Роза Цветкова – Владимир Эрихович, как ваш центр оценивает степень готовности россиян к предстоящим выборам?
– На самом деле за три месяца избирателей выборы еще не интересуют и они об этом активно еще не думают. Но когда социологи все-таки допекают избирателей вопросом «будете ли вы участвовать в выборах?», то относительное большинство, примерно 30–40% опрошенных, говорят, что да, они будут участвовать в выборах, и еще 25% говорят, что скорее всего будут участвовать в выборах. В общей сложности где-то 60–65% на сегодня говорят, что будут участвовать в выборах. Остальные отвечают, что не будут. Но это не означает, что люди, ответившие положительно на вопрос об участии в выборах, на самом деле придут на избирательные участки.
При этом большинство населения, причем еще старого воспитания, считает, что участие в выборах – это их гражданская обязанность. Правда, здесь возникают определенные проблемы: всего лишь 18% из опрошенных избирателей полагают, что их участие в выборной кампании может повлиять, во-первых, на сами результаты выборов, а во-вторых, на положение дел в стране. Все остальные – а это около трех четвертей из числа активных избирателей – уверены, что скорее всего их участие в выборах ничего не даст. Таким образом, проявляется двойственность в отношении к выборам. С одной стороны, люди считают, что выборы – это важная и нужная форма гражданского волеизъявления, может быть, единственная сегодня, которая осталась у нас в политической жизни. Но с другой стороны, они чувствуют, что их волеизъявление никакого особого результата не даст. Причины такого отношения, по мнению людей, в том, что какой-либо действительно реальной борьбы между партиями при наличии многопартийной системы сегодня нет. И уже сейчас более или менее заранее сформировано общественное мнение: кто победит, а кто окажется аутсайдером.
Люди не очень знают лидеров политических партий. Лишь 20% избирателей могут идентифицировать Жириновского с ЛДПР и Зюганова с КПРФ, примерно столько же – Грызлова с «Единой Россией», степень известности остальных – в пределах 8–10%. Поэтому партии не воспринимаются как выразители интересов конкретных социальных групп. И та ситуация реальной политической борьбы, которая присутствовала в начале и середине 90-х годов, уже канула в Лету.
– И все же, есть ли избирательное пространство, которое можно было бы еще завоевать, и что мешает даже основным партиям это сделать?
– Среди намеренных участвовать в выборах до 30% не знают еще толком, за кого голосовать. Или готовы голосовать и за одну партию, и за другую, и за третью, то есть выражают симпатии весьма неопределенным образом. Кроме того, резервы есть среди тех людей, которые сегодня заявляют, что не пойдут голосовать, а в действительности могут пойти голосовать, хотя бы просто по просьбе знакомых. Они тоже еще не определились. Так что формально поле борьбы достаточно обширно. Думаю, есть еще 50% избирателей, не меньше, за голоса которых можно бороться. Но все зависит от того, насколько партия умело артикулирует интересы этих людей. Насколько интересны будут лидеры этих партий, будут ли у этих партий возможности вести полноценную кампанию – проводить какие-то акции, показывать их в средствах массовой информации и т.д.
При доминировании исполнительной власти и использовании политического планирования, политических технологий от лица исполнительной власти – ну это руками фонда делается, еще какими-то методами – многим партиям, которые имеют свою позицию, достаточно сложно жестко отстаивать свою позицию. Потому что они могут быть не допущены до выборов по формальным признакам. К примеру, партия «Великая Россия», которая до сих пор так и не зарегистрирована. Не вдаваясь в юридические тонкости, можно утверждать, что всегда найдутся огрехи в процедуре оформления, которые можно предъявить «непослушной» партии. Поэтому многие вынуждены оглядываться и лавировать: как смотрит на их деятельность власть – это с одной стороны, и как завоевать симпатии избирателей – с другой.
