Чудо поэзии неподвластно рациональному анализу. Никола Пуссен. Вдохновение поэта. 1630. Лувр
Сборник эссе Бориса Кутенкова вышел в серии «Спасибо». Как замечает автор в предисловии, идея серии на первый взгляд проста: поэт рассказывает о своих любимых стихах, пытаясь угадать и объяснить причину собственного выбора. Читателю и самому себе. У каждого пишущего есть любимые стихи, и поговорить о них стоит. Это приятная беседа. Сложность – в критериях разграничения: выбранные стихи другого поэта, классика или современника, действительно у него лучшие? Или они всего лишь отражают какие-то психологические блики и тени толкователя?
|
Борис Кутенков. 25 писем
о русской поэзии. – М.: Синяя
гора, 2024. – 132 с. (Спасибо).
|
Впрочем, Борис Кутенков сразу снял вопрос разграничений и пошел по второму пути, искренне признавшись, что ему «хочется выбирать именно «свои», а не «объективно лучшие» стихи у поэтов». В результате предложенные им тексты оказались откровенно неравноценными. К примеру, трудно отнести к шедеврам стихотворение Татьяны Бек – такой неплохой, но средней лирики огромное множество. Но то же стихотворение Бек оказалось отнюдь не средним для Бориса Кутенкова на пути самопознания. «Я кое-что узнал о себе и личной системе выбора, – признается автор эссе, – именно эмпирическим путем, уже в процессе написания посмотрев на соотношение этих выбранных текстов, на сами комментарии и их, комментариев, схожесть и разность». Даже если бы разговор о стихах свелся только к такому проекционному тесту, он все равно бы имел смысл. Автопортрет Бориса Кутенкова, который можно составить и по стихам, и по комментариям к ним, интересен не только со стороны личной биографии и личной психологии автора. Напомню: Борис Кутенков – поэт, литературный критик, культуртрегер, редактор отдела критики и публицистики журнала «Формаслов», редактор отдела поэзии журнала «Прочтение». Автопортрет перерастает границы личного и, расширяясь до собирательного образа, сигнализирует о тех болевых точках, которые отражаются в проблемах социальных. Здесь детская психотравма, «прирученная», но не изжитая боль, подростковый конфликт с родителями, тяжесть потери близких друзей, ушедших в небытие: выдох «Господи, хватит с меня» Бориса Слуцкого – становится защитной молитвой Бориса Кутенкова. Здесь и рефлексия по поводу «эгоцентрически усиленного «я» на примере стихотворения Арсения Тарковского, и как тревожный симптом – инфантильная дискретность взглядов, следствие ненавязчиво продвигаемого в сферах этики когнитивного диссонанса. Иногда проблемы не вуалируются, а становятся четким отражением «болезненных социальных реалий нашего времени»: таким видится автору текст Дмитрия Гаричева. А в строках Антона Морозова, несмотря на их иронию по отношению к романтизму, Кутенков ощущает тоску по миру гармонии «до создания малевичского «Черного квадрата». Если бы такой тоски не было, не стало бы и поэзии. Ее «надсловесное вещество, которое толком не вербализуемо, но которое только и свидетельствует о высшей подлинности» Борис Кутенков находит в стихотворении Бориса Рыжего, находит и нечто «заклинательное, обладающее иррациональной силой» у Наты Сучковой, мифологизацию обыденного у Ганны Шевченко и порыв к свободе у Нади Делаланд. Неподвластное рациональному анализу «чудо стихотворения» Борис Кутенков видит в «Русалке» Михаила Лермонтова. Интересное и тонкое замечание, касающееся характера и судьбы русского классика: «Мне слышится здесь что-то от лермонтовского фатального необладания: что-то личное для него и глубоко скрытое, ассоциирующееся не только с романтической традицией тяготения к недоступному». Угаданная в стихотворении «Я любимого нигде не встретила…» Анны Ахматовой победа поэзии над невзаимностью – для толкователя не только психологический «бонус», это шаг к «четкому и лучшему замыслу. К Господу».
Может показаться, что размышления Бориса Кутенкова о поэзии противоречат его же стремлению ограничить выбор «своими» стихами, а не «объективно лучшими», но это не так. По книге видно, что его «я» находится внутри круга поэзии, соединенной с личностными устремлениями не механически, не искусственно, не в качестве приложения. Поэзия, как космос, вбирает в себя всего поэта – колеблющегся на ветрах извне, иногда отклоняющегося от своего ядра на большое расстояние, но сохраняющего силой внутреннего глубинного притяжения к ядру «духовные атомы». И поэзия, внутри которой сейчас происходят, по сути, те же процессы, – с гораздо большими рисками утраты «высшей подлинности» – предстает в книге не только в образах «степной камышинки» и «смешной дудочки» Юрия Левитанского, но и как иной уровень понимания, как соединение очевидного и трансцендентного.
Те эссе, в которых автор ссылается на авторитеты, менее интересны. Интереснее там, где зеркало текста отражает не чужое мнение, а лицо самого Бориса Кутенкова. О трактовках стихов, конечно, можно спорить, но их субъективность – живой разговор.
Мария Бушуева 
Комментировать
комментарии(0)
Комментировать