Дожить до 2014 года

Вместе с Дмитрием Козаком думать, как встретить сочинскую Олимпиаду, не упав на финансовое дно, будет вся страна.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Выборы 12 октября – это последний привет политическому истеблишменту из завершившегося времени тучневших коров, из закончившегося медового месяца власти и общества. Это были последние выборы «мирного» времени. Хоть они и прошли в условиях уже начавшегося финансово-экономического кризиса, это, однако, на них почти не успело сказаться. Даже в Кузбассе с его угольщиками и металлургами власть сделала все, чтобы отсрочить проявления кризиса, уже затронувшего эти отрасли в соседних регионах. Экономический кризис, который надвигается на страну со всей очевидностью, не успел повлиять особенно ни на ход выборов, ни на расклад сил в регионах, ни на настроения избирателей.

Между тем политические последствия кризиса будут очень масштабны. Уже сейчас можно предвидеть, что будут массовые сокращения в целом ряде отраслей, и понятно, что тот кризис, который пока наблюдается на верхних этажах российской экономики, очень скоро, в течение 2–3 месяцев, дойдет до самого низа и коснется каждого гражданина. И в этой ситуации можно ожидать кардинального изменения характера взаимоотношений власти и общества и, как следствие, политического ландшафта. Если раньше монопольным центром принятия решений был Кремль, действовавший как некий заботливый садовник, который решает, что убрать в саду, а что посадить, то теперь, чем дальше, тем больше, активную роль будут играть массы, низы. Неизбежно возникновение самочинных политических сил, которые не придуманы кем-то в кабинете, а реально опираются на людей, отражают их чаяния и интересы. Кремлю придется не только считаться с этим явлением, но и идти на диалог с выразителями этих все более усиливающихся социальных протестов. Купировать такого рода социальные настроения, как это сделали в экономически благополучном 2005 году, сейчас не удастся. И можно только надеяться, что две стороны будут способны слышать и слушать друг друга.

Усиление региональных элит

Отсутствие действенных каналов взаимодействия власти и общества, с одной стороны, и наличие политических лидеров у противостояния власти, с другой – это тоже отличительная особенность нынешнего периода по сравнению с 2005 годом, когда были массовые социальные протесты по поводу монетизации льгот. Тогда Кремль просто жестко потребовал от всех политиков не принимать участия в этих акциях, что совершенно невыполнимо сейчас, когда кризис затронет неизмеримо большее число людей и охватит практически все сферы деятельности. К тому же политики, которым не нашлось места в новой парламентской системе, которых буквально вытолкнули с политической сцены, ушли в радикальную оппозицию. Зависимость их от Кремля и соответственно контроль над ними теперь минимальны.

Неповоротливость, негибкость и общая неэффективность имеющейся системы управления, являются отчасти следствием и политической реформы 2004–2005 годов, и избирательной реформы, проводимой на протяжении последних лет. Сверхцентрализация и сверхунитаризация власти исключают возможность оперативной и адресной реакции на кризисные явления, которые могут возникать и усугубляться в самых разных местах. Ведь невозможно каждый раз решать локальную проблему, назначая специального вице-премьера, который будет отвечать за тот или иной проект. А это единственная схема, которая сейчас работает. Никакой единый центр, никакой антикризисный штаб не в состоянии принимать точные и оперативные решения по громадному количеству самых разнообразных, в том числе и мелких, поводов, которые будут возникать и уже возникают в регионах.

Выбор, перед которым оказывается власть, примитивен, но не прост в осуществлении. Или власть оказывается в состоянии себя модернизировать, повинуясь инстинкту самосохранения, или она идет вразнос. В первом случае неизбежно устранение дисбаланса между Центром и регионами и предоставление регионам большей самостоятельности, восстановление демонтированных ранее элементов федерализма, усиление роли региональных политических элит. Это может быть возврат к выборности губернаторов и депутатов или по крайней мере увеличение их самостоятельности от федеральной власти и зависимости от региональных элит. Неизбежно и превращение партий из декоративного элемента и электоральных проектов в несущую конструкцию политической системы и механизм взаимодействия власти и общества. А для этого требуется разделение властей, возврат публичной политики и т.д. Без всех этих системных преобразований невозможно противостоять кризису в такой огромной и разнородной стране, как наша.