А среди избирателей нет четкого представления, какие партии поддерживают власть, а какие находятся в оппозиции. Даже в отношении КПРФ, которая вроде бы априори является оппозицией, значительная часть их собственного электората считает, что коммунисты – за Путина как высшего представителя существующей власти. Конечно же, КПРФ действительно в чем-то поддерживает президента, за эти годы они уже изменили свое отношение ко многим вещам: признают частную собственность и т.д., но ведь позиционируют они себя оппозицией, а люди не всегда чувствуют эту грань.
– Что касается той самой чистой оппозиции, которую уж никак нельзя заподозрить в сочувствии к власти, прежде всего СПС и «Яблоко», их шансы действительно минимальны, как утверждают многие?
– Верно, эти партии и сейчас воспринимаются как оппозиционные. Вопрос только, по отношению к кому они находятся в оппозиции? «Яблоко», например, более или менее часто критиковало власти за какие-то конкретные решения, но КПРФ, допустим, еще больше критикует, причем по фундаментальным вопросам. Дело в том, что в общественном мнении эти обе партии «Яблоко» и «СПС» ассоциируются с какой-то прозападной ориентацией. Когда мы задаем такой несколько абстрактный вопрос гражданам: по какому пути должно идти развитие России? – 15–20% считают, что по социалистическому, немножко меньше или около того говорят, что идти необходимо по тому же пути, которым идут развитые западные страны, но абсолютное большинство опрошенных считают, у России должен быть свой собственный путь развития рыночный экономики, социального государства и т.д. А «Союз правых сил» и «Яблоко» придерживаются той позиции, у которой, как показывают наши опросы, наименьшее число сторонников: они говорят, нечего нам изобретать велосипед, давайте сделаем все так, как это делается в таких-то странах. Кроме того, среди населения устойчиво мнение, что «Яблоко» поддерживает свою жизнедеятельность за счет фондов, которые финансируются на Западе. Ведь действительно США выделяют немалые деньги на развитие демократии в ряде стран, включая Россию. А СПС, с точки зрения населения, ассоциируется с интересами олигархов, то есть крупного капитала. Все это людей отталкивает, многие разуверились в том, что эти оппозиционные партии действительно могут защищать интересы народа.
– Тогда нет ли здесь некоторого противоречия, на ваш взгляд, – при столь высоком проценте недоверия к выборам как таковым и конечным их итогам люди все равно придут 2 декабря на участки и в большинстве своем проголосуют за «Единую Россию»?
– Тому есть несколько объяснений. У большинства нашего населения присутствует генетический страх перед революциями, переменами в жизни, войнами и т.д. Все перемены приносили на памяти нынешнего поколения, да и прошлых какие-то неприятности – то дефолт, то исчезновение продуктов и многое другое. А «Единая Россия» стала функционировать в те годы, когда уже наметилась некоторая стабилизация, скажем так, с приходом Путина. И 70% людей, которые испытывают тревогу за будущее, опасаются, что могут опять потерять нажитое, они говорят: давайте лучше жить с единороссами, а то придут коммунисты к власти, бог его знает, что будет потом.
Второе обстоятельство, не менее существенное, – из разряда социально-психологического, в том, что президент нашей страны Владимир Владимирович Путин воспринимается большинством наших граждан как человек, который очень многое делает для возрождения России. Особенно после тех экономических провалов, которые предшествовали его руководству страной. Когда мы задаем вопросы, способствовали ли реформы Петра I развитию России, 90% опрошенных отвечают утвердительно. В отношении Октябрьской революции как двигателя прогресса мнения разделились примерно пополам. Что касается таких руководителей, как Горбачев, Ельцин, – они, по мнению многих, задержали развитие страны, а вот Путин, по оценкам, в общественном мнении сравнивается с Петром I. И в наших данных это есть. А президент, как известно, поддерживает «Единую Россию» – партия заявляет о поддержке курса Путина. И вот этот имидж президента как прогрессивного человека, пекущегося об интересах всего народа, как бы распространяется и на партию. И в этом смысле «Единая Россия», конечно, выигрывает. Но и ей многое мешает: эта партия олицетворяет сегодня ту власть, которая достаточно далека от населения, к которой не пробиться, которая отчуждена и в которой весьма развита бюрократия. Где принимается масса решений о проведении различных реформ – жилищных, коммунальных и прочих, которые люди не понимают. И таким образом, с одной стороны, люди готовы проголосовать за «Единую Россию», а с другой – излишнее администрирование, чиновничий произвол, которые получили сегодня тотальное развитие, отталкивают людей от единороссов, в которых они видят олицетворение существующей власти. На этом оппозиционные партии и могли бы нарабатывать очки.
