Александр Кынев (Продолжение. Начало в номере «НГ-политика» от 19 июня).
Как правило, партийные программы учитывают специфику конкретных регионов и предлагают перечень законов, которые эта структура предлагает принять в конкретном регионе. Тактика участников региональных выборов дает хорошее представление о том, что ожидает избирателей ближайшей осенью.
Бензин для костра диктатуры пролетариата
Главными рупорами КПРФ, например, всегда были ее активисты (партия сохраняет широкую сеть сторонников и планомерно и постоянно с ними работает) и партийные СМИ, в ряде регионов становящиеся все более профессиональными. Так, перед мартовскими выборами в Орле главной трибуной КПРФ стала газета «Орловская искра». В частности, именно в ней было опубликовано обращение к губернатору Строеву с призывом уйти в отставку. В Омске коммунисты заявляли о требованиях добиться от правительства РФ компенсации в 10 млрд. руб. за уход из региона «Сибнефти», необходимости повышения темпов газификации, двукратного снижения стоимости жилья и т.д.
Агитационная кампания ЛДПР была построена на личности Владимира Жириновского и наборе традиционных для партии популистских лозунгов, однако с удивительным для партии минимальным присутствием националистической составляющей. В ряде регионов ЛДПР старалась привлекать электорат «креативными» лозунгами. Так, в Вологде плакаты партии гласили: «Хотя бы раз попробуй нас», «ЛДПР – яркое пятно на серости единства» и «Смачный плевок в морду бездушных чиновников», «ЛДПР – единая и справедливая». Партия делала очевидную ставку на протестный электорат.
Агитационная кампания СПС, так же, как и у ЛДПР и партии «Справедливая Россия», во всех регионах была выстроена по единому шаблону. Фактически партия пыталась под формально тем же названием произвести ребрендинг, сменив традиционный либеральный облик как минимум на социал-либеральный. Дополнялось все это активным выстраиванием агитационных сетей в первую очередь в сельской местности, не избалованной ранее массовыми кампаниями «от двери к двери», с грамотным подбором агитаторов, близких к целевой социальной группе (пенсионерам и бюджетникам), и использованием всех традиционных технологий «сетевого маркетинга» (сеть строилась исходя из покрытия примерно 1 агитатор на 700 избирателей).
В центре кампании оказался образ Никиты Белых и его идеи «Достройки» («Голосуем ЗА Достройку!» и т.п. – то есть речь о «достраивании капитализма» до «цивилизованного уровня»). Главным же содержанием «достройки» были обещания увеличения пенсий в 2,5 раза и зарплат бюджетников в 4 раза, 12% ВВП на пенсии и т.д., что, очевидно, к деятельности региональных парламентов не имеет никакого отношения. Всего в четырех регионах дошли до выборов списки «Яблока». В отличие от СПС никакого «ребрендинга» «Яблоко» не произвело. А агитматериалы партии представляли собой причудливую смесь традиционных общефедеральных абстрактных яблочных лозунгов с предельно частными местными инициативами, предназначенными скорее для органов местного самоуправления, не образующими никаких связанных региональных программ.
Смена плацдармов
Несмотря на всю рутинность, однообразие избирательной кампании и добровольно-принудительное игнорирование в ней целого ряда острых тем, итоги голосования 11 апреля в 14 регионах, а также позже в Красноярском крае и на выборах мэра Волгограда показывают очевидную смену общественных настроений и явную тягу избирателей к переменам.
За последние годы электоральная карта страны существенно изменилась. Если в начале и середине 1990-х городское население традиционно голосовало за «демократов», а более консервативное сельское население за коммунистов, то после появления в 1999 году блока «Единство», роста цен на нефть и последующего экономического подъема, а также новой чеченской войны и незабвенного «мочить в сортире», вызвавших патриотический подъем, ситуация стала постепенно меняться.
И сегодня более патерналистски настроенный и административно зависимый сельский электорат превратился в главную опору партии власти, и, наоборот, более индивидуализированный, самостоятельно мыслящий, склонный к переменам и образованный городской избиратель скорее склонен поддерживать оппозицию. Несомненно, эту тенденцию еще более укрепили и постепенная «консервация» власти, и монетизация, наиболее сильно ударившая по городским жителям (авторы монетизации и не скрывали, что большинство льгот, в том числе проезд на общественном транспорте, – преимущественно городские и что уровень расходов на «монетизируемые» льготы в городах и на селе, мягко выражаясь, совсем разный). Не секрет, что во многих регионах технологи партии власти сознательно работали на срыв явки именно в городах, чтобы за счет села показать максимально высокий относительный процент. В результате во всех регионах на выборах весны 2007 года, за исключением Республики Дагестан и Красноярского края, «Единая Россия» получила в столице региона худший результат, чем по региону в целом, а иные оппозиционные партии, как правило, лучший результат.
