Народ не в полной мере представлен в действующей модели нынешнего парламента.
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Тема, предложенная экспертам для обсуждения на круглом столе в «НГ», проведенном в самом начале года (см. «НГ-политику» от 20.01.09), до сих пор вызывает оживленную дискуссию в политологическом сообществе. Политологи по-разному видят как сами особенности политического процесса в период финансово-экономического кризиса, так и способы их регулирования. Политические решения, предложенные одним из участников круглого стола – генеральным директором Агентства политических и экономических коммуникаций Дмитрием Орловым, задели за живое как во время непосредственного обсуждения этой темы, так и после публикации материалов круглого стола. Политолог считает, что «демократия участия» заключается в более активном включении «политических миноритариев» – «небольших общественных организаций на местном уровне и относительно крупных политических партий на уровне федеральном» в политическую систему. С чем не согласился в своей публикации «Страсти по власти», опубликованной в «НГ-политике» 3 февраля, доктор философских и юридических наук, экс-советник Конституционного суда Людвиг Карапетян. Он напомнил, что согласно Конституции политические партии являются лишь одной из форм общественных объединений граждан, и не согласился с тем, что какая бы то ни была партия должна иметь приоритетное право в организации политического процесса в стране. Дмитрий Орлов захотел ответить оппоненту, объяснив, какой именно смысл он, как эксперт, вкладывал в определение «политических миноритариев» (см. «НГ» от 03.03.09), завязалась полемика. К которой сейчас присоединяется автор нижеследующего материала.
О младших и неглавных
Возможно, не следовало бы реагировать на полемику двух авторов, но обсуждаемая проблема власти в России вновь приобретает чрезвычайно важное, первостепенное значение. А центральная идея, востребованная обществом к обсуждению проблемы, состоит в том, что набирающая силу партизация власти чревата рецидивом восстановления отвергнутой народом схемы «партия–государство».
Опасность такой тенденции достаточно убедительно показывается в статье Людвига Карапетяна. В ней автор обращает внимание, что предсказания выдающихся мыслителей и государственных деятелей России конца XIX – начала XX века о неизбежности пагубных последствий деятельности политических партий подтвердились сполна в нашей и ряде других стран. Ведь никто из прошлых и современных деятелей политических партий, как и припартийных политологов, не доказал и не сможет доказать обратное. Дмитрий Орлов также не удосужился коснуться основного вопроса обсуждаемой проблемы. В своей «реплике» он попытался лишь объяснить, что не так понят по причине «трудности перевода при усложнении системы». Прием некорректный и рассчитан на то, что несведущий читатель едва ли заглянет в словари. Ведь употребляемый в статье Орлова термин «миноритариев» исходит от франц. mineur, лат. – minor – «меньший», а «минореты» (minores) – «младшие» (см. Новейший словарь иностранных слов и выражений. – М., 2001. С. 531). На основе дословного перевода Орлов рассуждает о переходе «к политическим методам управления» и при более широком участии политических миноритариев». А для полной ясности он разъяснил: «Включение общественных организаций на местном уровне и относительно крупных партий на уровне федеральном». Разве сказанное на понятном языке не означает, что «общественные организации на местном уровне» – это меньшие (младшие), а «крупные партии на уровне федеральном» – большие (старшие)? Между тем известно, что более 90% населения России объединены в общественные организации и лишь незначительная часть – в политических партиях. Вопреки установлениям Конституции политические партии в парламенте России принимают законы, по которым регулируется жизнедеятельность общества и государства.
Эхо агитпропа
Поэтому очевидно, что в своих суждениях Орлов по существу призывает к установлению (закреплению) приоритетной роли политических партий или одной партии, а не конституционных органов государственной власти. В то же время в своей «реплике» он оправдывается и в заключение пишет: «Новое слово в российской политике невозможно себе представить вне рамок Конституции и традиций национальной модели демократии». Но как понять категорическое заявление политолога после региональных выборов 1 марта 2009 года, что «Единая Россия» как «партия власти» является единственной политической силой, способной организовать общество и мобилизовать чиновничество на борьбу с кризисом» (см. «НГ» от 02.03.09)? Старшее поколение в таком заявлении обнаружит пугающее эхо агитпропа ВКП(б) – КПСС.
