Алексей Малашенко
В лидере страны царя люди видеть не хотят. Фото Reuters
Г-н
Как г-н, он вальяжен, чуть высокомерен, не чужд похлопать по плечу смущающегося олигарха, которого он выращивал, окучивал, превращая российского буржуа в верноподданного слугу, и карая того, кто непослушен. Когда лаской, когда шлепками, когда тюрьмой г-н президент сделал его управляемым и подотчетным.
Г-н с нежностью относится к оппозиции – не Чучхе же Россия в самом деле. В Марокко во времена правления короля Хасана II появился термин «оппозиция его величества его величеству». Такая оппозиция хорошо сидит в Думе. Зюганов и прочие жириновские создают г-ну президенту имидж вполне современного вождя. (На 23 февраля одетый в ушанку Владимир Вольфович нес такое, что казалось, будто не он в оппозиции к президенту, а президент в оппозиции к ЛДПР.)
Г-н президент Путин флиртует с Русской православной церковью. Флирт применительно к отношениям между государством и РПЦ – плохое, обидное слово. Для этого взаимодействия придуман термин «партнерство». Такое партнерство придает путинскому правлению, ему лично дополнительную легитимность. Церковь, в свою очередь, полагает, что благодаря этому партнерству она только приобретает: влияние на общество, власть, даже недвижимость. Однако стратегически светская власть и Церковь дискредитируют друг друга. РПЦ выглядит при государстве проектом. Само государство, когда ищет поддержки у Церкви, выглядит неуверенным в себе, слабым. Социолог Борис Дубин на вопрос, какое будущее у РПЦ, четко ответил: «Такое же, как и у государства». А у государства будущее выглядит неопределенным.
А еще г-н президент позволяет Александру Минкину писать себе (то есть ему, любимому) критические письма. Я, живущий под Наро-Фоминском обыватель, эти письма читаю. Ему, г-ну, тоже не мешало бы их почитать. Все-таки он образованный человек, старший офицер.
Чтобы быть господином страны, господствовать над ее обществом и политикой, Владимир Путин обязательно должен быть еще и товарищем президентом. Тов. президент сделал очень много, чтобы к нему можно было обращаться именно так, по старой советской привычке.
Тов.
Сначала: оговорка. Тов. президент – это еще и тов. Верховный главнокомандующий. В российской армии такое обращение никто не отменял, как и команду «товарищи офицеры!» при появлении на пороге начальства. Но обращаться к Анатолию Сердюкову «тов. министр» уже не годится. В данном случае обращение это ассоциируется с сакраментальной фразой из незабываемого детектива «Дело Румянцева» – «тамбовский волк тебе товарищ».
Что сделал тов. президент?
– Смастерил де-факто однопартийную систему с партией, которая до боли напоминает ВКП(б), злые языки расшифровывали когда-то эту аббревиатуру так: «Воры, казнокрады, проститутки, а кто не понял, тот маленькая б.». Правда, знакомая дефиниция?
– Уверенно глушит оппозицию. Не ту, которая – «его величества его величеству», а вполне настоящую, оппозиционную оппозицию. Делает он это столь жестко, что в народе вспоминают его советских сослуживцев. Чем-то это похоже на битву КГБ с диссидентами. Восстановил цензуру. Понятно, не такую, как во времена «Краткого курса» или при любившем Таганку Юрии Владимировиче Андропове. Однако не помню случая, чтобы лично президента критиковали по главному источнику отечественной информации, аналитики и пропаганды, то есть по «ящику».
– Засунул в госсектор половину экономики, что не сделало успешным ни государство, ни экономику. Зато ее огосударствление позволило товарищам президента по партии и правительству распоряжаться ею (экономикой) как своим приусадебным участком. В этом отношении тов. слился с г-ном или стал монархом, раздавшим на кормление куски государственно-экономического пирога.
– Опираясь на достигнутое, сделал все, чтобы убедить себя, своих близких, народные массы в том, что мы со всех сторон окружены врагами, пьющими кровь российских младенцев евро-заокеанскими нелюдями, которые катят бочку на сирийского добряка Башара Асада, строят оранжевые козни и свою ПРО на мавзолей Ленина нацеливают. Спастись же в осажденной крепости возможно, только консолидируясь вокруг тов. президента, по совместительству тов. главнокомандующего.
Двое в одном
Но вот завелась в Крепости коррупционная измена. Вдвойне обидно, что народилась она среди близких тов. президента, сквозь пальцы взиравшего на шалости соратников, которые за считанные годы утратили чувство меры. Воскликнул тогда тов. президент, перефразировав кинорежиссера Говорухина: «так воровать нельзя!» Воровать вообще нехорошо. Даже в Библии сказано: «не укради». Но так воровать оказалось стремно даже в путинской России. Самобытный российский капитализм оказался продажным, а вертикаль – кривой и ржавой, хотя и пропахшей суверенной демократией. Как комментировать это г-ну президенту, нанизавшему на вертикаль власти жуликоватый российский капитализм? Впрочем, нанизывали оба президента – и г-н, и тов.
Принялся тов. президент трясти коррупцию, а она глазами лупает от изумления и вскрикивает: за что, г-н президент, у нас же с вами консенсус? А он ей на тов. президента кивает: вот, дескать, это он стал ни с того ни с сего бороться за социальную справедливость, интересы нашего и вашего народа. С него и спрашивайте.
