Мы в России живем по одному из самых демократичных и либеральных законов о средствах массовой информации. Говорю это без тени иронии и радуюсь, что такое мнение разделяют и ведущие юристы Европы, работающие в области права и СМИ, с которыми мы, российские журналисты и парламентарии, встречались в швейцарском Берне. Другое дело, как этот закон исполняется. Нет же его вины в том, что отечественную прессу, особенно телевидение, заполонили заказуха, обнаженка, жестокость, насилие... По слову Петра I , «в законе правила писаны, а случаев и времен нет».
Вот уже третий созыв, то есть девятый год, работаю я в думском комитете по информационной политике одним из охранителей этого замечательного закона и, честно говоря, уже устал от нескончаемых попыток переписать его вовсе, чем активно, бестолково и, слава богу, безрезультатно занимался почивший в бозе индустриальный комитет, состоявший в основном из владельцев медийных активов. Надо ли говорить, что делали они это под себя, любимых. Роль редакторов, журналистов низводилась на уровень полного бесправия. А чем лучше были мои коллеги-депутаты, как правило, весьма далекие от журналистики, но считавшие своим долгом «окоротить борзописцев», непременно внести свой вклад в расширение и углубление реестра запретов?
Пока что закон мы сберегли, будем беречь и впредь, а попытки его переиначить продолжаются, увы, уже в новой Думе с юным пылом, убийственной категоричностью, рвением поперек смысла.
Самый молодой наш коллега Роберт Шлегель – ему всего 23 года – внес на днях две немудрящие поправки в закон о СМИ и в Административный кодекс.
Первая предусматривает возможность закрытия издания, телерадиокомпании, если суд вынес решение о клеветническом содержании заметки, передачи. Так ведь и без того российское законодательство предусматривает серьезную ответственность – уголовную! – за клевету. А юридическое лицо – само издание – суд может подвергнуть таким огромным денежным выплатам, что мало не покажется.
Судебная же практика по делам о клевете показывает, как много в нашей стране желающих расправиться при помощи этой статьи УК с неугодными журналистами и изданиями. Иногда это удается, как правило, большим денежным мешкам при помощи продажных судов. Теперь вот им в руки в качестве инструмента расправы хотят вложить еще и возможность ликвидировать издания.
Вторая поправка Роберта Шлегеля зеркально отражает множество подобных, которые пачками подавались в Думе всех без исключения созывов. Дело в том, что отдельных депутатов время от времени настигает ханжеский пароксизм, и они, якобы борясь за общественную нравственность, готовы пришпандорить фиговые листки на что угодно. Вот и наш юный Роберт внес поправку с предложением нещадно штрафовать всех, кто просматривает эротические издания в общественных местах.
А где четкое определение и кто будет определять, какое издание эротическое, какое – нет? Например, мало кто осмелится назвать весьма популярный мужской журнал «Максим» эротическим. В нем публикуются серьезные материалы о политике, о жизни, об искусстве. Вместе с тем есть в журнале фотографии обнаженной женской натуры, что во все времена восхищает и вдохновляет настоящих мужчин. За просмотр «Максима» в электричке, что – штрафовать? А музеи – это общественное место или нет? Если общественное, то что же: долой оттуда всех – от Рубенса до Сальвадора Дали?
На самом деле я понимаю мотивы, которые подвигают Шлегеля и иже с ним на подобного рода поправки. Есть социологические исследования, которые показывают, что средний американский подросток к моменту своего совершеннолетия видит на экране около 11 тысяч убийств, сцен насилия, жестокости, у нас это число составляет 22 (!) тысячи. Только беду эту нельзя отрегулировать законом, потому как любой закон формален по своей сути. И, придерживаясь его формальной буквы, надо тогда запрещать показ «Гамлета», «Отелло», «Неуловимых мстителей» и всей прочей мировой и отечественной классики, потому как там, увы, насилие, убийства...
Как же бороться с явлением, которое искренне и глубоко волнует российское общество? На мой взгляд – просто: надо, чтобы руководители телеканалов, печатных СМИ не были рабами рейтингового, денежного «верняка», а обнаружили внутри себя моральный закон и поняли, наконец, свою ответственность перед людьми.