Системный сбой местного разлива

До сих пор Кремль последовательно пытается реализовывать придуманный им вариант малопартийной системы. Проект же морально устарел еще до завершения процесса его воплощения в жизнь. Помимо конфронтации и упрямого выдавливания с политической сцены как отдельных политиков (таких, как Никита Белых, Владимир Рыжков и др.), так и целых структур (более оппозиционных частей СПС и «Яблока», Республиканской партии и др.), что особенно глупо в ситуации, когда социальный протест не просто абстрактно возможен, а уже «на сносях», Кремль также использует кооптацию как элемент стратегии. Примерами привлечения на свою сторону сильных фигур из других лагерей наряду с лидерами аграриев могут служить как бывший первый секретарь иркутского обкома КПСС Потапов, выступивший с призывом голосовать за ЕР, так и яркий в прошлом политик левого толка Аман Тулеев.

При этом ЕР, только что присоединившая к себе Аграрную партию на федеральном уровне, столкнулась с серьезными проблемами с перспективными новыми однопартийцами на местах. Мало того, что иркутские и забайкальские аграрии отказались следовать рекомендациям федерального руководства и пошли отдельным списком (забайкальский список при этом прошел – единственный от недумской партии на все пять выборов в ЗС), так усть-ордынские аграрии и вовсе решили объединяться с КПРФ. Списки ЛДПР в трех регионах из пяти возглавлял сам Владимир Жириновский. «Справедливая Россия» в ряде регионов в качестве первых номеров списков поставила «знатных» людей из федерального руководства. Лишь КПРФ всецело положилась на своих местных партийных лидеров.

Эффект «белого носорога»

В чем заключалась интрига выборов? Во-первых, в принятии новой кремлевской партийной конструкции в целом и в ее реализуемости на местах. Во-вторых, в результате «Единой России» – теперь партии В.Путина – по сравнению с прошлогодними думскими выборами, проходившими в другое политическое и экономическое время. В-третьих, в борьбе за место № 2 – главного младшего партнера ЕР, на которое претендовали все три думских миноритария: КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия».

Наконец, выборы, с одной стороны, демонстрировали, а, с другой, обеспечивали, контроль над системой власти в регионе со стороны губернатора и правящей элиты в целом.

Что касается перехода на новую партийно-политическую систему, то четырехпартийной, в составе всех думских партий, она оказалась только на входе в выборы. На выходе она скорее «полуторапартийная» в ситуации «сильного» лидера, как, например, Рамзана Кадырова в Чечне или Амана Тулеева в Кузбассе; или «однопланетная» – с крупным центром и малочисленными спутниками в остальных случаях. В качестве младшего партнера в «полуторапартийной» системе власть выбирает «Справедливую Россию». В случае же относительно свободной конкуренции среди миноритариев на второе место выходят КПРФ или ЛДПР, по привычке воспринимаемые избирателями как оппозиционные.

По результатам, показанным на выборах «Единой Россией», как всегда возникает дискуссия. Ряд серьезных экспертов обращают внимание на то, что показатели ЕР на выходе с выборов (Чечня и Кузбасс не в счет) заметно снизились в сравнении с прошлогодними декабрьским, в том числе и по причине нарастающего недовольства социально-экономической динамикой. Партийные вожди ЕР и близкие к ним аналитики уверяют, что результат ЕР как минимум не ухудшился, апеллируя к тому, что в декабре, мол, голосовали и за Путина лично, а сейчас списки возглавляли губернаторы, поэтому и сравнивать надо с прошлыми же региональными выборами. С последним отчасти можно согласиться – декабрьское голосование-2007 действительно было голосованием за Путина и за то, что он олицетворял, а не за региональных вождей. Но в таком случае и фактор того, что лидерство Путина в партии должно повышать ее авторитет, в том числе и на региональном уровне, должен играть свою определяющую роль, чего по результатам нынешних выборов вовсе не наблюдается.

