Александр Дерябин В эпоху бурного политического строительства 90-х годов большинство наших политиков не раз меняли партийные значки на лацканах своих пиджаков, переходя от одной партии к другой. Для россиян, не успевающих уследить за такими миграциями, красивые легенды о несгибаемой верности политиков своим идеям, похоже, остались в прошлом. О том, важно ли сегодня для народа идеологическое постоянство участников политического процесса, «НГ» рассказал политолог Алексей Макаркин.
– Алексей Владимирович, имеет ли для россиян значение политическая верность политиков?
– Идеологизированность электората сейчас резко уменьшилась, и избиратели голосуют в большей степени за конкретных персонажей, за слоганы или за тех, кого поддержит президент. Верность политиков определенным идеям в какой-то степени важна для коммунистического и остатков либерального электората, но для большинства населения идеологический фактор играет второстепенную роль. Жители так разочаровались во всех партиях, во всех идеологиях, что готовы поддерживать тех, кто, по их мнению, будет отстаивать их интересы.
– Нередко партии переманивают друг у друга видных политиков. Это приносит пользу или, наоборот, дискредитирует принимающую сторону?
– Это в 90-х годах было важно: является кандидат членом КПСС, вышел он из КПСС или не был членом Компартии. Сейчас людей очень мало волнует, в каких партиях побывали кандидаты. Для того чтобы людей это интересовало, наверное, нужна суперполитизированность, которая была в начале 90-х, или нужен твердый электорат. Как, например, в Англии: отец, сын, внук голосуют за консерваторов, а если правнук вдруг начинает голосовать за лейбористов, то это уже семейная революция. У нас же избиратели сами постоянно кочуют от одной партии к другой: один и тот же человек в 1993 году мог голосовать за ЛДПР, с 1995 по 1999 год за КПРФ, в 2003 году – за «Родину», а сейчас за «Справедливую Россию». Каковы избиратели, таковы и кандидаты, а потому на место идеологии приходит прагматизм, который исповедуют большинство российских политиков.
– Как воспринимается переход политиков из стана в стан в других странах?
– Если политик сможет мотивировать переход какими-то высокими соображениями, благом для общества, то избиратели могут согласиться с его позицией. Например, была очень сложная эволюция французского президента Франсуа Миттерана. Он был центристским политиком, удаленным от социалистов, пришел к ним уже зрелым политиком, побывав министром, и он от них избрался в президенты. Классический пример – Уинстон Черчилль, который переходил от консерваторов к либералам, а потом вернулся обратно. На Западе, если человек сможет убедить избирателя, что переход – это эволюция, вызванная принципиальными соображениями, то тогда жители, возможно, поймут его и продолжат оказывать поддержку. Если же это просто какой-то маневр из карьеристских соображений, допустим, ради получения министерства, то часто заканчивается не очень хорошо и такие фигуры теряют поддержку избирателей.
– А какова в России обычно судьба подобных перебежчиков?
– У нас с этим проще. Наши жители значительно спокойнее относятся к переходу политиков из одной партии в другую. Здесь также предельно прагматичный подход. Например, если политик находится в партии-аутсайдере, которая не имеет шансов пройти в парламент, он переходит в более мощную силу. При этом говорит, что продолжит защищать интересы своих избирателей, но теперь в новом партийном проекте. Какая-то идеологизированная часть электората, возможно, обидится, но большинство избирателей воспримут спокойно: главное, что наш кандидат будет в парламенте. Даже если политик переходит из оппозиционной партии в партию, близкую к власти, он обычно говорит: у меня отсутствовали возможности отстаивать ваши интересы, а теперь я буду ближе к власти и у меня появятся дополнительные средства для работы. И наш избиратель обычно спокойно принимает это простое и циничное объяснение.
