Искушение было велико: в конце концов, за три выхода на сцену по десять минут я получала то, что в Daytona мне платили за неделю, но, на счастье, мне пришлось срочно переезжать.
Дело в том, что в тот же день нас с приятелем выгнали на улицу. Мы тогда жили у друзей, которые снимали дом у кого-то из местных, ну и понятно, что кроме нас там жило еще человек десять, отчего хозяева во время внезапной ревизии начали рвать и метать. Ни работы, ни жилья у нас, таким образом, не осталось, зато – был мотоцикл и мой grace period. Так называется на языке Work and Travel месяц вольных странствий, положенный всем студентам под конец их пребывания в стране. Ну а дальше нас, понятно, и след простыл: существует очень много способов провести время, имея с собой пару тысяч баксов. Кинематограф заставил выучить столько названий штатов – закачаешься, и у меня была надежда посетить хотя бы те из них, что лежали на шоссе 95, идущем от штата Флорида до Канады вдоль всего восточного побережья.
Дарья Гармоненко