Заметим, что и до реального замещения КПРФ на левом фланге «Справедливой Россией», как этого хочет Кремль, сейчас далеко, а с углублением кризиса будет становиться еще дальше. Опять же последние выборы отчетливо это продемонстрировали. Вот, например, выборы городской думы Твери: по партспискам здесь КПРФ уверенно заняла второе место, набрав свыше 30% при 49% у «Единой России». Это, кстати, одновременно и продолжение уже давно замеченного тренда, согласно которому КПРФ, представляющая оппозиционный электорат, становится все более городской, а ЕР с ее лоялистским электоратом – все более сельской. Отсюда и вполне логичное присоединение к ЕР традиционно более патерналистского и контролируемого административными методами электората Аграрной партии, бывшей ранее союзником-попутчиком коммунистов.

Но важно еще и то, что эти выборы для Кремля стали своеобразным социологическим опросом – налицо очевидный элемент протестного голосования. Режиссирование выборов и устранение серьезных конкурентов с помощью административного ресурса – палка о двух концах. Как когда-то на выборах в Рио-де-Жанейро, где против надоевшего безальтернативного мэра в шутку выставили белого носорога, и он получил массовую поддержку, избиратель, лишенный реального выбора, голосует за любую альтернативу навязываемому кандидату или списку. Такого рода вариант антирейтинга проявился, например, на выборах мэра Хабаровска, где единственный – и при этом формальный – не проводивший кампании соперник сильного действующего мэра получил 18%, то есть пятую часть голосов избирателей.

Время односторонней, «сверху вниз», вертикали вышло

Зададимся вопросом: зачем вообще Кремлю нужны такие выборы? Чтобы все «как у людей»? Пустить Западу пыль в глаза? В качестве тренинга для административных элит, чтобы они поддерживали форму и демонстрировали свою лояльность? Президент Медведев, отвечая на этот вопрос, вполне в оруэлловском духе заявил: «Я надеюсь, что результаты (выборов) позволят сохранить дееспособность власти и обеспечат максимальную прозрачность принимаемых властью решений». Что касается дееспособности власти, то она низка, и выборы ее не повысили, впрочем, навряд ли и понизили. Другое дело, что риск, связанный с низкой эффективностью власти многократно возрастает в сегодняшней ситуации кризиса. И к следующим выборам, которые грядут весной следующего года возникающие острые проблемы диктуют для власти на местах в том числе необходимость реально отвечать на запросы избирателей. Ведь повестка дня на выборах крайне важна. До сих пор она была спокойной, уходящей в стратегические дали 2020 годов. И система, которую построили, она вполне пригодна для мирного, очень спокойного, если не сказать – застойного, времени, когда можно, глядя на социологические опросы, выявлять какие-то серьезные проблемы, по поводу которых у людей возникают мысли, и придумывать некие партийные проекты, которые номинально адресуют к этим проблемам. Но уже сейчас эта придуманная партийная система не работает как реальный механизм взаимодействия между властью и обществом просто потому, что она строится сверху. Через нынешнюю систему власти, такие щупальца осьминога, Кремль какие-то сигналы посылает вниз. Но в условиях, когда возникает совершенно другая реальность, с мощным движением снизу, партсистема должна работать как канал двухсторонней связи. И даже в большей степени движения снизу вверх.

И время, когда действовал некий неписаный социальный контракт, заключавшийся в том, что людям было наплевать по большому счету на то, что делала власть, как она придумывала парламент и кто в него входил, а кто нет, какие партии, какие кланы как друг с другом боролись и т.д., людям это было безразлично до тех пор пока а) власть не вмешивалась в жизнь граждан, б) рос уровень благосостояния, то есть граждане были довольны своей жизнью, это время уже почти вышло. Теперь положение меняется, и не в пользу власти. Уже сейчас возникают проблемы, которые постепенно будут охватывать тысячи и сотни тысяч людей. И охватывают кардинально, то есть если вы работаете на металлургическом заводе и вас уволили, а других предприятий в вашем городе нет или даже если они есть, то никто не принимает туда на работу, то вы просто не имеете никаких средств существования. В таких условиях, будучи загнанным в угол, вы требуете от местной власти найти то или иное решение и дать вам возможность выжить. И это совсем не ситуация 1998 года, когда люди, хотя и несколько ухудшили положение, но могли искать какие-то индивидуальные способы защиты. Теперь это будут люди, сплоченные общей судьбой, и это будет гораздо более организованная, в том числе и по профессиональному принципу, демонстрация настроений в обществе.

