Роза Цветкова – Александр Николаевич, какая она, сегодняшняя молодежь России?
– Существует международно принятое понятие, что такое молодежь. Все без исключения люди от 13 до 30 лет являются молодежью, входят в эту социально-возрастную категорию. Если же говорить о российской молодежи, то надо учитывать, что мы сталкиваемся с грандиозным социальным, имущественным, культурным, идеологическим и т.п. разбросом. Поэтому нельзя говорить о молодежи вообще. Это абсолютно ненаучный подход. Ведь у нас существуют и религиозные организации, состоящие из молодежи, и политические молодежные движения, и объединения эскапистского характера вроде «ролевиков», поголовно состоящие из молодых. Это – разные миры, они могут пересекаться, но могут и абсолютно не взаимодействовать. И наркоманы у нас, кстати, тоже преимущественно молодежь.
– И все же можем ли мы сейчас говорить про какие-то общие, в том числе идеологические цели подавляющего большинства молодежи?
– Разумеется, нет, нельзя всех мазать одной краской. Даже про времена Ленинского комсомола нельзя сказать, что тогда была какая-то общая идеология. Хотя, допустим, со второй половины 70-х годов подавляющее большинство молодежи откровенным образом презирало карьеристов, тех, кто пытался строить карьеру в комсомоле, а потом в КПСС. Тогда именно потому, что была однопартийная система и официальные указания, что одобряется, а что нет, и могла сложиться такая ситуация, при которой большая часть молодежи стихийно вырабатывала некоторые формы молодежного общественного мнения в противостояние официальной системе┘
– Если попытаться сравнить молодых людей сегодняшних и того времени, что изменилось в их отношении к жизни?
– Если раньше внутри социально-возрастных молодежных групп происходило воспроизводство стереотипов, моделей поведения, идеологических установок, и потому принципиальной разницы между людьми 15-летними и 25-летними не было, они друг друга понимали, то в условиях очень быстрых социальных изменений в 90-е годы сложилась такая ситуация, что люди переставали друг друга понимать. Причем с довольно маленьким разрывом времени – всего в полтора-два года. Так случилось, что каждая следующая группа спустя такие небольшие временные периоды слушала уже другую музыку, читала другие книги, смотрела другие фильмы и общалась другим способом друг с другом. У них складывалось иное отношение к таким понятиям, как дружба, любовь, были другие правила общения в группе, менялись интересы и т.д. Они просто друг друга не понимали.
Но за последние годы, за последние лет пять, произошло достаточно заметное сглаживание различий среди этих групп, теперь они лучше друг друга понимают. Но все равно наличествует крайняя разобщенность молодежи. Это самое первое отличие, о котором можно сказать. Из-за этого получалось и получается, что молодежь разъединена, молодые с трудом устанавливают друг с другом контакты. А если им это трудно, то тем более трудно объединяться и действовать коллективно. То есть подавляющее большинство молодежи, про которую я только что говорил, оказалось тотально аполитично в первую очередь в силу очень быстро происходивших изменений социально-культурно-экономического характера.
Если посмотреть на то, кто оказался наиболее известным, прославленным из представителей молодежи прежних лет, то обнаружим, что это либо представители рок-культуры, которых в свое время пинком под зад вышибли из комсомола, либо те, у кого были крупнейшие проблемы с властью по идеологической линии.
В какой-то момент они сделали свой выбор, послали далеко комсомол со всеми карьерными устремлениями и оказались абсолютно правы. А что касается комсомольских деятелей, которые строили свою карьеру, то какая-то часть из них, конечно, сейчас превратилась в финансистов или бюрократов. А про большую часть комсомольских активистов мы с вами ничего не знаем: они или спились, или умерли, или вообще неизвестно чем занимаются.
– Но ведь сейчас примерно те же самые желания у молодых людей. Они все хотят немедленной карьеры, чтобы иметь много денег. А если начать их спрашивать, для чего им необходимо столько денег, то в большинстве своем они затрудняются с ответом либо говорят, что финансовая независимость нужна для того, чтобы их оставили в покое. То есть присутствует желание иметь много денег именно для того, чтобы не работать в конечном итоге.
– Абсолютно верно. Если вы возьмете грамотно проведенный независимой социологической службой опрос, то результаты покажут, что большая часть опрошенных молодых хочет быть богатыми и при этом не работать, а развлекаться. И это нельзя не назвать гипертрофированным инфантилизмом. Во все времена идеология правящих слоев и классов была преобладающей, она навязывалась всему населению, и то же самое происходит и сейчас. Официально одобряются богачи, считается правильным, что, когда ты обеспечен, ты не работаешь. Это подается как норма во многих СМИ, особенно в медийных, – эти люди на пляже, в ночных клубах, постоянно танцующие, люди, у которых нет проблем с деньгами, а есть навороченные тачки и т.д. Именно они живут «простой интересной жизнью».
