Неистовая любовь к классике

С Хансом-Иоахимом Фраем, Ириной Герасимовой, Еленой Шмелевой и другими на Дрезденском балу (2017 год). Фото из личного архива Александра Матусевича

В течение этого года с разницей в несколько месяцев вышли две внушительные книги музыкального критика Александра Матусевича, посвященные оперному искусству. О новых работах, любимых форматах интервью, озабоченностью судьбой оперы и другом с Александром МАТУСЕВИЧЕМ побеседовал Филипп ГЕЛЛЕР.

– Александр Петрович, вышли два ваших новых труда – «Оперная летопись Москвы. XXI век» и «Беседы об опере и не только», расскажите о них вкратце. Почему вы решили выпустить их именно сейчас?

– Первая книга – сборник рецензий на оперные спектакли пяти московских театров за четверть нынешнего века: Музыкального им. Станиславского и Немировича-Данченко, Детского им. Сац, Камерного им. Покровского, «Геликона» и «Новой оперы» им. Колобова. Это театры московского административного подчинения и московского значения – в отличие, например, от Большого театра, который административно театр федеральный, а по значению – всероссийский или даже мировой музыкальный центр. Именно эта пятерка в моем понимании формирует оперный контекст родного города – поэтому оперную летопись столицы «пишут» художники-творцы именно этих театров. Вторая – накопленные за тот же период диалоги с деятелями музыкального, прежде всего оперного театра: певцами, дирижерами, режиссерами, директорами. Но круг затрагиваемых вопросов гораздо шире оперы, поэтому в названии есть эта добавка – «и не только».

Почему книги появились именно сейчас? Наверно, звезды сошлись. Подоспел мой личный юбилей – захотелось подвести какие-то промежуточные итоги. Накопилось достаточно материалов для полноценных книг. Нашлось замечательное издательство «Планета музыки», которому это оказалось интересно.

– С кем вам было труднее всего делать интервью – с певцами, дирижерами, композиторами, музыкантами-исполнителями, режиссерами, управленцами?

– Наверное, с режиссерами: наше видение эталонного оперного спектакля сильно различается. Конечно, режиссеры разные, есть среди моих героев и те, с кем мы исповедуем сходные эстетические позиции, но в целом, мне кажется, у нас очень разное мышление. Соответственно и представление о том, каким должен быть хороший оперный спектакль, очень часто не совпадает.

– К чему вы стремитесь, делая то или иное интервью? Что для вас самое важное в беседе с человеком?

– С одной стороны, конечно, стремлюсь сделать портрет: чтобы сразу четко проступал герой, его суть – идейная, эстетическая, человеческая. С другой, стремлюсь удовлетворить собственный интерес меломана-театрала: расспросить именно о тех вещах, что меня самого волнуют, что для меня представляют наибольший интерес в творчестве того или иного героя, а также в его взглядах на искусство. Но самое важное все же – чтобы интервью получилось, а именно – чтобы его было интересно читать: конечно, я его делаю в какой-то степени и для себя тоже, но все же и для публики, для читателя – прежде всего должно быть интересно широкому кругу тех, кто интересуется музыкой и театром.

– Какой формат вам ближе – портретное или событийное интервью?

– У меня никогда не получалось в чистом виде ни того, ни другого, да я никогда и не стремился к эдакой дистиллированной чистоте жанра. Событийное интервью всегда все равно затрагивало более широкий круг вопросов, чем те, что связаны с тем или иным событием, и так или иначе выводило на характеристику личности, на портрет. Портретное, наоборот, опиралось на массу фактов из биографии, на события. По-моему, одно с другим всегда тесно связано.

– Интервью с кем вы выделили бы особо из всех своих работ? Встречи с какими звездами академического музыкального искусства стали для вас самыми значимыми или, может быть, дорогими?