Так как явка в сельской местности почти везде была максимально возможной, то несомненно, что главный прирост числа голосующих на предстоящих федеральных выборах будет происходить на счет городов. Таким образом, при повышении явки, что на федеральных выборах неизбежно, этот результат скорее всего снизится. Проще говоря, отношение к единороссам крайне поляризованное – те, кто поддерживает «Единую Россию», включая тех, кто голосует за нее под давлением или по приказу, они уже и так за нее. Все иные группы избирателей преимущественно голосуют по методу «от противного» – если не за власть, то за тех, кто в данном регионе воспринимается либо как наиболее сильная по личностному составу кандидатов оппозиция, либо за ту среди иных наиболее известных партий, которая кажется наиболее перспективной и при этом имеет наименьший антирейтинг.
Соответственно полученные 11 марта «Единой Россией» средние 45–46% голосов могут считаться электоральным потолком, который неизбежно будет снижаться, невзирая на все прогнозы официальных социологов. До скольких процентов в итоге опустится результат «Единой России», можно гадать, – до 40%, или, как в 2003 году, до 37%, или еще ниже, то общее снижение, как уже выше было отмечено, сомнений почти не вызывает. Если отойти от победных реляций единороссов на публику, то даже эти 45–46% в данных регионах означают явную тенденцию ослабления доминирования «Единой России», невзирая на явный перевес в административном ресурсе и его явную концентрацию.
Существенное улучшение результатов партии по сравнению с 2003 годом достигнуто только в Московской, Томской, Тюменской, Омской областях, Красноярском крае – как раз там, где региональная власть стремилась консолидировать представителей разных политико-экономических групп и сделала ставку на фигуры популярных губернаторов. Если же сравнивать не относительное, а абсолютное число голосов, полученное «Единой Россией» 7 декабря 2003-го и весной 2007 года, то оказывается, что лишь в Омской, Томской и Тюменской областях эта партия сумела привлечь дополнительные голоса. Главными же выигрывающими оказываются совсем не эсэры, как пытается изобразить официальная пропаганда, а коммунисты, которые гораздо больше, чем эсэры, учли в своей кампании региональную специфику. У эсэров ситуация совсем не однозначная. Если сравнивать совокупные результаты блоков – предшественников данной партии на выборах 2003 года («Родины», РПП-ПСС и ПВР-РПЖ) при всей условности этого сравнения налицо очевидная тенденция – полученный «Справедливой Россией» процент удивительно похож на совокупный результат этих трех партий. Несомненно, что это следствие шаблонности избирательной кампании и минимального учета в ней региональной специфики. Что касается ЛДПР, то хотя по итогам голосования ЛДПР прошла в 13 из 15 парламентов данных регионов, что лучше результатов голосования 8 октября 2006 года, тем не менее тенденция на снижение по сравнению с 2003 годом результатов партии сохраняется. Явно удачной оказалась смена образа СПС. Партия преодолела заградительный барьер в 5 регионах.«Яблоко» колебалось на уровне 3–4%.
Блоки запрещены, но их дело живет
В изменении электоральной карты страны важно отметить еще один феномен. Запрет на существование региональных партий и межпартийных блоков стал все чаще приводить к тому, что внутри региональных отделений федеральных партий стали возникать неформальные «псевдоблоки» – объединение формальных членов партий в некие внутрипартийные образования (что очень напоминает фракции внутри, к примеру, партий «Колорадо» и «Бланко» в Уругвае, фактически являющиеся отдельными партиями). Так, на выборах в Законодательное собрание Приморского края в октябре 2006 года уже существовал блок кандидатов внутри «Единой России» по городским округам под названием «Единый Владивосток». На этот раз в Омской области на одновременных выборах Омского горсовета кандидаты, выдвинутые «Единой Россией», были одновременно членами созданного сторонниками мэра Шрейдера движения «Омская инициатива». Вначале «Омская инициатива» сформировала свой список кандидатов и свою программу, а «Единая Россия» его юридически выдвинула. В агитматериалах кандидатов блока, выполненных в едином визуальном стиле, присутствовали одновременно и символика «Единой России», и символика «Омской инициативы».
