Алексей Макаркин Социологи ВЦИОМа задали россиянам вопросы об их отношении к политическим партиям и избирательному барьеру. Полученные ответы позволяют сделать несколько наблюдений, которые могут быть актуальны не столько для ближайшей избирательной кампании, сколько на более отдаленную перспективу.
Дурная предсказуемость
Казалось бы, отвечая на вопрос о том, какие партии нужны России – серьезно и целеустремленно работающие в межвыборный период или сколоченные перед кампаниями, с яркими лидерами и популярными программами, – респондент должен был выбрать первых. Тем более что власть сделала все, чтобы исключить из политики слабо контролируемые популистские проекты. Напомним: на выборах теперь запрещены блоки, которые формировались накануне избирательных кампаний часто с единственной целью – помочь пройти в парламенты своим лидерам.
Технология изготовления такого блока проста – берется несколько раскрученных имен, добавляются спонсоры, яркий лейбл, конструируется программа, насыщенная популярными лозунгами, – и в бой! Наиболее известный проект такого рода – «Родина» на парламентских выборах 2003 года. При этом за короткий срок, проходивший от создания блока до выборов, его организаторы обычно не успевали из соратников стать смертельными врагами, однако после выборов блоки часто разваливались. Характерный пример – конфликтные взаимоотношения в треугольнике Глазьев–Рогозин–Бабурин, ставшие одной из причин затухания амбициозного родинского проекта. Кроме того, и зарегистрировать политическую партию стало значительно сложнее. Но даже представление списков, в которых значится 50 тыс. фамилий партийцев, не гарантирует партию от роспуска. Понятно, что зарегистрировать новый партийный проект, пусть даже и с раскрученными лидерами, сейчас стало неизмеримо сложнее, чем несколько лет назад.
И вот в ситуации, когда в партийной жизни страны остались только «долгоиграющие» партии (да и то, как свидетельствует история республиканцев, не все), почти треть опрошенных ВЦИОМом (31%) считают, что России нужны именно партии с яркими лидерами и популярными программами. Здесь представляется важным слово «нужны» – значит, значительная часть населения страны не просто признает за такими проектами право на существование, но и полагает, что они носят полезный для страны характер.
И хотя большинство – 42% – все же высказывается в поддержку систематически работающих партий, но оно не носит абсолютного характера. Можно предположить, что значительная часть россиян считают партийную жизнь России слишком пресной и соскучились по «остреньким» блюдам типа «Родины» или СПС образца 1999 года. Ведь при всех принципиальных идеологических разногласиях этих двух проектов организационные схемы их создания были довольно близкими. Традиционные же партии в значительной степени живут по инерции, их месседжи в адрес избирателей выглядят совершенно предсказуемо – достаточно, скажем, узнать, что товарищ Зюганов будет говорить о сельском хозяйстве, чтобы с высокой степенью достоверности представить себе не только общий смысл выступления, но даже и конкретные формулировки бессменного коммунистического вождя.
Россияне, конечно, высказываются за политическую стабильность, но многие из них не разделяют мнение о том, что участие в выборах ярких новых партий способно ее подорвать. Это напоминает выбор между тем, куда пойти в воскресенье: на скучноватую проповедь в церковь или на лихой детектив в кинотеатр. Понятно, что детективы в целях улучшения общественных нравов можно запретить к просмотру (по воскресеньям или в любые дни недели), и тогда количество посещений церкви увеличится, однако от этого спрос на «остренькое» не уменьшится.
В связи с этим обратим внимание на результаты опроса, проведенного весной нынешнего года Левада-центром. Согласно ему 45% россиян полагают, что предстоящие парламентские выборы не будут отражать волю народа, а треть респондентов не будут считать избранную в декабре Думу легитимным органом власти. Разумеется, такие настроения связаны, в частности, с опасениями, что выборы будут фальсифицированы (в том, что результаты выборов будут подведены полностью честно, уверены лишь 8% опрошенных). Но дело не только в этом. Сужение возможностей выбора ведет к дальнейшему снижению легитимности избранных органов власти и, в свою очередь, усиливает подозрения граждан в том, что все уже решено и без их участия. Такая тенденция является опасной для репутации российского парламентаризма, который и без того вызывает у россиян весьма скептическое отношение. Опрос фонда «Общественное мнение», проведенный в минувшем мае, показал, что 52% респондентов относятся к Думе «отрицательно, с недоверием» (и лишь 27% – «положительно, с доверием»).
Черта отсечения
Однако, желая расширения свободы выбора, россияне не собираются сочувствовать малым партиям, не проходящим в парламент или находящимся на грани барьера. Другой вопрос, заданный социологами из ВЦИОМа, касался степени поддержки 7%-го избирательного барьера, – он впервые будет применен на декабрьских выборах. Известно, что демократы активно выступали против этой новации, указывая: повышение избирательного барьера сокращает шансы на присутствие в парламенте партий, получивших миллионы голосов избирателей, но не дотянувших до расположенной достаточно высоко – по сравнению с другими странами, использующими пропорциональную избирательную систему, – черты отсечения.
Напомним, что в Германии, Эстонии, Грузии, Чехии, Польше, Словакии действует 5-процентный избирательный барьер, в Швеции, Болгарии, Венгрии, Литве, Латвии – 4-процентный. Когда на Украине переходили от смешанной избирательной системы к пропорциональной, то там не повысили, а, напротив, снизили барьер – с 4 до 3%. Сделано это было для того, чтобы малые партии получили дополнительный шанс на прохождение в Верховную Раду, раз уж их лидеры утратили возможность избираться по упраздненным одномандатным округам. В России же поступили совершенно иначе, стремясь дополнительно стимулировать укрупнение партийной системы. Хотя на той же Украине прошлогодние выборы показали, что снижение избирательного барьера не влечет за собой появления в парламенте маргинальных «карликов» – если четырьмя годами раньше при 4-процентном барьере в Раду прошли шесть партий, то в 2006-м при 3-процентном – всего пять. При этом ни одно избирательное объединение не было снято с дистанции.
Однако опрос ВЦИОМа показал, что лишь 14% россиян выступают за снижение нынешнего избирательного барьера, который пользуется поддержкой абсолютного большинства – 56%. Судя по всему, такой результат связан с общим отношениям россиян к меньшинствам. Если в современном западном понимании демократия – это прежде всего защита законных прав меньшинства, то в России характерно ее восприятие как власти большинства, что нашло отражение и в данном опросе. Кстати, уже упоминавшиеся выше «новые» электоральные проекты (СПС-99 и «Родина»-2003) преодолели бы и нынешний 7-процентный барьер, если бы он действовал в те годы. Поэтому расположение многих граждан к подобным проектам отнюдь не мешает им поддерживать повышение барьера. Люди, как представляется, рассуждают просто: если проект популярен и конкурентоспособен, то он сможет получить и более 7% голосов. Если же нет – то, как говорил галльский вождь Бренн, обращаясь к проигравшим войну римлянам, vae victis (горе побежденным).
Дарья Гармоненко 
