Мы обманули самих себя

Юрий Афанасьев: "Мы, демократы-романтики, получается, были ширмой, за которой кроты рыли норы".
Фото Розы Цветковой

Сейчас становится понятно, что годы перестройки – 1985–1991-е – вписываются в глобальный, огромной протяженности и насыщенности процесс. Это время вполне можно воспринимать как уход с исторической сцены еще и всей русскости как системы. Важным рубежом кризиса всемирного значения и для нас, и для Советского Союза был 1917 год – крах, развал, крушение империи. Потом вроде бы восстановление, и потом снова – 1991 год. Это огромный тектонический сдвиг на территории всего бывшего СССР. События 1986–1987 годов, XXVII апрельский съезд, январский пленум 1987 года, приход к власти Горбачева, какие-то слова, заявления, декларации типа перестройки и гласности, все это кажется неким мельтешением, мелкой возней на фоне тех грандиозных событий.

К 1985–1986 годам было ясно – шел явный развал, прежде всего экономики. Опустели магазины, ощущалась явная напряженность с продовольствием. В тяжелейшем положении оказались финансы, потому что как раз на это время падает обрушение цен на нефть – с 30 долл. за баррель до 10. Власти стали стремительно занимать деньги за рубежом. А там прекратили давать. Поддерживать что-то на плаву стало невозможно. Зарплаты платить было нечем, предприятия останавливались. Советские республики к тому времени начинали расползаться. Лопалась идеология, выступавшая в роли мощных скреп, которые держали КПСС. Исчерпал себя даже проект, на котором базировался Советский Союз.

Из всех понятий перестройки наиболее действенным оказалась гласность. Потому что стремление сказать нечто вроде правды прежде всего привело к тому, что стали говорить о Сталине и о сталинизме, а потом и о Ленине. Стали говорить то, чего раньше говорить было непозволительно. Движителем перемен был Горбачев. Он эти понятия ввел в оборот, пытаясь наполнить их каким-то содержанием. Но правды в результате его многочисленных и многословных выступлений не добавлялось, скорее наоборот. Если подумать об этом процессе обвала, крушения, сдвига, то к чему он сводился? Уходит Советский Союз как государственное, политическое образование.

Сходит с исторической сцены Коммунистическая партия – по 6-й статье Конституции руководящая и направляющая сила. И уходит социализм как общественное устройство. Все годы перестройки, вплоть до 1991-го, до возвращения из Фороса, Горбачев хотел спасти СССР, сохранить Компартию и спасти социализм.

Но самое главное заключалось в том, что к середине 80-х уже созрели очень мощные силы в виде советской автократии, которые захотели осуществить то, что фактически уже было сделано. А именно – овладеть всем достоянием СССР как частной собственностью не только фактически, но и номинально. И этот процесс шел вовсю и вполне гласно. Только он назывался по-другому. Во второй половине 80-х было принято совершенно официально несколько решений ЦК КПСС и Совмина: о кооперации, об аренде, об индивидуальной трудовой деятельности, создании совместных предприятий, банковской сферы. Но это и было главное, что определяло содержание всего, что происходит. То есть то, что я назвал кризисом экономики, советской хозяйственной и общественной системы, отразилось в этих постановлениях и в ходе их реализации.

Что на самом деле происходило под видом кооперации и акционирования? Акционировали государственную собственность, но юридической, правовой четкости по вопросу о разграничении государственного и частного, в особенности того, что касалось бюджетных денег и основных фондов, – не было. Ко времени ваучеризации и залоговых аукционов, к 1992–1994 годам, фактически в ходе реализации постановлений о кооперировании, об индивидуальной трудовой деятельности, о предприятии, национальным достоянием овладели уже все те, кого обобщенно называют советской бюрократией.

Все происходило по законам того времени. Например, в законе о предприятиях говорилось о том, что является этой кооперативной собственностью. А о том, кто должен инвестировать в основные фонды, – не говорилось. В то же время предоставлялась возможность средства, предназначенные для инвестирования и реконструкцию, перекачивать в фонды потребления – на зарплаты и премирования. А распоряжался этим директор. Никакого заговора, даже номенклатуры и бюрократии, в этом я не усматриваю. Это было квазиюридическое, квазиправовое оформление естественных процессов.

При советской власти до 80% всего ВВП составляло военное производство. И директора предприятий, и даже работники министерств и ведомств ощущали, что они фактически овладели всем национальным достоянием. Но все это дело надо было как-то обналичить. И обналичка произошла. Она стала законным явлением. Возникает следующий вопрос: как распорядиться этими деньгами? Ни в семью принести, ни тем более по наследству передать. Детей, жену обеспечить невозможно. Вот откуда пошли идеи о необходимости приватизации и о необходимости легализации всего этого явления. Закоперщиками реформы были Гайдар и Чубайс, сидевшие в правительстве. Какого-то большого проекта не существовало.