Помимо «Омской инициативы» возникли и другие неформальные блоки. Так, против ряда кандидатов «Единой России» в Омский горсовет баллотировались представители регионального общественного движения «Новый город», лидер которого В.Кокорин шел как формальный выдвиженец «Единой России» по округу № 1. Из кандидатов в горсовет по округам, пересекающимся с округом № 7 на выборах депутатов Законодательного собрания, создал блок Евгений Греф (брат Германа Грефа). «Блок Грефа» активно выпускал совместные агитационные материалы.
Нельзя не заметить, что общественные настроения меняются. Однако в условиях фактического запрета на свободное развитие партийной системы скорее она пока лишь имитирует конкуренцию, подменяя персональной конкуренцией реальную конкуренцию программ и идей, которой нет. В этих условиях избиратель голосует, исходя из негативной мотивации. Голосует не «за» что-то конкретное, а в первую очередь «против», исходя из разрешенного списка альтернатив.
Система власти в России предельно персонифицирована, и то, что у нас принято именовать «политическими партиями», от действительных политических партий очень и очень далеко. Политические партии – это порождение парламентаризма. Они возникли не как чья-то прихоть или следование моде, а как закономерный результат расширения в Европе в XVIII–XIX веках прав парламентов и появления всеобщего избирательного права. Чем больше возрастали функции и независимость представительных органов, тем все более их члены ощущали потребность объединений по тому или иному признаку, чтобы совместно действовать. Чем больше расширялось право голоса и увеличивалось число голосующих, тем более необходимым становилось организовывать избирателей с помощью тех или иных структур, способных познакомить их с кандидатами и привлечь их голоса на выборах. Кроме того, партии облегчали депутатам достижение целей, формируя связанные программы и концепции.
Современное политическое устройство России характеризуется минимальной ролью представительных органов, которые не оказывают практически никакого влияния на формирование персонального состава органов исполнительной власти. Решающим в такой системе является опора не на общественные структуры, а установление контроля над ситуацией личным окружением конкретного должностного лица.
При этом в сочетании с формированием в стране имеющего минимальные полномочия парламента была введена смешанная избирательная система, отдающая половину мест в Государственной Думе для выборов по партийным спискам, а сейчас вводится полностью пропорциональная система. Однако многопартийность и политическая конкуренция лишаются смысла в условиях фактического бесправия парламентских институтов.
В условиях отсутствия обладающих реальной властью представительных органов существование партий лишается реальной мотивации в глазах граждан. Манипуляции с законодательством о политических партиях и избирательным законодательством, переход от мажоритарной к пропорциональной избирательной системе не могут дать реальной мотивации к возникновению реальных партий при отсутствии у тех органов, в которые списки партий баллотируются, реальной власти. В таких условиях заведомой невозможности реализации партиями своих программ межпартийная конкуренция превращается из борьбы идей и программ просто в борьбу за набор парламентских должностей и мандатов (фактически – в борьбу за удовлетворение личных амбиций кандидатов), а программно-идеологическое противостояние (а следовательно, выражение партиями интересов тех или иных групп избирателей) приобретает имитационный характер.
Подобные «партии» – скорее некий особый вид коммерческих предприятий: ОАО, ЗАО, ИЧП и т.д., отличающийся от иного бизнеса лишь правом предлагать кандидатов на выборах (чем дальше, тем больше это право становится монопольным). Именно поэтому и программы большинства партий похожи как близнецы-братья – их пишут не для того, чтобы реализовывать, а для того, чтобы получать голоса. Политики с легкостью перекочевывают из левых партий в правые и наоборот, и в этом нет никакого противоречия, так как «идеологичность» подобных «партий» предельно условна. Соответственно сохранение подобных правил игры при допущении смены формальной партии – обладателя парламентского большинства мало что меняет, лишь воспроизводя ту же самую систему на следующем витке спирали.
Таким образом, главным вопросом является даже не борьба условных единороссов с условными эсэрами и коммунистами, а то, захочет ли руководство данных партий и потенциальный преемник действующего президента после выборов действительно что-то изменить, сделать партструктуры из номинальных реальными. Шансов на это немного.
