Алексей Малашенко
Религиозные акценты приобретают все большее значение в политике северокавказских республик.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Печальный парадокс в том, что количество взрывов, убийств терактов возросло после отмены режима контртеррористической операции (КТО) в Чечне. КТО теперь вводится, так сказать, «по факту». Его объявляют то в одном, то в другом районе Северного Кавказа. Покоя не принесло даже завершение чеченской войны, которая, по мнению специалистов, да и самих кавказцев, все еще продолжается, хотя и принимает иные формы. Безусловно, отдельные элементы стабилизации присутствуют, но они хрупки, что и подтвердили трагические события уходящего года.
Особый счет
В историко-культурном плане Северный Кавказ не является гомогенным регионом. Сегодня его неоднородность экстраполируется на политическую ситуацию. Есть бурный восточный сектор – Дагестан, Ингушетия, Чечня, есть менее проблемный центр – Кабардино-Балкария, Северная Осетия, есть и относительно спокойный запад – Карачаево-Черкесия, Адыгея. Все это так, но при этом всегда следует помнить, что ползучая нестабильность, формируясь на востоке региона, распространяется по всем направлениям.
Тем более что есть проблемы – общие для всего Северного Кавказа. Это отсталость экономики и ее полная финансовая зависимость от Центра: все республики дотационны, причем бюджет Чечни и Ингушетии формируется из федерального бюджета на 90%, Дагестана – на 78, Карачаево-Черкесии – на 67, Северной Осетии – на 60%... При этом, я бы сказал, весьма условен московский контроль над местными финансами. Исчезновению денег недавно изумился даже всеведущий премьер Путин. Впрочем, тому же в свое время поражался и Борис Ельцин.
По мнению же кавказских политиков, деньги Центр дает, но дает их мало. Они считают, что Москва, которая спровоцировала чеченские войны, тем самым обрушив весь Кавказ, обязана платить за это «по особому счету». Мне напомнили об этом на одной из встреч в Дагестане в ответ на замечание, что и в других российских регионах дела обстоят ненамного лучше, а то и хуже.
Отношение к федеральному Центру, мягко говоря, непростое. Конкретные фамилии не упоминаются, зато говорится о мерзких чиновниках-коррупционерах, об откате, о вмешательстве в местные дела, о мутящей здешние чистые воды осевшей в Москве кавказской диаспоре. Лейтмотив таких замечаний: «Оставьте нас в покое, мы сами разберемся». Но опять-таки – денег нужно больше.
На Северном Кавказе убеждены, что у Центра нет сколько-нибудь рациональной политики в регионе. Существует устойчивое мнение, что московские политики сознательно поддерживают напряженность в регионе, облегчая себе контроль над ним. При всем том вопрос о единстве с Россией не ставится. Хорошая Россия и плохая политическая Москва в сознании людей четко разводятся.
Кошмаром Кавказа остается безработица, которой более всего подвержена молодежь. (В крупнейшей северокавказской республике Дагестане средний возраст жителей – 27–28 лет.) Процент безработных в Ингушетии – 51,2%, в Чечне – 36,25%. Правда, по Дагестану этот показатель составляет всего 12,6%, но он, по общему мнению, занижен в разы. Существенно занижены официальные данные и по другим республикам. Вообще на Северном Кавказе статистические сведения отдают мистикой. Вопрос можно поставить еще шире – незанятость молодежи, которой некуда себя деть ни утром, ни вечером. Как сказал один мой кавказский собеседник, «им совсем не фига делать, вот они и идут в горы». Есть в его словах некоторое упрощение, но в главном он прав – в горах всегда можно найти, куда приложить руки.
В октябре в Ингушетии мне довелось участвовать в семинаре-совещании «Выработка наиболее эффективных мер идеологического противодействия терроризму, форм, методов и способов формирования антитеррористического сознания молодежи». Чтобы понять остроту вопроса, необязательно продираться через дебри канцелярита. Нельзя сказать, что для решения проблемы безработицы ничего не предпринимается. Дело том, как ускорить решение этой проблемы. В Ингушетии, Дагестане, Чечне, да и везде понимают: создаются (пусть и не в достаточном количестве) рабочие места, предпринимаются попытки наладить досуг. В Дагестане я слышал мнение, что можно привлечь молодежь к уборке, причем не просто улиц и дорог, но всего Дагестана, в котором свалки стали типичным пейзажем. А ведь при желании республика, пусть и не сразу, но вполне могла бы стать зоной туризма, способного приносить немалый доход. Кавказский пейзаж, если его хорошенько подмести, выглядит не хуже швейцарского. Между прочим, Чечня при жестком Рамзане выглядит аккуратнее своих соседей.
Другая проблема – хроническое, вошедшее в привычку несоблюдение российского законодательства. Это происходит и там, где власть очень сильна, например в Чечне, и потому ей законы не нужны; и там, где она слабее – в Ингушетии и Дагестане – и не в состоянии заставить граждан его соблюдать.
