Николай Гульбинский
У несистемной оппозиции сегодня нет шансов прийти к власти.
Фото PhotoXPress.ru
В последние 30 лет мы стали свидетелями вдохновляющих примеров демонтажа авторитарных режимов и перехода к демократии. Практически во всех случаях этот процесс сопровождался модернизацией инфраструктуры, внедрением новых технологий, снижением уровня коррупции, повышением качества жизни граждан, укреплением авторитета страны в мировом сообществе.
Было и некоторое количество не слишком удачных опытов и даже одна попытка двинуться в обратном направлении – в Венесуэле. Но все же общий вектор очевиден. Для цивилизаций с западной христианской культурой альтернативы демократии не просматривается. Про Китай, Вьетнам, а тем более Ирак, Пакистан, Афганистан и т.п. упоминать не будем: как заметил в свое время в знаменитой книге «Еврокоммунизм и государство» Сантьяго Каррильо, говорить о строительстве демократии в обществах такого типа – то же самое, что лаять на луну.
Победа оппозиции – главное условие
Что можно считать критерием успешности перехода к демократии? Лично мне нравится такая формулировка: демократия начинается тогда, когда оппозиция приходит к власти и при этом не происходит крушения государства.
Прелесть ее в том, что она подспудно включает в себя все иные характеристики демократии: для того, чтобы оппозиция могла прийти к власти, в стране должны существовать политические свободы, независимый суд, развитое гражданское общество; выборы должны проходить без жульничества, массированного использования административного ресурса и одуряющей пропаганды.
Если мы согласимся с таким подходом, то приходится признать, что демократии в России еще не было. На протяжении последних ста лет оппозиция в нашей стране приходила к власти трижды: в феврале–марте 1917 года, в октябре–ноябре того же года и в августе 1991 года. И всякий раз это оборачивалось крушением государственных институтов и огромными потерями.
В наши дни перспектива прихода оппозиции к власти даже не просматривается. Ни одна из так называемых системных оппозиционных партий – КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия» – к реальной власти в стране, то есть к проведению своего кандидата на пост президента РФ, не стремится; когда подобная перспектива замаячила перед КПРФ на президентских выборах 1996 года, руководство партии сделало все возможное, чтобы «продуть». Будь на месте Г.А.Зюганова и его коллег лидеры масштаба Ленина и Троцкого, «вторая социалистическая революция» в нашей стране обязательно бы совершилась.
Что касается лидеров несистемной оппозиции, то Лимонов, Немцов, Каспаров и Касьянов были бы не прочь занять пост президента, но их шансы на это в рамках сложившейся системы равны нулю.
Сегодня мы получили практически ту же властную конструкцию, которая существовала в России на протяжении всей ее истории. Реальную власть осуществляет царь (на разных исторических этапах – император, генсек, президент) со своими ближайшими советниками. Эти же лица и выбирают следующего правителя. Вокруг них формируется некая партия при власти (ближние бояре, имперская бюрократия, КПСС, «Единая Россия»), задача которой – воплощать в жизнь высочайшие предначертания и объяснять народу их благотворность. Органы «народного представительства» («Уложенная комиссия» при Екатерине II, Государственная Дума после манифеста 17 октября 1905 года, Верховный Совет времен СССР, Государственная Дума сегодня) радикально изменить политику исполнительной власти не могут и, как правило, не стремятся. Если же они предпринимают такие попытки (как это было в случае первой и второй дореволюционной Думы или Верховного Совета во времена конфликта между Ельциным и Руцким–Хасбулатовым), в стране возникает ситуация двоевластия, чреватая крушением государства.
Как упоительно уйти в отставку
О преимуществах демократии, то есть механизма смены властителей посредством общенародных выборов, сказано немало, но еще больше возведено на нее хулы, сводящейся к тому, что «большая толпа совсем мало мыслит» (Ф.Ницше) или к выдержанному в том же духе утверждению К.П.Победоносцева: «История свидетельствует, что самые существенные, плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей или от меньшинства, просветленного высокою идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило принижение государственной мысли и вульгаризация мнения в массе избирателей».
А потому не удержусь, чтобы пропеть дифирамб демократии.
По собственному опыту участия в российской политике смею утверждать, что процесс «хождения во власть» упоителен, почти как «в России вечера»; человек, оказавшийся «у кормила», преображается на глазах, нередко до полной неузнаваемости для тех, кто знал его в предыдущей жизни. Но, пожалуй, еще более упоителен процесс ухода из власти в тех странах, где такое явление имеет место. Что может быть прекраснее, чем, отработав установленный по Конституции срок на высоком посту, уйти в отставку и продолжать где-то трудиться, преподавать, гулять по улицам, обедать в ресторанах и спокойно смотреть в глаза людям, принимать их похвалы и выслушивать упреки, отвечая, скромно потупив взор: «Я сделал все, что считал должным, пусть другие сделают лучше».
