Прошу извинить эти жалобы заключенного

Революции историки не нужны. Фото Владимира Захарина

В этой книге подробно рассказывается о жизни и деятельности императрицы Марии Федоровны во время ее нахождения в России. Значительная часть книги посвящена временам Первой мировой войны и революции 1917 года. Особый интерес, на мой взгляд, представляют главы, где рассказывается о гибели членов царской семьи в период революции.

Во время работы в Королевской библиотеке в Копенгагене автору книги удалось найти письма великого князя Николая Михайловича, которые он тайно посылал датскому послу в Петрограде Харальду Скавениусу из застенков Петропавловской крепости с просьбой о помощи.

29 января 1919 года в Петропавловской крепости как «заложники» за убийство в Германии вождей немецких коммунистов Розы Люксембург и Карла Либкнехта были расстреляны четверо великих князей из Дома Романовых: Георгий Михайлович, Дмитрий Константинович, Николай Михайлович и тяжелобольной Павел Александрович, которого вынесли на расстрел на носилках.

Трагедии могло не произойти – за великих князей хлопотали влиятельные люди в России и за ее пределами. Незадолго до расстрела удалось вызволить из крепости пятого узника – больного туберкулезом князя императорской крови Гавриила Константиновича. Уже через несколько дней после его ареста, 19 августа 1918 года, врач Политического Красного Креста Манухин, наблюдавший за арестованными Петропавловской крепости, обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома Бонч-Бруевичу с просьбой освободить князя, однако против высказался Ленин. За Гавриила Константиновича просил Горький в личном письме: «Дорогой Владимир Ильич! Сделайте маленькое и умное дело – распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего великого князя Гавриила Константиновича Романова. Это очень хороший человек, во-первых, и опасно больной, во-вторых. Зачем фабриковать мучеников? Это вреднейший род занятий вообще, а для людей, желающих построить свободное государство, – в особенности… Выпустите же Романова и будьте здоровы. А. Пешков».

Позже через Финляндию Гавриилу Константиновичу удалось вырваться из «объятой красным пламенем» Советской России.

Судьбой оставшихся в заточении озаботилась датская королева Александрина, племянница великих князей Николая и Георгия. Король Дании Кристиан Х просил датского посланника в Петрограде Харальда Скавениуса сделать все возможное для освобождения осужденных. После убийства Урицкого и покушения на Ленина сделать это становилось крайне трудно. 6 сентября 1918 года был опубликован первый список заложников, которые подлежали расстрелу в случае, если будет убит кто-либо из советских работников. Он начинался именами великих князей – узников крепости. После этого посланник Дании от своего имени обратился к советскому правительству с требованием предоставления гарантий осужденным Романовым. При участии Харальда Скавениуса и датского посольства в Петрограде в тюрьму для осужденных три раза в неделю доставлялись дополнительные продукты питания. Скавениус находился в переписке с Николаем Михайловичем, а также пересылал в Лондон письма Георгия Михайловича его жене, великой княгине Марии Георгиевне. Великий князь писал супруге: «Я твердо решил, что если мне суждено умереть, то смерть я хочу принять, глядя ей прямо в глаза, без всякой повязки на глазах, так как я хочу видеть оружие, которое будет направлено на меня. Я уверяю тебя, что если это должно случиться, и если на это есть воля Божья, то ничего в этом страшного нет».

В течение осени 1918 года Харальд Скавениус находился в контакте с арестованными великими князьями, посещал их в тюрьме вместе с женой Анной Софией и вынашивал план подкупа охранников тюрьмы, для чего запросил из Копенгагена для организации побега 500 тыс. руб. 11 декабря 1918 года датский посол в Лондоне сообщил ему, что датская королевская чета готова предоставить в его распоряжение эту сумму. Освобождение казалось совсем близким. Но разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией сорвал эти планы. В декабре 1918 года датский посланник в Петрограде Харальд Скавениус вынужден был покинуть Советскую Россию. Для великих князей, едва поверивших в свое спасение, это обернулось трагедией.

По ходатайству Горького и членов Академии наук вопрос о возможном освобождении Николая Михайловича был поставлен на повестку дня заседания Совнаркома 16 января 1919 года, но решен так и не был. Устная резолюция большевистских лидеров звучала определенно: «Революции не нужны историки».

В архиве Харальда Скавениуса, хранящемся в королевской библиотеке в Копенгагене, автору книги удалось обнаружить три письма великого князя Николая Михайловича из казематов Петропавловской крепости от 6 сентября, 5 октября и 13 октября 1918 года. Письма проливают свет на план побега великих князей из большевистской России. Публикуем их без сокращений.

Итак, первое письмо:

«06. IX. 1918.

Господин министр

Осмеливаюсь подсказать Вам еще кое-какие идеи по поводу нашего освобождения. Если бы только вмешательство в составе трех скандинавских королевств имело бы место, это было бы превосходно. Но, честно говоря, я не очень-то верю в подобные коллективные вылазки. Напротив, если бы Вы смогли действовать по собственному почину, то это изменило бы дело. В частности, если бы Вы сыграли на родственных связях, объединяющих меня и моего брата с Ее Величеством Королевой. Я, естественно, говорю только о нас двоих. (До меня дошел слух, что княгиня Клейнмихель изо всех сил хлопочет за вел. кн. Павла и за Константинов. Это все их личное дело. Но Вы меня достаточно хорошо знаете и поэтому понимаете, что подобные действия у меня вызывают неприязнь.) Но мне известно, что многие комиссары, такие как Луначарский, Дзержинский (этот московский Урицкий) и Бокий могли бы склониться освободить великих князей и выслать их из страны за границу. Говорят, что такой же точки зрения придерживается и безгрешный Ленин.

