Максим Григорьев Попытки рассчитать математические модели голосования периодически предпринимаются от выборов к выборам. Кое в чем математика действительно может нам помочь. Можно, например, рассчитать процент вероятности избрания по списку в той или иной региональной группе. Но сам механизм электорального поведения участников выборов нельзя, невозможно прописать математически. Поскольку люди реагируют на импульсы, которые подает им политическая система, социальная среда, а не на приписываемую механику поведения.
Соблазн найти математическую корреляцию в социальных отношениях велик. Но в математике и физике все модели строятся на каких-либо допущениях, принимаемых за аксиомы. А в социальных отношениях аксиом до обидного мало. Вот почему когда спорные, отнюдь не очевидные тезисы кладут в основание политических расчетов, не сопровождая это многократно апробированной методикой, верные, казалось бы, в математическом плане расчеты опровергает сама жизнь. В политической практике математические модели подчас могут серьезно подвести их пользователя. Ибо человеческий фактор иногда оказывается сильнее логики цифр. Формулы, графики и диаграммы ожидаемой электоральной активности могут легко быть перечеркнуты любым резонансным действием или призывом авторитетного субъекта политики. В общем, математические методы анализа электоральной статистики – только методы, а не «философский камень». В анализе политических процессов они используются давно. Но их нельзя абсолютизировать.
Старт моей профессиональной деятельности пришелся на начало 1990-х годов. Тогда математики от политической экспертизы были популярны, почти как алхимики и астрологи при дворе средневековых монархов. Однако их прогнозные модели не принесли ни успеха на парламентских выборах в 1993-м и 1995-м, ни слаженности в работе с Госдумой, ни позитивных перемен в региональной политике. Мэтры только разводили руками┘ В общем, президентскую кампанию 1996 года вытягивали уже другие известные персоналии, и математика там была совсем на иных носителях. С тех пор работающие «на клиента» политконсультанты пользуются математическими выкладками с высокой долей осторожности. И тому есть причины.
Кажущаяся убедительность цифровых данных не исключает возможности манипулирования ими. Подтасовывая исходные социальные основания, математически можно доказать что угодно. Например, взяв за непреложный факт, что все блондинки – дуры, а дамы с иным цветом волос – умницы, и обнаружив, что процент дипломированных блондинок выше, чем брюнеток (шатенок, рыжих – нужное подчеркнуть), можно сделать вывод о порочности всей системы высшего образования («блондинки же дуры!»). Можно даже высчитать по хитрой формуле процент неправедно полученных дипломов. Вздор, нелепица? Безусловно. Но очень похожий на попытки объяснить итоги выборов математическими методами с подстановкой заведомо негодных социальных переменных. Это может произойти и неумышленно.
Например, Бузин отмечает, что если повышение явки совершалось «в пользу» одного из кандидатов, то оно должно повышать процент голосов этого кандидата и оставлять на том же уровне процент голосов других кандидатов. И если это так – выборы сфальсифицированы. То есть организаторам выборов автоматически – по факту явки – вменяется фальсификат. Хотя – с какой стати? Неужели во всех различных по степени активности электоральных срезах одинаковый расклад политических симпатий? Но так бывает только при инерционном сценарии избирательной кампании.
Что выборы 2007 года были далеки от инерционного сценария – очевидно. Повышение явки было достигнуто за счет тех, кто обычно политикой активно не интересуется, но к власти относится терпимо. Этому (путинскому, молчаливому, вменяемому – назовите, как хотите) большинству власть сумела послать мобилизующий сигнал, который был этим большинством услышан. «Разогрев» активности отлился в электоральный результат, в котором протестное голосование практически не было заметным. По аналогии со вторым законом термодинамики, согласно которому температура от тел с более высокой температурой самостоятельно передается телам с более низкой. Cо стороны же оппозиции замораживающим, демобилизующим рефреном звучало другое: ребята, выборы нечестные, так что отдыхаем. И протестный избиратель остался дома или пришел на выборы и унес с собой бюллетень.