– Одно из моих первых интервью вообще – с Галиной Писаренко. Оно получилось очень личностным, теплым, душевным. До сих пор читается интересно, как беседа дружески настроенных друг к другу людей. Когда мы с ней расставались, Галина Алексеевна подарила свою книжку с дарственной надписью: «Мне было так приятно и просто говорить с Вами, как будто мы старые друзья». Этот эмоциональный контакт у нас с ней сразу установился, хотя это была первая и единственная встреча.

Яркий разговор состоялся с Натали Дессей: хотя мы говорили через переводчика, но общий язык нашли быстро. С Любовью Казарновской беседовать всегда одно удовольствие: она очень образно говорит, обладает потрясающей эрудицией. Было и интервью с Ричардом Бонингом: наш разговор без переводчика получился очень откровенным и острым, он не стеснялся в выражениях. Впрочем, как и его супруга Джоан Сазерленд. Интереснейшие беседы были с нашими советскими вокальными звездами: Ириной Масленниковой, Еленой Образцовой, Галиной Вишневской, Маквалой Касрашвили, Марией Биешу, Виргилиусом Норейкой, Зурабом Соткилавой, Владиславом Пьявко, Михаилом Мунтяном. Из более поздних – с Марией Гулегиной, Анной Нетребко. Краткая беседа была с Юрием Темиркановым, а вот с Геннадием Рождественским – большой и глубокий разговор. С Фьоренцей Коссото делал интервью – оно получилось прямолинейным, ведь она очень возмущалась тем, что происходит сейчас в опере. С Миреллой Френи была яркая и обстоятельная беседа. Четыре обстоятельные беседы с пианистом и дирижером Борисом Блохом – он болеет за оперу так же сильно, как и я, а может быть, даже больше.

– Что привлечет читателя в ваших «Беседах»? Назовите причины эксклюзивности, уникальности этой книги.

– Все интересующиеся музыкальным театром, и профессионалы, и любители, смогут найти в этих диалогах немало интересных мыслей, наблюдений, выводов, неожиданных порой взглядов на мир оперы. Трудно себя хвалить, но мне кажется, что уникальность книги, быть может, в том, что в ней, почти в каждой беседе, звучит мотив озабоченности судьбой оперы, ее нынешним состоянием и перспективами на будущее. Оно весьма тревожно.

– Перейдем к «Оперной летописи Москвы». Анализировать оперные спектакли – благодарное и благодатное ли это дело? Что для вас опера и почему именно ее вы выбрали в качестве основного объекта рецензирования?

– Опера – давняя любовь, с молодости. Пришло это не сразу: в детстве и ранней юности я был достаточно равнодушен к жанру, относился всегда с уважением, как к чему-то грандиозному и величественному, но моих душевных струн он не затрагивал. Но все же похаживал на оперные спектакли время от времени, потом стал слушать и коллекционировать записи, читать много о музыкальном театре, и, видимо, шло накопление информации – впечатлений и эмоций, – и однажды количество переросло в качество: «плотину прорвало», и обратной дороги уже нет.

Почему именно опера? Классическая музыка была со мной с детства, с какого-то момента проснулся интерес и к театру, опера – это то место, где они встречаются, и из этой встречи рождается что-то невероятное по силе эмоционального воздействия и абсолютно прекрасное. Раз заразившись этим по-настоящему, уже невозможно выйти из-под чар великого искусства. Анализ оперных спектаклей – интереснейшее занятие, поскольку это искусство синтетическое, многослойное, сложное, многогранное. Благодарное ли? Ну, смотря от кого ждать благодарности. Если от режиссеров и певцов – то, конечно, не всегда: мало кто любит и воспринимает критику. Если от публики, читателей-меломанов – то чаще да, благодарное: люди нередко нуждаются в каких-то ориентирах в восприятии искусства, особенно такого сложного.

– Как выглядит для вас идеальный оперный спектакль? Мы не говорим о должном вокальном уровне, а обсуждаем именно постановочную часть. Исходя из выводов в ваших рецензиях, вы все же консерватор и традиционалист?

