Кирилл Усадков Учредительное собрание – первый российский парламент, избранный по принципу всеобщего избирательного права, умер во младенчестве. Его первое заседание открылось 90 лет назад – 18 (5 по старому стилю) января 1918 года, а уже на следующий день сочувствовавший большевикам матрос-анархист Анатолий Железняков произнес сакраментальное «Караул устал!». Тем не менее история подготовки и проведения выборов в Учредительное собрание – яркий эпизод, характеризующий взаимодействие исполнительной и представительной власти в России.
Идея Учредительного собрания, которое станет верховной властью после свержения царизма, примет Конституцию и оформит республиканский строй в России, витала в умах отечественных радикалов и либералов с начала ХIХ века. Отречение брата Николая II Михаила, который в манифесте призвал подчиняться Временному правительству «до того, как Учредительное собрание решением об образе правления выразит волю народа», приблизило мечту к реальности. 25 марта 1917 года Временное правительство образовало «Особое совещание по изготовлению проекта положения о выборах». Известные российские юристы Василий Маклаков, Федор Кокошкин, представители общественных организаций и партий решили, что новый парламент, в отличие от царской Думы, где многоступенчатый сословный порядок выборов лишал права голоса военных, женщин и представителей ряда национальностей, будет избираться всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. 23 сентября 1917 года Временное правительство утвердило положение. Участвовать в выборах могли все дееспособные граждане старше 20 лет и военнослужащие старше 18. Голоса были лишены осужденные за уголовные преступления, злонамеренные банкроты, дезертиры армии и флота и члены царской семьи. Последнее ограничение вызвало недовольство многих членов совещания. В частности, Василий Маклаков утверждал: «Это или насилие правительства над страной, или акт политической трусости». Комиссия большинством голосов решила, что выборы пройдут по пропорциональному принципу – по партийным спискам, не устанавливался и порог явки.
Впрочем, порядок выборов в УС был куда демократичнее, чем нынешний порядок избрания в Госдуму: не предусматривался барьер для прохождения партий. Кроме того, группы избирателей могли выдвигать собственные списки. Каждый избиратель должен был лично получить конверт и избирательные записки – списки кандидатов от партий, участвовавших в выборах в том или ином округе. Избиратель лично вкладывал записку в защищенной от посторонних взглядов кабинке в непрозрачный конверт и передавал его председателю комиссии, который в присутствии голосовавшего опускал его в избирательную урну. Для того чтобы проголосовать могли все желающие, выборы продолжались три дня. Выборы начались 12 ноября.
После выборов лидер большевиков Владимир Ульянов утверждал, что в них приняли участие всего лишь 36 млн. человек – не больше трети избирателей. Однако, по данным историка Льва Протасова, на участки пришло значительно больше людей – 48,4 млн. человек – неплохой результат в условиях отсутствия административного ресурса и прогрессировавшей анархии. Наибольшее количество голосов – 39,5%, пишет Протасов, получили эсеры, 22,5% – большевики, 4,5% – кадеты, 3,7% – меньшевики. Остальные голоса разделили независимые депутаты и представители национальных групп. Результаты выборов значительно различались в разных районах страны. В аграрной Ставропольской губернии с оглушительным перевесом – 88% – победили эсеры, в других сельскохозяйственных губерниях их перевес был немного менее весом, небольшой перевес они имели на Юго-Западном и Румынском фронтах. Большевики выиграли в столицах (в Петрограде они получили 45% голосов против 16% у эсеров, в Москве – 56 и 25%), на Балтийском флоте, на Северном и Западном фронтах. Меньшевики имели успех в Грузии.
За счет чего большевики и эсеры добились успеха? Эсеры были самой массовой партией страны – единственной, которая еще до революции имела свои организации в деревне. Ее аграрная программа, предусматривавшая передачу крестьянам всей земли, пользовалась поддержкой сельского населения. Большевики стали второй российской партией благодаря изощренной социальной демагогии – они обещали «свободный труд на земле» (что они имели на самом деле в виду, крестьяне и не подозревали) и мир не после Учредительного собрания, как эсеры, а немедленно. Кроме того, они заменили свой лозунг о национализации земли на эсеровский.
Особенно любопытна эволюция отношения большевиков, подобравших власть в стране в октябре 1917 года. В ноябре и декабре Ленин и его соратники, понимавшие, что победа на честных выборах им не светит, уже задумывались о дискредитации Учредительного собрания. Однако политическая обстановка и популярность идеи всеобщего голосования не позволяла им отменить выборы или объявить их итоги нелегитимными. Большевики не раз публично клялись, что подчинятся решениям Учредительного собрания. «Если крестьяне пойдут и дальше за социалистами-революционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то мы скажем: пусть так», – уверял Ленин. Впрочем, узнав об итогах голосования в столицах и в близких к Петрограду воинских частях, большевики повели себя по-другому. Они объявили кадетов партией «врагов народа» и начали массовые аресты ее членов. В декабре Ленин уже заявил, что считает Советы более демократичной формой представительства, чем Учредительное собрание, а перед открытием Учредительного собрания прозрачно намекнул, что считает тезис о возможной передаче власти ему «парламентским кретинизмом».
С момента открытия Учредительного собрания в Таврическом дворце 5 января 1918 года большевики разговаривали с делегатами с позиции силы. Яков Свердлов потребовал у парламентариев немедленно принять одобренную накануне ВЦИКа Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, приняв которую собрание фактически добровольно отказывалось от своих полномочий в пользу Советов и диктатуры большевиков. Получив отказ, большевики и левые эсеры (146 человек) покинули заседание, лишив его кворума (к открытию в Петроград прибыли лишь немногим более 400 депутатов из 715). Председательствовавший Виктор Чернов объявил перерыв, который продолжался до часа ночи. Через два часа представитель Балтийского флота большевик Федор Раскольников (впоследствии автор знаменитого письма Сталину) заявил от лица фракции: «Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти депутатов окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания».
С этого момента судьба собрания была решена. Сакраментальная фраза матроса Анатолия Железнякова «Караул устал!», прервавшая заседание в 5 часов вечера 19 января, была подтверждена Декретом Совнаркома о роспуске собрания, который гласил: «Оставшаяся часть Учредительного собрания будет играть роль только прикрытия борьбы буржуазной контрреволюции за свержение власти Советов». Демонстрации сторонников продолжения работы Учредительного собрания были разогнаны красногвардейцами и матросами, убиты, по официальным данным, были в общей сложности около 70 человек, ранены и арестованы – несколько сотен.
Учредительное собрание – наглядный пример того, что в России исполнительная и законодательная власти за долгий период не могут найти приемлемого для обеих способа сосуществования. Первые две дореволюционные Думы, Верховный Совет при Борисе Ельцине и первые два созыва Госдумы были настроены на жесткую конфронтацию с властью.
Когда исполнительная власть набиралась уверенности в себе, то она, в свою очередь, разгоняла парламент (как это было и с первыми двумя Думами, отчасти – с Верховным Советом и Учредительным собранием) или старалась взять выборы в Госдуму под контроль, чтобы не позволить ей стать полноценной представительной властью. С разной степенью успеха власти удалось сделать это в третьей и четвертой царской Думах и двух последних созывах Думы современной.
Опыт третьего созыва постсоветской Думы, где исполнительная власть и парламент вели полноценный диалог, остается в этой ситуации пока единственным исключением.