Еще одна аномалия, по Бузину, – различные данные на соседних избирательных участках. Но страна велика, и подчас даже по соседству люди живут с несхожими интересами и жизненными установками. Ветхая пятиэтажка в московских Черемушках соседствует с «брежневским» цэковским домом, а тот углом выходит на новое чудо коммерческой застройки. Несмотря на их близость, голосование на соседних участках покажет результаты очень непохожие. Фальсификация? Нет, обычная диверсификация электоральных показателей, заставляющая задуматься скорее над нерешенными социальными проблемами, чем над правильностью подсчета голосов.
А несовпадение данных на участках с КОИБами и без оных – это и вовсе аргумент в пользу «бедных». Если принять за аксиому, что голоса считают нечестно, то нечестно их считают везде. Технологически фальсификация не исключена – путем вброса в КОИБ дополнительных бюллетеней. По этой логике явка на участках с КОИБами должна зашкаливать – а она там меньше. Что как раз естественно: избиратель им пока не доверяет, вот подчас и обходит участок стороной. Все помнят, как это чудище жадно поедало пачку бюллетеней перед глазком телекамеры. Сюжет долго был символом нечестных выборов. А потом, как оказалось, – просто «машинку» налаживали в тестовом режиме.
В оценке неравномерных показателей явки по стране нельзя сбрасывать со счетов и фактор разъяснительной работы: местные власти и избирательные комиссии открыто и целенаправленно вели борьбу за ее повышение. Субъекты Федерации, муниципальные образования, соревновались за явку: а где соревнование, там и победители. Имелись и факторы повышения активности «снизу». При пропорциональных выборах явка – это борьба за число мест в федеральном парламенте, за возможность иметь там своих земляков. Стимул для простых избирателей, особенно в национальных регионах, очень мощный.
Положим, кое-где настораживают результаты с практически стопроцентной явкой. Но на поверку наверняка окажется, что в одном случае в списки избирателей забыли внести жильцов новостройки, в другом – голосовали по открепительным работники близлежащего предприятия. Не исключены и цифровые накладки – это тоже человеческий фактор, не чуждый ни власти, ни оппозиции, ни организаторам выборов. С точки зрения теории вероятности они встречаются куда чаще, чем фальсификации. Потому что последние – что бы ни говорили – встречаются не везде, а риск ошибиться есть у каждого. Вот ошиблись же коммунисты, заявив о фальсификации на одном из участков: после разбирательств выяснилось, что названные ими цифры превышали суммарную численность избирателей. Таких недоразумений масса. Математическая модель, как датчик, может выявить сбои, но не способна с достоверностью определить их причину. С причинами же на выборах разбираются вручную – через сверку протоколов, пересчет голосов, показания свидетелей и т.п. Без такого уточнения на материале все гипотезы о «фальшивках» напоминают гадание на кофейной гуще.
И последнее. Можно, подобно А.Бузину, считать нашу избирательную систему искусственно сконструированной. Но, будучи имплантирована в политический процесс, она сама по себе является фактором, формирующим политическую действительность. В том числе фактором, повышающим или снижающим значимость отдельных электоральных показателей. Так, если в одномандатном округе расхождение в тысячу голосов – нередко решающее условие победы, то в масштабах страны – это величина, не являющая математически значимой. При всех недостатках пропорциональная система имеет одно преимущество: она существенно снижает возможность критической ошибки. Когда мандат достанется не тому, кого на самом деле избрали.
Кстати, не упомянутый Бузиным третий закон Ньютона говорит, что, как бы тела ни взаимодействовали, они не могут изменить свой суммарный импульс. Потенциал взаимодействия двух тел зависит только от модуля разности координат. Аналогичным образом в политическом пространстве пропорциональных выборов разность идейных координат задают партии со своим потенциалом, кадровым составом и программой действий. И что выбор вследствие этой разности получился таким, каким он получился, – здесь уж не старик Ньютон виноват.