Перспектива неизбежного ухода из власти – прекрасный «предохранитель» от многих дурных соблазнов. Вряд ли правитель, знающий, что отставка неотвратима, станет бесстыдно попирать закон и моральные принципы, ведь после отставки у него не будет «брони», которая защитит его от заслуженных претензий и упреков.
И, что особенно важно, эта система отфильтровывает потенциальных «ходоков» во власть. Высокие государственные посты привлекают тех, кто чувствует в себе незаурядные таланты крупного менеджера, – вряд ли мы найдем более сложный объект управления, чем государство. Тех, кто способен ставить стратегические цели для страны и готов их реализовать. Тех, кто в конечном итоге думает об общем благе больше, чем о своем собственном. Тех, для кого, говоря словами Франклина Рузвельта, «счастье заключается не просто в обладании деньгами – оно в радости свершений». И такие люди способны принести государству огромную пользу.
 Модель демократии, когда-то внедренная Владиславом Сурковым, продолжает жить. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
Тот же, кто желает быстро заработать деньги, может податься в банковский сектор, «изобретать» сложные деривативы в надежде получить за них многомиллионные бонусы, играть на бирже и т.д.
У нас же происходит иное. Один авантюрист, покрутившийся некоторое время при Ельцине в коридорах власти, говорил: «За один день работы в администрации президента я заработаю больше, чем за сто лет во главе частной фирмы».
Сегодня мечта тех, кто желает поскорее разбогатеть, – стать чиновниками или отвечать за «экономическую безопасность» в стране. И она небеспочвенная: ведь дворцы и яхты чиновников и «правоохранителей» уже никого не удивляют. Равно как и утверждения об их многомиллиардных состояниях.
К сожалению, чиновники и «правоохранители», хотя и любят защищать докторские диссертации, как правило, не совершают научных открытий, не создают новых технологий, словом, ни на шаг не приближают нас к инновационной экономике, о которой говорит президент Дмитрий Медведев.
Рабы на галерах
В условиях, когда механизмы чередования у власти отсутствуют, «вершители судеб» и в самом деле уподобляются рабам, прикованным к галерам: и рады бы они удалиться в «рай» свободной жизни, да «грехи», совершенные на почве отсутствия внешних и внутренних ограничителей, их туда не пускают. Чем более авторитарен правитель, тем охотнее ему приписывают как хорошее, так и дурное. Но вот беда: если он все же по той или иной причине низвергается с властного олимпа, хорошее забывают почти мгновенно, а вот дурное раздувается до чудовищных размеров. Пример «любимца москвичей» Ю.М.Лужкова – другим наука. Глядя на него, лица, занимающие еще более высокие должности, логично преисполняются твердой решимости не уходить из власти никогда.
Вот почему только становление полноценной системы политической конкуренции, когда власть и оппозиция чередуются у власти, может стать предпосылкой прихода в высшие эшелоны власти людей, адекватных по своим деловым и личным качествам колоссальным задачам модернизации теперь уже действительно чрезвычайно отсталой во всех смыслах России. Иное дело, что даже если такая система будет создана, придут они туда далеко не сразу. Но в противном случае – не придут никогда, разве что в виде отдельных «белых ворон», которые неизбежно погрязнут в болоте коррупции и низменных интересов.
Эксперимент на живых людях
Может ли это случиться в каком-то обозримом будущем? Едва ли. Прежде всего действующая власть всегда будет иметь перед глазами те примеры триумфа оппозиции, за которыми следовало крушение государства. Никому не хотелось бы повторить судьбу Горбачева, «министров-капиталистов» из правительства Керенского или, не дай бог, Николая II. А потому Кремль и Белый дом согласны иметь только такую «оппозицию», которая на власть изначально не претендует. То есть системную. Какую-либо иную оппозицию будут всеми силами «не пущать», располагая для этого громадным арсеналом методов – от отказа в регистрации новых партий до известных молодежных движений, чья цель – сделать так, чтобы жизнь оппозиционерам «медом не казалась». Можно, конечно, обвинять власть в «растлении малых сих», но будем помнить, что начало традиции вовлечения молодежи в сомнительные политические игрища положил Лимонов со своими нацболами.
Другая проблема коренится в самой несистемной оппозиции. От тех же Лимонова, Немцова, Каспарова, Касьянова приходится слышать, что достаточно провести честные и свободные выборы с предварительным равным доступом всех кандидатов на телевидение, как успех оппозиции обеспечен.