И поскольку пропаганда подобного образа жизни начинается с раннего подросткового возраста, когда самостоятельное мировоззрение еще не выработано, молодые люди впитывают то, что им предлагается.
– Разве не опасна такая абсолютная приспособляемость? Может быть, потому государство, озабоченное этой проблемой, и решило реанимировать Комитет по делам молодежи?
– Когда в свое время Комитет по делам молодежи распустили, было очевидно, что это форменная глупость. Потому что существуют специфические молодежные проблемы и, значит, должны существовать какие-то структуры, которые ими занимаются. А то, что сейчас создан этот комитет, это, с одной стороны, логично, но с другой стороны, я не уверен, что он будет заниматься полезными делами. Это, как мне представляется, будет попытка воссоздать комсомол без комсомола. Потому что всех в движение «Наши» не загонят, но фактически то, что лидер этого движения Василий Якеменко теперь является «молодежным министром», это очень четкая маркировка.
И даже неважно, что он не будет одновременно лидером «Наших», но «Наши» – его детище, и все связи, все структуры, все доверенные люди у него оттуда. Это очень знаковое свидетельство того, что власть у нас озабочена ситуацией в молодежной среде и настроениями молодых людей. Это связано с тем, что за период, пока Путин находится во власти, число активно интересующейся политикой молодежи увеличилось вдвое. Было меньше 4%, стало свыше 8%. Это все равно микроскопическое число, но это свидетельство увеличения доли тех молодых людей, кто плохо относится к действующей власти (поскольку подавляющее большинство этих 8% – это оппозиционеры). Пускать этот процесс на самотек – значит, дождаться, что скоро таких станет уже 14%, например. А 14% от всей молодежи России – это очень солидная цифра.
– Вы считаете, что приверженцев нынешней политики власти на самом деле гораздо меньше того количества молодых людей, чьи представители, как правило, выставляются на митингах различными движениями, аналогичных «Нашим»?
– Ситуация выглядит так же, как с православными. У нас РПЦ очень любит говорить о том, что 70% или даже 80% страны – это православные. И неважно, что потом выясняется, что эти «православные» в храмы не ходят, молитв не знают, постов и заповедей не соблюдают, и вся их жизнь полностью противоречит канонам православия.
Точно таким же образом, если остановить и спросить на улице молодого человека, нравится ли ему Путин, то он скажет: да, я за Путина. Но это совершенно не значит, что он побежит завтра жизнь отдавать за Путина. Ему гораздо интереснее его развлечения, друзья, дела, компьютерные игры – что угодно, но не Путин. Вот если его снимут с уроков, вывезут бесплатно в Москву, он, конечно, приедет, а если ему выдадут бумажку с речовкой и скажут, когда нужно кричать, он с радостью покричит. Он к этому относится как к приключению. Это называется «бесплатная экскурсия в Москву».
– Какие же тогда перспективы ближайшие вырисовываются у нового поколения, на которое все надеялись, начиная перестройку?
– Давайте вернемся к тому, что у нас нет сейчас такой «единой» молодежи, какая была в советский период. У нас наблюдается очень большой разброс по группам, хотя и есть некоторый мейстрим. Но этот мейстрим, пусть он и большинство, – это пассивное большинство. А активные меньшинства – это те, кто занимается политикой, идеологической пропагандой или религиозной агитацией, то есть те, кто пытается привлечь к себе союзников. Их, конечно, очень мало, таких активных молодых людей. И за счет большего социального расслоения, и из-за большего разброса стратегий поведения происходит и будет происходить дальнейшее превращение общества в общество кланово-кастовое. Люди из разных социальных групп и слоев все меньше будут понимать друг друга, все реже находить общий язык, да они и сейчас уже практически не общаются и искренне не понимают, как у других людей могут быть иные, не такие, как у них, проблемы. Со временем они станут не понимать друг друга тотально, они будут смотреть на представителей других социальных групп как на инопланетян.
– Значит, что рано или поздно, но это неизбежно приведет к очередной революции?
– Да. Нынешняя социальная политика готовит почву для революции. Только это будет не завтра и не послезавтра. Это достаточно медленные процессы, они занимают десятилетия. И делается это не специально, не сознательно. Большая часть социальных элит у нас занята проблемами собственного обогащения и стабилизации ситуации, если они уже достигли финансового благополучия. Они просто не задумываются о будущем, понимая, что к тому времени уже не им придется решать эти проблемы.
– Достаточно безотрадная картинка получается...
– Она потому такая, что стихийно сложившаяся. Когда нет сознательной и целенаправленной государственной политики в области молодежи, политики, рассчитанной не на год и не на два, так и получается. У нас же все государственные действия носят реактивный характер: где загорелось, туда и побежали тушить┘
