Ее звали Элеонора

Фото из архива автора

Счастливую девочку Советской страны, появившуюся на свет 22 марта 1925 года, рано постигло горе. Смерть отца в 1938-м, брата в 1943-м, нелегкая судьба матери. Трагедия юности оставалась с ней всегда. Ребенком она ощутила тяжесть вечных сомнений – сама жизнь задала ей взрослые вопросы. Она рано пробудилась от детского семейного счастья. Рано ей в лицо задул ветер жизни.

Она не испугалась. Не упала, не сломалась, выдержала. Преодолела выпавшие на ее долю испытания и трудности, прожив долгую, насыщенную, яркую, благородную жизнь. Поэтически красиво завершила ее – преодолев шквал несущегося нам навстречу урагана будущего, она ушла за горизонт событий к тем, кто ждал ее там. Кто всегда ее любил. Кто нежно звал по имени.

Ее звали Нора. Фамилия – Крусткалн. Чисто латышская, в переводе – Крестовая или Крестная гора.

Маму Норы звали Мария. Девичья фамилия эстонская – Матсон. Она всегда была с дочкой, пока отец работал. Мария говорила дома на эстонском, переходя на русский только тогда, когда возвращался ее муж-латыш. Так что у Норы обычная история: ни капли русской крови, но русскость характера и смыслов. Потому что культура и образование – русские.

Отца Норы звали Роберт. Настоящий латышский стрелок, как тогда бы сказали в нашей послереволюционной стране. Коммунист, незаурядный прокурорский работник. В 1938-м его арестовали и расстреляли в вологодской тюрьме. Семье сообщили, что осудили и отправили в исправительно-трудовые лагеря. Без права переписки.

Почти двадцать лет родные так и думали. Писали письма, пытались передать посылки. Тщетно. В 1957-м Роберта посмертно реабилитировали: приговор признали незаконным. А ведь инкриминировали ему связь с иностранной разведкой. Латвийской – непонятно зачем действовавшей в провинциальном Череповце.

Помню, как искал информацию о своем родном деде. Тоже красном латышском стрелке – Фрице Крусткалне. И нашел автобиографию Роберта, его младшего брата. Год – 1933-й. Там было написано, что в конце 1919-го он был схвачен как раз латвийской контрразведкой за подпольную деятельность в интересах Советской России. В марте 1920-го приговорен к расстрелу. В мае того же года выдан Москве.

Я копнул глубже. Подготовил и направил запрос в Архив внешней политики РФ. Там подтвердили: 26 апреля 1920-го в Ригу на имя главы МИД Латвии Зигфрида Мейеровица за подписью наркома иностранных дел Георгия Чичерина ушла радиограмма со списком лиц, которых Советская Россия требовала освободить. Под номером 88 – Роберт Крусткалн. Если бы его действия не были в интересах нашей страны, вряд ли бы за него вступились на таком уровне.

После освобождения он оказался в России, спасшей его от смерти. С июня служил в Пскове. Быстро – после проверочных мероприятий – стал работать в революционном трибунале. В январе 1921 года стал уполномоченным Псковской губернской ЧК по работе с антисоветскими партиями и движениями.

В тридцатые отношение власти к обществу изменилось. Почувствовал это на себе и Роберт Крусткалн. Во вверенных ему районах и городах он надзирал и за деятельностью органов НКВД. Что-то не согласовал, не разрешил, не подписал. И вот его с понижением переводят из Боровичей в Череповец. Затем, конечно, совершенно «случайно» теряется его партийный билет. Он перестает работать в органах юстиции и становится юрисконсультом одной из хозяйственных организаций при НКВД. Потом арест, обыск на глазах семьи. Неизвестность почти на двадцать лет.

В 1957 году мама Норы подала документы на реабилитацию. Официальные власти его реабилитировали, сообщив, что он умер 12 декабря 1943 года от воспаления легких. В 1991-м уже сама Нора добилась официального ответа об обстоятельствах смерти отца, расстрелянного в тюрьме в 1938-м. Семья не смогла проведать родного человека, а он не смог прочитать их письма.

Брата Норы звали Рихард. Он без тени сомнения встал в ряды защитников Родины в Великую Отечественную войну. Гвардии старший сержант, минометчик Рихард Крусткалн героически погиб 5 января 1943 года, как тогда писали, защищая подступы к Ленинграду, под деревней Сорокино Полавского района Ленобласти.

Ему не было и двадцати. Он воевал в 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизии, состоявшей в значительной степени из латышей. О нем до сих пор помнят в Череповецкой школе №1, где учились и он, и Элеонора, и ее будущий муж.