– Почему же оппозиция этого не делает? Не использует умно все минусы своих идейных противников?
– У нас еще, как я и говорил, не сформировалась окончательно социальная структура общества, к тому же нет ярко выраженных лидеров – не говорунов, которых сейчас предостаточно, а именно тех, кто печется не о собственных интересах в первую очередь, а о национальных, об интересах нации как таковой. Вот появился, скажем, Ходорковский, который стал просто-напросто скупать голоса, мандаты, имея для этого финансовые ресурсы. Или Березовский – тот вообще пытался с помощью интриг все совершать. А Гарри Каспарова взять, который постоянно пытается играть на самом чернушном негативе. Какие же это лидеры?
Ну и к тому же многопартийная система у нас еще сравнительно недавно появилась. Она не может окончательно сформироваться ни в течение пяти, ни даже за 15 лет. Ведь что такое политическая система? Она существует сама по себе и законодательно оговорена. Но вместе с тем в системе есть субъекты политической жизни – вы, я, мы все, и должно смениться поколение, и, может быть, не одно, когда люди поймут, что через партии можно действительно на что-то влиять и что с помощью представительной демократии можно реально чего-то добиться. Вот тогда выборы и станут по-настоящему эффективными, и тогда многопартийная система станет эффективной. А сейчас люди думают больше о том, чтобы выжить, заработать больше денег, и такие настроения присутствуют практически во всех слоях населения – и среди низших, и средних, и выше.
И пока налицо довольно тревожная статистика: выборы без выбора – у людей все более устойчиво это ощущение, такой синдром проявляется все чаще в последние годы. Это показывают последние выборы, президента в том числе. Особенно когда там присутствовали такие персоны, как Малышев, Харитонов и другие, которые баллотировались наряду с Путиным. Он ведь, если помните, даже в дебатах не участвовал, не счел необходимым. В принципе люди поддерживают Путина, и этот процент его поддержки, симпатии к нему весьма высок – люди авансируют Владимиру Путину продолжение укрепления государства на международной арене, внутри страны. Но сам факт отсутствия интриги – что исход выборов предрешен – многие понимают, и это не может нравиться. Ведь когда видно, что все зависит от решения одной партии и она фактически властвует монопольно, постепенно начинается загнивание. Уже многие шаги и действия «Единой России» очень напоминают то, о чем некогда сказал Виктор Черномырдин: «Что бы мы ни делали, все получается КПСС». И это, повторюсь, многим, особенно в среде интеллигенции, не нравится, отталкивает от партии.
– Но ведь за что голосуем, то и получаем?
– Да, но это пока приводит к тотальному отчуждению, отгораживанию народа от власти. Пока. В перспективе власть – любая, которая не поддержана народом, – не имеет шансов на успех. КПСС ведь тоже имела огромнейшую власть, мощнейшие рычаги воздействия... Но, заметьте, ее никто не свергал, она сама развалилась, и никто не пошел ее защищать. И это не было революцией, это была бескровная смена власти. Еще в позапрошлом веке один великий русский ученый-социолог Острогорский писал про олигархизацию партии: когда верхушка отрывается от партийной массы, когда партия занимает ключевые государственные посты, когда она начинает отстаивать интересы своих собственных подчиненных, эта партия начинает постепенно терять свою социальную базу – базу поддержки. Чисто психологически на выборах она может и победить, но это до поры до времени. Я очень не хотел бы, чтобы подобное произошло с «Единой Россией».