Несветские пути развития
Реакцией на невозможность и неспособность следовать закону является попытка апеллировать к традиционным институтам, кавказским обычаям и религии. Президент Академии политической науки Олег Шабров считает, что именно на Кавказе «традиционно развиты институты гражданского общества» (см. «НГ-политику» от 03.11.09). Он в чем-то, конечно, прав, но вопрос в том, что эти институты собой представляют и какова их эффективность. Тем временем кто-то открыто призывает использовать «кавказские методы» наказания обидчиков. Кто-то возрождает систему тейпов. Кто-то единственным выходом полагает шариат. Получается, что гражданское общество наиболее выпукло представлено прежде всего традиционными институтами.
Неизбежно встает вопрос, насколько велико значение в регулировании общественных отношений ислама. За исламизацию выступают и последователи и приверженцы мазхабов (шафиитского и ханафитского), и члены суфийских тарикатов, и именуемые ваххабитами или салафитами. Какой процент населения в каждой республике выступает за исламизацию, сказать невозможно. Ясно одно – это значительная, преданная своим убеждениям часть общества. Среди сторонников исламизации к тому же много молодежи.
Между приверженцами перечисленных выше направлений остаются разногласия и даже вражда. Но в то же время получается, что внутриисламская полемика сводится к тому, как эффективнее провести исламизацию. Занятно, что более других здесь преуспевает светский политик Рамзан Кадыров, который перехватывает у радикалов некоторые их идеи и заставляет работать на свою власть.
В результате на Северном Кавказе обозначается еще одно размежевание – между теми, кто поддерживает необходимость светского характера государства, и теми, кто полагает, что религия не может быть отделена от политики, в том числе государственной. Причем позиция сторонников светского характера государства уязвима, ибо светское государство неэффективно, коррумпированно и не способно переломить негативные тенденции в обществе (вспомним хотя бы безработицу).
Апеллировать за помощью к Центру поборникам светскости государства весьма непросто. Во-первых, «светский Центр» сам действует на Северном Кавказе неудачно и не пользуется большим доверием. Во-вторых, Москва не может рисковать, осуждая идею исламизации, которую поддерживают лояльные к ней политики, представители духовенства. Когда несколько лет тому назад к шариатской системе призывали «ваххабиты», то это можно легко списать на внешнее (американское, саудовское и израильское) влияние. Но теперь почти то же самое говорят «свои».
Знают ли в кремлевских кругах о размахе подобных настроений или по-прежнему довольствуются ходульным трепом о невежестве и бандитизме? Скорее всего догадываются, но как разрулировать такую ситуацию, не представляют.
Федеральный Центр психологически вполне устраивает привычно-примитивное понимание обстановки, когда есть некий враг-экстремист (исламский), которого надо догнать и уничтожить, и тогда все будет хорошо. О том, что людей провоцируют на экстремизм, думать как-то не хочется. А пока в Дагестане порой можно услышать, «если так дальше будет продолжаться, нам, что, всем в горы уходить?». В XIX веке военный министр князь Александр Иванович Чернышев, сам участник партизанских действий в 1812 году, дал нагоняй генералам за то, что они постоянно провоцируют на Кавказе партизанскую войну. Нынешняя власть все время наступает на те же грабли.
В поисках выхода
Если Центр действительно хочет выстроить эффективный курс в регионе, то ему как минимум следует найти оптимальное сочетание «кнута и пряника», контроля над местными элитами и предоставления им прав действовать самостоятельно. Причем для каждой республики необходим свой особый подход. С этой точки зрения можно вообще поставить под сомнение возможность выработки единой кавказской политики. Тем более что таковой как не было, так и нет. Понимаю всю нестандартность такого суждения, но как гипотеза оно имеет право на существование. Проблемы действительно общие, но их решение во многом обусловлено местной спецификой. Проект «чеченизации» («кадыризации») может оказаться востребован только в одном субъекте. В конце концов, даже выстраивая некую единую общекавказскую политику, целесообразно исходить из специфики каждой республики. Кстати, в кавказских республиках немало людей относятся к Кадырову с уважением (кое-кто им даже восхищен), но жить при таком режиме не хотят.
На Северном Кавказе ощущается человеческая и «политическая» усталость. Центру надо не только сооружать долгосрочные многолетние программы, но и по возможности предпринимать решения, способные разрядить острые сиюминутные ситуации, постоянно возникающие едва ли не в каждой республике.
Недавно член Общественной палаты Максим Шевченко предложил проект под незатейливым названием «Мир Кавказу». Он начался в Дагестане, в городах которого прошли встречи с людьми, что называется, всех сословий и возрастов. Народ, а это был именно народ, в выражениях не стеснялся. Людям надоела неопределенность, они готовы к действию.