Коммунисты, вперед?

До сих пор жесткая связь «Единой России» с бюрократией на всех уровнях работала скорее на пользу партии, чем во вред. Просто потому, что уровень жизни рос и граждане в целом были вполне удовлетворены властью. Сейчас ситуация меняется радикально. Напомним, что «Единая Россия» – это первая партия власти, пережившая три избирательных цикла. И не потому, что она лучше прежних - «Выбор России» или «Наш дом - Россия», а потому, что экономика шла вверх. На предыдущей фазе развития, когда экономика шла вниз, власти приходилось придумывать новую партию к каждым выборам.

При возникновении серьезного социального недовольства никаких шансов оседлать его и хоть как-то частично использовать себе на пользу у «Единой России» нет. Партия, которая однозначно связана с властью, однозначно и будет главным проигрывающим в ситуации падения авторитета власти. То же самое относится и к «запасной» партии политэлиты, «Справедливой России». Она тоже в условиях экономического кризиса скорее всего окажется не у дел. У этой партии нет реальных структур, нет сильных и авторитетных политиков на местах, которые могут говорить с людьми. Из нынешних политических сил КПРФ – это единственная партия, у которой есть реальная инфраструктура, настоящий актив, у которой есть люди, пользующиеся авторитетом на местах. При этом это вполне оппозиционная партия, пусть сейчас и занимающая по отношению к власти мягкую позицию, которая вполне способна и на более жесткие действия в изменяющихся условиях. И тенденция роста популярности КПРФ уже определенно видна по тем трем регионам, где результаты выборов в целом отражают реальные настроения людей – в Забайкалье, Иркутской области и на Сахалине, где позиции коммунистов очевидно усилились. Равно как и очевиден прирост голосов за ЛДПР, то есть налицо стихийный, пока не оформившийся протест и рост недовольства, и это аккумулируется и той, и другой политической силой.

Что касается действий власти в условиях расширяющегося и усиливающегося кризиса, то их трудно прогнозировать, поскольку это действия игрока в ситуации все более жесткого цейтнота. Уже сейчас, столкнувшись только с самыми первыми и в основном чисто финансовыми последствиями кризиса, власть действует очень реактивно, реагируя запоздало и при этом судорожно. Она не упреждает социальных настроений и не выходит с какими-то продуманными стратегическими ходами. Она действует в своих узкогрупповых интересах и при этом двумя привычными способами – раздавая деньги и перетасовывая кадры. Нам говорят, что заявления высших руководителей, которые часто выглядят неадекватными, имеют целью успокоить бизнес-игроков и граждан, не допустить паники. Это могло бы быть так, если бы наряду с успокоительными пасами и указаниями на очередную «англичанку, которая гадит», власть предпринимала бы энергичные усилия по разработке и реализации решений, нацеленных на смягчение последствий кризиса. Такого ощущения нет, как нет ощущения и того, что политэлита понимает тяжесть ситуации и способна организовываться хотя бы из чувства самосохранения. Власть попросту влетела в кризис неожиданно для себя, в пылу реорганизации и очередного передела ресурсов, с претензиями на усиление своей роли в стране и мире. И, похоже, она до сих пор не отдает себе полностью в этом отчета, не осознает, что сейчас, к примеру, надо не столько думать об Олимпийских играх 2014 года, отряжая одного из самых эффективных своих кризисных менеджеров на строительство стадионов, сколько заботиться о том, как дожить до этого самого 2014 года.