Сложный, но веселый

Прощай, свободная стихия!.. Иван Айвазовский. А.С. Пушкин на берегу Черного моря. 1897. Одесский национальный  художественный музей

Эмоциональный центр книги – лицейские годы. Это ожидаемо: «…нам целый мир – чужбина, отечество нам – Царское село». Это «отечество» мы наблюдаем глазами Ивана Пущина. От первой встречи на вступительных экзаменах во флигеле Екатерининского дворца и до самой последней. Будущий декабрист Пущин привез ссыльному поэту шампанское и «Горе от ума»: «Так прошло время, часы ударили полночь. Пушкин вышел на крыльцо со свечой в руке, прикрывая пламя рукой от ветра. И Пущин, уже сидевший в санях, услышал: «Прощай, друг». Больше они никогда не увиделись».

Не скрою, мелькнуло желание свериться с Вересаевым: действительно ли было так? Что за нужда была Пущину уезжать метельной полночью (при тогдашнем-то уровне дорог и освещенности)? Но в том-то и особенность: жизнь Пушкина давно стала красивейшей трагедией нашей истории, и каждый час ее – шекспировская сцена.

Как расставание Пушкина с Черным морем («Прощай, свободная стихия! / В последний раз передо мной / Ты катишь волны голубые / И блещешь гордою красой») со школьных лет впечатано иллюстрацией, где Александр Сергеевич стоит на фоне брызг. Так и Пущин должен был уехать именно в метельную полночь, а Пушкин – «прикрывать рукой свечу от ветра». Тут, если вдуматься, и великая сложность любого рассказа о «нашем всём»: мельчайшие подробности его жизни, войдя в национальное самосознание, не могли не преобразиться в «художества». Замлелова и начинает книгу цитатой из Ходасевича: «Русские люди будут аукаться именем Пушкина».

А что до фактического, справочного строя… Если вам удалось, купив, «всучить» эту книгу сыну-школьнику или дочери, то будьте готовы к «проверочным вопросам» вашего чада. А данную рецензию можете рассматривать как набор подсказок, взятых у Замлеловой:

– Почему лицей еще до открытия стал столь желанным для родителей?

– По проекту Сперанского, там должны были учиться младшие братья императора Николай и Михаил.

– Когда Пушкин впервые столкнулся с именем героя своей самой знаменитой трагедии?

Светлана Замлелова. Русский  гений. Биографическая повесть  о Пушкине. – М: Вольный  Странник, 2024. –144 с.

– Какую сумму получил Пушкин от графа Воронцова на командировку по борьбе с саранчой?

– 400 рублей. При годовом жаловании 700 рублей это можно было считать подарком «полу-милорда» бедствовавшему поэту.

– Кто был прообразом храброго дуэлянта в повести «Выстрел», спокойно евшего черешню под дулом пистолета?

– Сам Александр Сергеевич в Кишиневе на поединке с прапорщиком Генерального штаба Александром Зубовым.

– Как накануне гибели обстояли денежные дела поэта? (Современная молодежь не пренебрегает сей стороной жизни.)

– К 1836 году долг правительству составлял 45 000 рублей, долги частным лицам 90 000 рублей. «Более восьмидесяти миллионов рублей, на наши деньги», – подсказывает Замлелова. То есть, учтя, что экранизаций тогда не было, а журнал Пушкина «Современник» безнадежно проигрывал «Библиотеке для чтения» барона Брамбеуса, то Пушкина можно было признать банкротом.

Ни разу, кроме краткой «самоволки» в Арзрум, не пересекавший границ империи, Пушкин (его жадную любознательность подчеркивают и самые подробные биографии) из тысяч книг, журналов, вбирая свидетельства, детали, воссоздал достоверную картину мира. «Далеко же видел, сидя в родных болотах», – так охарактеризовал эту способность Бродский. Так «наше всё» и «наше всё остальное», то есть Бродский, и составили уникальный «путеводитель» россиянина, прекрасно избавляющий от суеты с билетами, визами, валютой. Вот и увиденная «умными очами» Пушкина картина США двухсотлетней давности потрясает. «Талант, из уважения к равенству, принуждённый к добровольному остракизму» – это ж и политкорректность, и инклюзивность, и боди-позитив. Поистине, «далеко же видел».

«Писать надо так, будто пишешь для маленького Пушкина», – отчеканил по золоту Юрий Коваль. Как-то с этим манифестом пересекается и рецензируемая книга.