Видимо, политолог запамятовал, что согласно науке и позитивной международной практике центральной политической силой является государство. А деятельность пропагандируемой партийной власти как центральной политической силы в прошлом столетии привела к двукратному разрушению Российского государства с известными катастрофическими последствиями. А функционирующие с начала 90-х годов партии власти («Выбор России», «Наш дом – Россия», «Союз правых сил» и др.) возглавили разграбление страны, привели ее к дефолту и обнищанию десятков миллионов граждан. Поэтому имеются все основания к утверждению, что периодические кризисы в стране с богатейшими природными ресурсами в значительной мере являются результатом партизации государственной власти.
Политолог фактически проигнорировал очевидный факт, что проблемами выхода из кризиса занимаются возглавляемые президентом и председателем правительства государственные органы. И это понятно, ибо согласно Конституции страны именно они являются центральной политической силой, призванной организовать и мобилизовать общество в стабильное, кризисное, военное и иное время.
Приставленные к демократии?
А что скрывается за взаимосвязью, обозначенной в заглавии статьи Орлова: «О трудностях перевода при усложнении системы»? Очевидно, что речь идет о политической системе нашей страны. В этой связи напомним, что в Российской Федерации закреплены содержания политической системы, порядок образования ее структурных составляющих как федеративного государства с республиканской формой правления, разделение властей и местное самоуправление, принцип плюрализма и равноправия всех общественных объединений граждан, порядок избрания Госдумы и Совета Федерации Федерального собрания и т.д. Разве не понятно, что участие общественных организаций в решении вопросов жизнедеятельности государства не может «усложнять систему»?
Бесспорно, что в условиях кризисов или иных чрезвычайных ситуаций усложняется деятельность всех структур политической системы общества. Но Орлов ее усложнение усматривает в изобретенной им формуле «Демократия участия». Политолога можно понять лишь в том аспекте, что в последнее время стало модным приставлять к демократии еще что-либо. Но если «Суверенная демократия» или «Управляемая демократия» имеют конкретно-предметный смысл, то «Демократия участия» воспринимается как вольное славословие. Известно, что «демократия» в буквальном переводе означает: «власть народа». Разве не понятно, что народ не сможет властвовать без участия? Но согласно разъяснению Орлова, «демократия участия» выражается во «включении в политический процесс небольших общественных объединений на местном уровне┘».
Очевидно, что к пониманию необходимости восстановления конституционных прав общественных организаций лидеры парламентских партий и припартийные политологи пришли под давлением общественного мнения и недовольством большинства народа процессом партизации власти. Однако уступки парламентских партий оказались незначительными. Согласно принятой Госдумой поправке к закону о политических партиях, лишь 15% представителей общественных организаций могут быть избраны в муниципальные органы, но только по партийным спискам.
Дмитрий Орлов на примере получения либеральной партией Британии лишь нескольких мандатов в парламент утверждает: «Такова традиционная демократическая политическая система, стимулирующая партизацию общества». Соответственно такой логике получение мандатов представителями «небольших общественных организаций» (беспартийными) на выборах в Госдуму будет означать департизацию ныне существующего партийного парламента.
Видимо, политолог не разобрался в том, что: а) партизация общества не может произойти избранием нескольких депутатов из «небольших общественных организаций» или немногочисленных партий; б) «партизация общества» и «партизация власти» как явления и сущности – не тождественны. Партизация общества предполагает наличие многочисленных массовых партий, охватывающих в своих рядах значительную часть народа. В России такое не наблюдается, ибо отсутствует социальная база для возникновения дееспособных политических партий. В России искусственно происходит партизация власти как путем избрания парламентов страны и субъектов Федерации, так и формированием исполнительной власти по велению «победившей партии». Не принимается во внимание, что такая практика отсутствует при демократической политической системе общества (в том числе в Британии). В конституциях и законах традиционных демократических стран не предусматривается партизация исполнительной власти волей победившей партии.
Административное управление не есть административный ресурс
Вопреки данным социологических исследований о низком уровне доверия к политическим партиям, Орлов утверждает: «Без доверия парламентским партиям не было бы сформировавшейся и устойчивой политической системы. Именно ее устойчивость позволила президенту Медведеву предложить обществу масштабную программу преобразований, содержательный стержень которой – последовательная демократизация политической системы».