 Партия народной свободы: враги или оппоненты? Фото РИА Новости |
В этом-то как раз дозволительно будет усомниться. Я бы предложил провести мысленный эксперимент. Давайте, прежде чем устраивать честные и свободные выборы, мы определим с помощью действительно честного, свободного, открытого общенародного голосования следующее: какие книги всем следует читать, какие спектакли и телепрограммы смотреть, какие радиостанции слушать и даже у каких лекарей лечиться. С тем, чтобы потом безоговорочно подчиниться гласу народа. Боюсь, никто из несистемных оппозиционеров на это не согласится. А если согласится – то слушать ему придется «Юмор FM» и «Радио Шансон», читать Александру Маринину и Дарью Донцову, смотреть в театре «День выборов», в кино – «Самый лучший фильм» и «Яйца судьбы», по телевизору – «Комеди клаб», «Воронины», «Дом-2» и прочее, а лечиться у знаменитого однофамильца популярного телеведущего. Так почему же эти господа полагают, что народ проголосует за них, если народ обожает именно то, что они терпеть не могут? Или для победы им тоже потребуется какой-то дополнительный ресурс из разряда тех, которыми сегодня пользуется действующая власть?
Даже используемая аббревиатура созданной недавно оппозиционной Партии народной свободы – «ПАРНАС» как бы призвана подчеркнуть элитарный характер этой организации и ее вождей и их предельную удаленность от насущных проблем. Так же как и частный самолет с надписью «Россия», воспаряющий в голубое небо на известном предвыборном ролике СПС.
Конечно, перефразируя слова В.И.Ленина, можно сказать, что партия не должна плестись в хвосте у отсталых масс, а должна быть немного впереди. Это верно, но до известной степени. Сам Ленин предложил в октябре 1917 года очень понятную народу программу. Но в целом исторически в России ценности радикальной оппозиции и подавляющего большинства населения были не просто различны; между ними буквально лежала пропасть. На ум приходит концепция «малого народа» Огюстена Кошена применительно к «просветителям», энциклопедистам, масонам, иллюминатам кануна Великой французской революции, чьи ценности были построены на тотальном отрицании традиционных народных представлений о монархии, религии, чести, сословности и т.д. Именно таким «малым народом» и была радикальная интеллигенция в России: сборник «Вехи» – тому убедительное доказательство. Им же является и современная несистемная оппозиция.
Один из ее наиболее ярких идейных вождей Виктор Шендерович, говоря о своем проигрыше в 2001 году на выборах в Государственную Думу, утверждает: «Люди, ориентированные на человека, в имперской России проигрывали всегда, а другой России еще не было – ну почти не было┘ Радищев тут проигрывал, Чаадаев с Герценом проигрывали, Сахаров проигрывал, а уж нам и сам бог велел, нечего расстраиваться».
То, что проигрывали Радищев, Чаадаев, Герцен и даже Сахаров, в общем, неудивительно. Первый звал к мятежу и беспощадной расправе над власть имущими в стране, еще не пришедшей в себя от запредельных ужасов пугачевского бунта. Второй, объяснявшийся преимущественно по-французски, объявил, что у России не было истории, чем поверг в ужас все трезвомыслящее общество. Третий откровенно желал победы врагам России – Англии и Франции в Крымской войне, надеясь перенести свою Вольную русскую типографию в оккупированную союзниками Одессу. Четвертый призывал Запад усилить давление на СССР, пусть даже с риском ядерной войны. Подобные умонастроения никогда не находили отклика среди широких слоев русского народа, где ценность сохранения государства как гаранта порядка всегда превалировала над абстрактно понятыми принципами либерализма и идеалами прав человека.
Другой оппонент действующей власти Леонид Невзлин отчаянно взывает к внешним силам, не слишком высоко ценя демократическое самосознание народа: «Если бы российский народ больше ценил демократию и лучше осознавал свою власть требовать демократии, в стране произошло бы восстание. Однако опыт российского народа слишком ограничен. Наша единственная надежда на то, что Америка, создатель и вдохновитель демократии, воспользуется собственным авторитетом, чтобы убедить господина Путина изменить свою практику».
К «зарубежным друзьям» апеллирует и Немцов, предлагая Евросоюзу закрыть въезд в Европу российским чиновникам, замешанным в тех или иных, по его мнению, неблаговидных деяниях, и заблокировать их зарубежные счета.
Среди прочего это дает действующей власти полную возможность представить «непримиримых» в качестве «агентов влияния» недружественных нам зарубежных центров.
Все или ничего!