Россия – страна имитации, страна манекенов. У нас партии – манекены, Дума – бутафорская подделка. Все эти системы выборов, судов, прокуратура... Система госучреждений является органами коррупции, воровства и разбоя, то есть государственные органы функционально превратились в нечто прямо противоположное себе самим. Этими симулякрами и пытаются каким-то образом удержать то, что в России осталось от советской системы.

Между тем сам по себе порыв, который испытывали тогда очень многие, – тоже позитивное явление, хотя он и оказался бесплодным. С гласностью открылось очень многое. Граждане, перечитавшие «Реквием» Ахматовой, книги Твардовского и Гроссмана, посмотревшие какие-то фильмы, обрели самих себя. Это тоже позитивное явление. Сейчас многие начинают понимать, что демократизация, связанная с именами Ельцина, Гайдара и Чубайса, в которой никакого либерализма не было, – это тоже позитивное дело! Правда, люди сейчас стали еще больше замыкаться в себе, еще больше уходят от всего государственного, отползают от власти... Необязательно в какое-то воровство, черные дела, но – в отстраненность. Это стало общим мотивом поведения людей. Ведь почему не выходят сейчас на митинги протеста? Они спрашивают сами себя: сколько можно подвергать себя обману... Десятилетия бесчеловечности зря не проходят.

Из «Демократической России» я ушел в 92-м. Я понял, что те люди, с которыми я был, устремлены не к тому, чтобы думать о преобразованиях. Они были устремлены во власть. Сначала – в горбачевскую, что и произошло с Собчаком. Он туда преуспешнейшим образом вошел, и он был не один такой. А потом, когда власть изменилась, во власть к Ельцину. Получается, мы, демократы-романтики, были ширмой, за которой кроты рыли норы.

Сейчас многие критики власти продолжают сеяние иллюзий, они насаждают великий обман в головах и сознании людей. Посмотрите, что происходит с этой Силиконовой долиной. Это же самый настоящий симулякр. Это полнейший обман, потому что ситуация обостряется и в ЖКХ, и с зарплатами, и с работой, и с закрытием предприятий, с социальными конфликтами.

Дело в том, что именно так развивается вся наша реальность, – с крушением Идеи у нас разрушились скрепы, а без этих скреп нельзя жить. Поэтому сейчас пытаются их изобрести заново, но обязательно нужна большая идея, проект. В будущем его не видят, и поэтому власти пытаются отыскать его в прошлом. Где якобы у нас осталось все лучшее. Отсюда – истерический «патриотизм» по поводу празднования 65-летия Победы, закон о недопустимости фальсификации истории. Это тоже часть огромного обмана, в котором массовое сознание людей смыкается с настроением власти. После всего, что мы пережили, массовое сознание испытывает колоссальный страх перед неопределенностью, перед хаосом. Ему хочется чего-то прочного. И власть тут как тут: я, мол, эта самая прочность и стабильность, которых вы ждете, только имейте в виду, что я себя связываю с нашим прошлым, в том числе и досоветским. Играют все вместе на одной волне, и получается двойной обман, двойная иллюзия, в которой, увы, продолжает жить наше общество.

Единственное, что я могу, это пытаться сделать так, чтобы люди поняли, узнали себя в той реальности, которая их окружает. Перестройка – это эпоха иллюзий и заблуждений. Еще и поэтому она сродни сегодняшним нашим попыткам модернизации.

Замечу: нынешняя власть научилась с помощью современных политтехнологий манипулировать сознанием еще более искусно, чем советская. Кроме того, она в состоянии регулировать финансовые потоки таким образом, чтобы население России усилиями этой власти оказалось как бы в заповеднике. Население, в сущности, этой власти не нужно. Потому что при наличии трубы и сырья она без населения может обойтись. Поэтому вся политика Путина сводится к упаковыванию населения в заказник: ни в какой политике не участвовать, ни в какой экономике активно себя не проявлять. Вот вам место – этот заказник, а мы вас (это словечко Солженицына) будем сберегать.

Сменить систему – никто такой задачи перед собой еще не ставил. Это и по-другому можно сформулировать: надо изменить парадигму России, суть ее. Можно ли это сделать – никто не знает. Но представьте себе: мы кричим – «Долой Путина!» И вдруг раз – Путина нет. Что изменится? Мы окажемся ровно перед теми же проблемами. И все же выход есть. Надо пытаться оставаться самим собой. Надо думать, искать ответы на вопросы, занимать позицию, которая соответствует твоей совести.