Мужа Норы звали Владислав. Владислав Генрихович Яворский. В 1947-м Нора вышла замуж за бывшего одноклассника. Которого ждала всю войну. Молодой и высокий, статный офицер-фронтовик. Возраста ее брата: из семьи репрессированных поляков, из Советской Белоруссии. Горе сближает. Но главное, как и всегда, – любовь.

Вместе они прожили больше пятидесяти лет. Он прикрыл Нору каменной стеной своего характера. Она могла творить, почти не занимаясь бытом. И сполна реализовала свой поэтический талант. Одних только сборников стихотворений – четырнадцать. А может, больше.

Массу времени и сил занимали переводы. Нора стала выдающейся переводчицей классической и современной эстонской литературы и поэзии на русский язык. Потом, пройдя жизненный экватор, она сожалела. Что в ущерб собственному поэтическому творчеству с истовой страстью работала над переводами. 400 авторских листов поэзии и прозы – объем ее трудов. Эстонцы в благодарность издали в Таллине ее стихи в переводе на эстонский. Присвоили звание заслуженного деятеля культуры Эстонской ССР.

Она была поэтессой с необычным взглядом даже на обычную жизнь. Ее волновало не только прошлое или настоящее, но и будущее страны. Должно быть, все люди, рано ощутившие волнения времени, народов, семейных судеб – обретают дар сочувствия и понимания того, что происходит с обществом.

Она хорошо понимала возникающее недопонимание между людьми, растущее разделение. Не наблюдала молча со стороны, а противопоставляла разграничению – свой выбор: объединять и сплачивать людей. Несколько лет была депутатом райсовета. Пятнадцать лет на общественных началах руководила литературным объединением «Маяк». Всегда с готовностью помогала людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию – поддерживала и морально, и материально.

Публикация ее первых поэтических трудов пришлась на годы начавшейся «оттепели». Многое тогда нашло дорогу к читателю. Самое острое – вышло намного позднее. Она, как отмечали хорошо знавшие ее, была скромным, а не пробивным человеком. Но думаю, было и другое – видя ситуацию вокруг многих своих одногодков-шестидесятников, вряд ли она хотела, чтобы ее творчество использовалось во вред нашей стране. Нора верила, как и ее отец: у нашей страны, несмотря на все трудности, светлое будущее. И если не сегодня и не наше – то завтра и наших детей.

Сына Норы зовут Вадим. Он биолог, изобретатель-самоучка. И любимый сын, подаривший Норе внуков.

Житейских трудностей с возрастом у Норы было немало. Но она по-прежнему каждый день садилась за стол и писала стихи или прозу, переводила. Ей было что сказать читателю. Она пережила и переживала многое. Все так же искала ответы на вечные вопросы. Находила им этико-философскую форму, стилизовавшую ее поэзию.

Мы, представители семейства Крусткалн, нечасто виделись с Яворскими. К моему великому сожалению. Но виделись, и это главное: приезжали в Питер и останавливались у нашей родни. Мой брат, с которым мы по инициативе матери впервые приехали в Ленинград еще в 1968 году, тоже навещал тетю. Редко, но Яворские бывали у нас в Москве. Тетя Нора сама водила автомобиль.

А вот созванивались и писали друг другу часто.

В начале 2015 года неожиданно получил электронное письмо от Норы. Обрадовался. Вспомнил о грядущем девяностолетии тетушки и решил ее навестить. Мы с моей женой Татьяной, нашей дочерью Марией и двумя внуками, Степаном и Дмитрием, собрались и приехали в Пушкин, куда она перебралась из Санкт-Петербурга после смерти мужа. Большая однокомнатная квартира рядом с исторической частью города, близкие родственники и подруги, праздничный стол...

Поразила нас сама тетя Нора. Исходившая от нее жизненная сила. Уверенный оптимизм. Она делилась с нами впечатлениями о работе на компьютере. Рассказывала, как каждое утро занимается «рукомашеством и ногодрыжеством». Как два раза в день обливается холодной водой. Уговорила и выпила со мной рюмку водки. А потом по секрету на ухо мне сообщила: доживет до 95 лет. Позже мне в голову пришла мысль: может, она хочет как бы восполнить своей жизнью безвременно закончившиеся жизни своего отца и брата?

Года через три, поздравляя меня по электронной почте с днем рождения, написала, что планирует дожить до ста лет. Думал, верил – так и будет.

Нора завершила свой жизненный путь 30 марта 2023 года: ей было 98 лет. Ветер для нее стих. Теперь он обдувает нас. Ее стихотворения, которые он нашептывает нам, делают сам ветер мягче и теплее.