Почему бы сегодня не попробовать воспользоваться временной разрядкой, пришедшей на смену череде кровавых дней. Даже в вечерней «Красной газете» высказываются за менее жесткие меры.

Увы, я, уже почти дожив до 60 лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии.

Прошу извинить эти жалобы заключенного и заверяю Вас в моих самых искренних чувствах.

Николай».

Второе письмо:

«05.Х. 1918.

Господин Министр

Юлия Кудрина. Императрица Мария Федоровна. 1847–1928. Биография. – М.: Прометей, 2023. – 732 с.

Взятие Камбре и Кантен, сдача Армантьера и Ланса; продвижение в Шампани и в Apгоннах, на Бетели и Вузье и, наконец, наступление американцев в Лотарингии со стороны Нанси доказывают, что на этот раз атака серьезная и решающая. Поражение Болгарии, это невероятное перемирие, нерешительная позиция Турции, все это может иметь большие последствия, не говоря уже о внутреннем кризисе, который имеет место в Германии.

Какие мрачные мысли, должно быть, сейчас у княгини Клейнмихель, у вашего шведского коллеги и у некоторых испанцев, работающих в Петрограде!

Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне надо готовиться к тому, что, может быть, я окажусь на свободе.

Не могли бы Вы мне сообщить через Г-д Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним приспособиться. После этого мне нужно будет запастись какими-нибудь документами и бумагами для переезда из Стокгольма в Мальмё как для меня самого, так и для моего слуги.

Чудесное письмо, которое я получил от Ее Величества Королевы, моей племянницы, наполнило меня радостью. Узнаю дочь моей сестры и внучку моего отца.

Иллюзии Ее Величества Императрицы-Матери по поводу судьбы ее августейшего сына меня расстраивают. Было бы просто чудом, если бы он остался целым и невредимым. Какая радость, что она наконец сможет соединиться со своими датскими родственниками.

Мой бедный брат Георгий страшно нервничает и худеет прямо на глазах, это последствие пребывания в тюрьме и тех несправедливостей, которые обрушились на его семью. Если я не добьюсь его освобождения одновременно с моим, то нужно будет, чтобы действовали с Вами совместно, я буду иметь честь сказать Вам это лично.

Заверяю Вас и Мадам в моей искренности, сердечности и признательности.

Николай».

И наконец, третье письмо:

«13.Х. 1918.

Петропавловская крепость.

Господин министр

Я хочу, чтобы Вы были в курсе всей подноготной переговоров по поводу моего освобождения. Мой верховный управляющий Молодовский, которого Вы знаете, был принят 20 IX самым любезным образом гетманом Скоропадским. Он тут же напрямую связался с Берлином и поручил г-ну Палтоффу телеграфировать по этому поводу Иоффе. И вот, прошел уже почти месяц – никакого результата и никакого удовлетворительного ответа. В том, что касается гетмана, он попросил господина Молодовского передать мне, что он предоставляет мне свободу выбора места на Украине, где бы я хотел проживать. Все власти Киева были необычайно любезны с Молодовским.

Я попросил Брюммера или Бирюкова поведать Вам о содержании этого интересного письма, но я побоялся, что они не смогут с Вами встретиться по причине вашей занятости. Поэтому я решил Вас сам ввести в курс дела. Оно заслуживает пристального внимания, потому что я думаю, что не ошибаюсь по поводу настоящих намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев, воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости. Если Вы хотите посвятить в содержание этого письма С.М., Вашего Короля, я не буду иметь ничего против.

Заверяю Вас в моих самых сердечных чувствах.

Николай».

Теперь немного о самих князьях. Великий князь Николай Михайлович (1859–1919) – внук Николая I, генерал-адъютант. С 1892 года занимал пост председателя Русского географического, а с 1910 года – Русского исторического общества. Автор исторических трудов: «Император Александр I. Опыт исторического исследования», «Граф П.А. Строганов (1774–1817)», «Князья Долгорукие, сподвижники императора», «Император Александр I в первые годы его царствования» и «Русские портреты XVIII и XIX столетий». Он придерживался либеральных взглядов, выступал за реформы и конституционную монархию, состоял в переписке с Толстым.

Великий князь Георгий Михайлович (1863–1919) – генерал-адъютант, генерал-лейтенант, состоял при Ставке Главнокомандующего. Увлекался нумизматикой, был автором издания «Русские монеты XVIII и XIX вв.» и инициатором издания 15-томного труда по истории денежного обращения России «Корпус русских монет XVIII–XIX вв.». С 1895 года он возглавлял Музей императора Александра III, позже известный под названием Русского музея.

Великий князь Дмитрий Константинович (1860–1919) – двоюродный брат Александра III, главноуправляющий Государственного коннозаводства. Он не раз заявлял, что все великие князья из рода Романовых должны сами отказаться от тех высоких постов, которые они занимали по традиции. Как и его брат, великий князь Константин Константинович (1858–1915), президент Академии наук, поэт и драматург), Дмитрий Константинович стоял в стороне от остальных членов царской семьи.

Великий князь Павел Александрович (1860–1919) – пятый сын императора Александра II, генерал от кавалерии. Командовал лейб-гвардии Конным полком (1890–1896) и Гвардейским корпусом (1898–1902), был почетным председателем Русского общества охраны народного здравия. Незадолго до ареста, 9 августа 1918 года, датский посланник Харальд Скавениус предложил ему план организованного побега из России. Великий князь наотрез отказался, заявив, что он скорее умрет, нежели наденет на себя австро-венгерский мундир.