Нынешняя непримиримая оппозиция также унаследовала от радикальной дореволюционной интеллигенции чрезвычайную бескомпромиссность по отношению к власти. Вспомним историю. Великие реформы Александра II открывали широкие возможности для конструктивного взаимодействия всех слоев общества на благо России. Однако радикальная интеллигенция ответила на них прокламациями Чернышевского и его молодых поклонников, призывавших освобожденных крестьян к кровавому бунту, а позднее – револьверами, электроуправляемыми минами и метательными снарядами в руках террористов «Народной воли», один из которых и прервал жизнь Царя-освободителя.
Еще большие возможности предоставлял манифест Николая II от 17 октября 1905 года, даровавший стране демократические свободы и парламент. Однако ответом радикалов – будь то П.Н.Милюков, В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий или Б.В.Савинков стало стремление «добить врага»: в ход вновь пошли бомбы, револьверы и даже концентрированные кислоты, которыми «вождь мирового пролетариата» советовал поливать полицейских и солдат правительственных войск.
Вот и сегодняшние «непримиримые» стремятся сформировать такой «имидж» действующей власти и ее лидеров, что под влиянием подобных призывов какие-нибудь психически неуравновешенные личности способны и в самом деле схватиться за оружие.
Знаменитый дореволюционный адвокат Н.П.Карабчевский, человек «гибких» принципов, обладавший поразительной способностью надевать на себя личину политического радикала на процессах по делам террористов, под конец жизни, находясь в эмиграции, сделал трезвое наблюдение: в России имеет шанс уцелеть только тот правитель, который на требования радикалов – «все или ничего» – твердо отвечает: «Ничего!»
При чем здесь Мексика?
В этих условиях власть обречена на то, чтобы бесконечно воспроизводить саму себя: народу же предлагается лишь периодически утверждать на плебисците то, что уже давно решено без него и за него.
Для обоснования такого положения дел используется два типа аргументации. «Широким слоям населения» заявляют, что демократия в России уже в основном сложилась и теперь задача состоит лишь в том, чтобы довести ее на региональном уровне до той же «кондиции», в которой она пребывает на уровне центральном.
Для более продвинутой публики «по секрету» сообщают, что система, подобная ныне существующей в России, имела место и в других странах, например, в Японии или Мексике, где одна-единственная партия доминировала на протяжении десятилетий, и это обстоятельство не мешало этим странам успешно развиваться.
Действительно, в Мексике с 1946 по 2000 год у власти находилась Революционно-институционная партия (PRI), чья предшественница – Национальная революционная партия Мексики – была создана еще в 1929 году, став политическим представителем массовых народных движений, которые боролись за свои права в ходе кровопролитной Мексиканской революции 1910–1917 годов.
На протяжении всего периода своего пребывания власти (который и можно отсчитывать с 1929 года) правящая партия в Мексике сохраняла значительный демократический потенциал и широкую связь с массовыми организациями, что и позволило ей не только провести плодотворные социальные реформы, но и в конце концов осуществить переход к полноценной демократии, уступив власть оппозиции праволиберального толка. Но даже в условиях монополии PRI президентские полномочия были ограничены одним шестилетним сроком, выдвижению нового кандидата на президентский пост предшествовали широкие дебаты и борьба внутри партии. То есть это была действительно партия власти, а не партия при власти.
А если не устраивает?
В свое время для обоснования правомерности сложившейся в России политической системы был придуман специальный термин – «суверенная демократия», являющийся калькой английского словосочетания sovereign democracy. Однако на Западе этот термин используется для обозначения суверенного государства с либеральным демократическим устройством, а отнюдь не какой-то особой, нелиберальной формой демократии. В России термин «суверенная демократия», тут же ставший едва ли не символом веры правящей элиты, постепенно вышел из употребления. А вот система, которую этот термин пытался описывать, осталась и даже стала более жесткой за счет удлинения срока пребывания на посту президента.
Насколько эта система адекватна нынешним потребностям России в модернизации? Об этом каждый может судить самостоятельно, если посмотрит на динамику таких ключевых показателей, непосредственно обусловленных деятельностью государственной власти за последние 10 лет, как темпы и качество строительства автодорог (краеугольного камня любой модернизации!), развитие базовых отраслей промышленности, создание благоприятных условий для ведения бизнеса, в том числе борьба с коррупцией, обеспечение безопасности граждан и их равенства перед законом. Если эти результаты устраивают, то значит система функционирует нормально и наш путь хоть и особый, но верный. Если нет, то нужно внимательно задуматься о том, возможно ли ее изменение и как добиться этого без «великих потрясений».
Дарья Гармоненко