Полный миф! В связи с очевидными, как говорил классик, «нестыковками» возникает вопрос: если существующий партийный парламент настолько устойчив, то была ли необходимость президенту страны предложить масштабные меры по дальнейшему повышению уровня и качества народного представителя во власти? Меры, способные обеспечить большую включенность граждан в политическую жизнь. Ведь, по мнению самого же Орлова, в процессе осуществления этих мер «система становится более сложной». Но он не заметил, что предложенная президентом масштабная программа названных мер исходит из установлений Конституции по формированию государственной власти и развития политической системы российского общества в целом. Президент конкретизировал комплекс мер по повышению уровня не партийного, а народного представительства на всех уровнях государственной власти и управления. А Дмитрий Орлов вначале цитирует президента о необходимости расширения народного представительства, участия общественных организаций в формировании власти, но тут же утверждает: «Логика очевидна: шансы (не права!) парламентских партий изначально более предпочтительны┘» Предпочтительны лишь потому, что парламентские партии принятием законов о своей неконституционной приоритетной роли подмяли под себя и общественные организации, и народное представительство.
Другим «изобретением» политической мысли Орлова является предложение перейти от административных методов управления к политическим. «Переводя на понятный язык, – отмечает он, – не все созданное административным путем обречено на успех. А в политический процесс должны более активно включаться все системные игроки». Очевидно, что под данным образцом политтехнологического разъяснения скрывается призыв к переходу от государственного управления к партийно-политическому. Ведь достаточно было заглянуть в предметные словари, в которых разъясняется, что административное управление – это собственно управленческая деятельность (функция) государственных органов. Административное управление – неотъемлемый компонент государственного управления, осуществляемого системой исполнительной власти государства и подведомственных им организаций. Оно носит строго подзаконный характер, то есть осуществляется на основе и во исполнение законов (см. Конституционное право. Энциклопедический словарь. – М., 2006. С. 13, 14, 107). Управленческий аппарат (механизм) государства – это система органов, которая в установленном правовом порядке наделена государственно-властными полномочиями и реализует функции государства. Аппарат правового государства строится и функционирует по принципу разделения государственной власти на три самостоятельные ветви.
Следовательно, административное управление осуществляется основанным на законе комплексом политических, экономических, этических и духовно-нравственных мер по регулированию жизнедеятельности каждого коллектива, поселка, города, региона страны. Политическое управление – составная часть государственно-административного управления. Поэтому «включение» в политический процесс небольших общественных организаций на местном уровне и относительно крупных партий на федеральном» не означает перехода от административных методов управления к политическим.
Нельзя смешивать «административное управление» с «административным ресурсом», это отнюдь не одно и то же. Бесспорно, что существующее административное управление в значительной мере коррумпировано, бюрократизировано (не путать «бюрократия» и «бюрократизм»), оказалось под влиянием олигархически-чиновничьего альянса и не обеспечивает эффективного решения многоплановых задач развития страны. Поэтому следует постоянно раскрывать изъяны нашего сегодняшнего административного управления и предлагать рекомендации по повышению его эффективности. Призывы к переходу от административного управления к партийно-политическому не согласуются с установлениями Конституции.
Отклонение теоретиков партстроительства от обсуждения основного предмета проблемы – известный образец одобряемого партийной властью поведения партийно-политических пропагандистов. Проводимые в стране иллюзорные дискуссии завершались принятием по ним решений центрального органа всевластной партии большевиков. Теперь иные времена: в Конституции страны установлен идеологический и политический плюрализм. Но, к сожалению, еще живучи отзвуки недавнего прошлого: последнее слово в дискуссиях по общественно-политическим вопросам, как правило, остается за лидерами политических партий и припартийных политологов.
Что же касается нынешней дискуссии о месте и роли политических партий в России, то правоту или заблуждения оппонентов уже рассудила История. Полностью подтвердились научная обоснованность и предостережения вошедших в историю Николая Бердяева, Ивана Ильина, Петра Новгородцева, Моисея Острогорского и других выдающихся мыслителей и государственных деятелей Отечества относительно неизбежности пагубных последствий деятельности политических партий независимо от их названий и программных установок.
Исторический оптимизм вселяет надежду, что их заветы и предостережения, а также содержащиеся в исследованиях современных ученых анализы и рекомендации будут восприняты свободной от партократии общественностью и государственно мыслящими деятелями. Оптимизм и уверенность в том, что получившие всенародное доверие президент Дмитрий Медведев и председатель правительства Владимир Путин проявят государственно-политическую волю по восстановлению конституционных основ организации власти и управления в стране.