В.В.Путин, как к нему ни обращайся, отдает себе отчет в том, что коррупция стала системной и может утянуть государство в болото. Вместе с государством российским потонет в этой жиже и лично президент, по-каковски к нему ни обращайся. Путинская борьба с коррупцией при всех ее интерпретациях есть борьба за выживание режима (коллеги рекомендуют не использовать этот термин применительно к путинскому правлению). Директор лондонского Королевского Института по изучению России Генри Хейл написал, что «по иронии судьбы… как раз жажда безопасности и стремление обеспечить гарантии стабильности в максимальной степени повышают шансы на дестабилизацию режима и делают его более уязвимым…». Вот за стабильность внутри элиты Путин и платил терпимостью к коррупции. Авторитарная стабильность всегда оборачивается стагнацией, что никогда не признает ни один зациклившийся на стабильности вождь – что в Москве, что в Ташкенте, что в Каире. Стагнация рано или поздно ведет в пропасть.
Г-н и тов. президенты – оба претендуют на звание консерваторов. Первый – очарован русской социокультурной традицией, второй – памятью об СССР, распад которого, как известно, был вселенской трагедией. Однако корни советской традиции лежат в традиции досоветской. Об этом недавно внятно, но с грустью писал социолог Игорь Яковенко (см. «НГ» от 26.02.13). Впрочем, так и не понятно, какой консерватизм Путину ближе и роднее. Важно другое: вернуться и в ту, и в другую невозможно, поскольку обе они изрядно потрепаны и не отвечают задачам, простите за выражение, «модернизации».
Путин же пытается к ним апеллировать. Иногда это получается забавно. Взять хотя бы явно затянувшиеся игры в евразийство. С одной стороны, вроде толстый (хоть и искусственный, разработанный писателем Гумилевым) историко-культурный пласт выглядит как основа для российской гегемонии в Евразии. С другой, с приставкой «нео» – он есть нечто пошлое, сугубо утилитарное, своего рода второсортный, вульгарный «советизм». Советскость неоевразийства не в силах отрицать даже его приверженцы. Один штатный евразиец назвал Путина евразийским не то царем, не то императором. Ваше, так сказать, «евразо-советское величество». (Дорогой Кремлю Евразийский союз есть не более чем попытка ЕврАзремонта бывшей советской коммуналки, и этот ремонт состоит преимущественно в переклейке обоев и замене дверных замков. Кардинально изменить жилье, как хорошо известно домовладельцам, можно только благодаря евроремонту.)
Различия между Путиным господином и Путиным товарищем условны. В одном советском кино кто-то обратился к собравшимся «господа-товарищи». Но есть и еще один термин, применимый к кремлевскому «хозяину». Этот термин – патрон. Пусть он присущ феодализму, но мы-то с вами от него так до конца и не ушли. Патрон немыслим без клиента. Мы – от олигарха до кладбищенского сторожа – ощущаем себя его клиентами. Нас можно звать и подданными, и подчиненными, и сослуживцами (даже товарищами). Но, по сути, мы клиенты патрона-президента.
Но и это не все. Последнее, заслуживающее быть упомянутым обращение к В.В.Путину, гражданин президент (причем с маленькой буквы).
Гражданин! – это звучит опасно
Откуда может прийти такое обращение? А вот откуда. Более 10 лет г-н президент откармливает свое элитное, лояльное ему стадо, которое он приучил к тотальной вседозволенности. И вдруг обнаружилось, что кое-кого придется принести в жертву во имя стабильности, точнее, собственной популярности в народе. Число жертвенных животных растет, неприкасаемость остается в прошлом. Элиты возбудились, их монолит уже не кажется столь монолитным. Часть элиты обиделась на г-на президента. Другие, напротив, задумались о том, что он, может быть, поздновато сообразил, что национальные интересы России все-таки не тождественны карманным интересам его приверженцев. В правящем классе: а) начался пресловутый раздрай и б) возникла неуверенность в том, что именно г-н президент – оптимальная фигура для сохранения статус-кво. Про модернизацию, развитие – умолчу. Выводы делать рано. Но в России последние два века трудности царя и генсека начинались с верхушечной смуты. Кстати, в текущем десятилетии мы отмечаем 100-летие Великого Октября, а в следующем – 200-летие восстания декабристов.
У простых же людей возникают претензии к тов. президенту. Общество российское взбудоражено. Не то чтобы все к утру соберутся на Болотном Тахрир-майдане. Но раздражение против верхов, включая самого Верховного, копится. Это еще не пассионарность, но и массового, жизнерадостного пофигизма более не наблюдается. Слишком многие в тов. президента как национального лидера верить перестали. Конечно, социальные опросы, кем бы они ни проводились, показывают, что за него будут голосовать и 40, и 50, и 70%. Но голосуют «за» за неимением лучшего. Да и участвует в голосовании, дай бог, половина. Потому-то главная задача Кремля сегодня в том, чтобы это лучшее не появилось. Претендента на роль оппозиционного харизматика, главного борца за социальную справедливость Кремль готов и посадить. Но это только приблизит финиш президента г-на, тов. да и патрона.
И еще одно обстоятельство, которое, возможно, и не является решающим, зато очень показательно: деградация официальной политтехнологии. Сурковская циническая вальяжность сменилась на экстремальный примитивизм и убогость: «дело об американском усыновлении» – тому свидетельство. Вопрос «а о чем вы, други, раньше думали» витает в мозгах каждого, кто умеет читать и писать. Людей держат за идиотов, а они, люди, обижаются. На смену политтехнологии пришел удел «зарубежных агентов». Так, конечно, проще. Но если г-н и тов. пораскинут мозгами, то поймут, что все это преддверие затянувшейся агонии власти, в том числе личной.
И что потом, когда все – и верхи, и низы – устанут? А потом кто-то или сверху, или снизу придет и скомандует: гражданин президент, на выход, с вещами.