– Я рационалист, если можно так выразиться. То есть я – всегда за разумный подход к материалу, к партитуре. А разумный подход предполагает примат музыки в опере и следование в постановочных решениях исключительно исходя из музыкальной драматургии, то есть из того, что заложено прежде всего композитором – подлинным автором любой оперы. Идеальный спектакль – тот, который не противоречит музыкальным идеям, эмоциональному строю, атмосфере партитуры. А средства выразительности могут быть самыми разными, самыми современными – ничего не имею против, а приход новомоднейших технологий только приветствую.

– Как вы считаете, насколько сильно изменилась литература об академической музыке за то время, когда вы начинали деятельность критика и современность? Какие вы видите тенденции?

– Если говорить о книгах по музыке, то их стало значительно меньше, может быть, не за последние 25 лет, а по сравнению с советским временем. В то же время стало доступно – прежде всего с Запада – многое из того, что ранее было для нас закрыто, или такого, что вряд ли оказалось бы на полках книжных магазинов, оставаясь мы жить дальше в СССР. Для думающего человека, критически мыслящего, способного самостоятельно разобраться в предмете, ограничения всякого рода, конечно, излишни, поэтому большая свобода сегодня и больший выбор – это благо. Однако это не означает, что все, что пришло и приходит из-за рубежа – высокого качества. Еще одна тенденция последнего времени – многие коллеги, музыкальные критики взялись за написание книг – от составления сборников своих прежних работ до более или менее целостных повествований. Это показатель в известной степени невостребованности профессии, музыкально-критической деятельности там, где она должна быть востребована – в СМИ: площадок для музыкального критика, где можно высказаться, становится все меньше и меньше.

– Я заметил, что ваш стиль и манера написания, например, рецензий сильно изменились за эти четверть века. Сейчас вы стали писать в целом мягче и тоньше. У вас просто поменялось мироощущение?

– Думаю, что это просто диалектика: развитие личности, отрицание себя прежнего – не полностью, но в какой-то степени. Невозможно всегда быть одинаковым – да это и просто скучно. Мы ведь все время чему-то учимся, растем, познаем новое, доходим своим умом до чего-то такого, до чего по молодости практически невозможно было дойти. Но полагаю, что в чем-то главном, краеугольном, я остался прежним – например, при всей неистовой любви к классике я как интересовался новой музыкой, так и интересуюсь ею или как не любил радикальную режиссуру в опере, так и не люблю. Более мягкие оценки – это, наверно, возраст, более изящные – может быть, это уже мастерство?

– Можно ли сказать, что «Оперная летопись Москвы» – какой-то итоговый материал? Наверняка же будут новые материалы о спектаклях в Москве – думали ли, куда они войдут?

– Новые материалы о московских спектаклях уже есть – новый сезон начался, и появились тексты, которые не могли войти в книгу, поскольку написаны только что, уже после ее выхода из печати. Куда они войдут, посмотрим через следующие 25 лет. Тогда и станет понятно, насколько данная книга – итоговый материал: очень надеюсь, что она – лишь некий промежуточный итог и многое еще впереди.

– А ждут ли нас ваши книги о региональных театрах?

– Об этом не думал: но все возможно, тем более что в России есть очень яркие оперные театры, и о них стоит написать, тем более что многие я неплохо знаю, поскольку стараюсь ездить по стране, бывать на значимых премьерах. Точно могу сказать, чего следует ждать совсем скоро: книги о юбиляре этого года, моем любимом композиторе Римском-Корсакове – точнее о современных интерпретациях его сочинений. Взгляд на Николая Андреевича из нашего XXI века – что и как ставят и почему так, а не иначе. Поскольку творчество композитора в основном востребовано в России, то вот в этой книге как раз значительное место будет уделено российским региональным оперным театрам.