0
6104
Газета Печатная версия

18.10.2023 20:30:00

Кто устоял в сей жизни трудной…

Воспоминания о грустном и веселом стихотворце, пулеметчике 1-го отдельного стрелкового батальона Давиде Самойлове

Тэги: мемуары, война, поэзия, давид самойлов, юмор


мемуары, война, поэзия, давид самойлов, юмор Зиновий Гердт и Давид Самойлов. Иллюстрация из книги

Фашистов уничтожили, а дома гнет и демагогия

Давид Самойлов принадлежит поколению поэтов, ушедших со студенческой скамьи на фронт. Таким его знает широкий читатель. Еще, конечно, у каждого любителя поэзии в памяти «Сороковые, роковые…». В современных реалиях некоторые зачитываются этим стихотворением, в котором находят силы и душевную поддержку.

Сам поэт не любил говорить о войне и не бравировал своим военным прошлым, хотя было чем: на фронте – «от звонка до звонка», служил пулеметчиком 1-го отдельного стрелкового батальона, дошел до самого Берлина. Награжден медалью «За отвагу» за то, что в июле 43-го в районе Карбусель под Ленинградом во время атаки первым ворвался во вражескую траншею и убил трех гитлеровцев. Но сам вспоминал о войне нечасто. Просто, как шутили близкие, как-то раз вышел из дома и дошел до Берлина.

Один из авторов книги литературовед Вадим Баевский вспоминает: «Однажды я спросил С.: «Представляю себе, какое приподнятое настроение было у вас сразу после войны. Фашистов победили, пол-Европы освободили от них и сами уцелели. С. посмотрел на меня необыкновенно зло: «Горько было и грустно. В моей жизни не было тяжелее времени. Фашистов уничтожили, а дома гнет и демагогия».

Эта книга, составленная Александром Давыдовым и Геннадием Евграфовым, включает в себя не только воспоминания о поэте его знаменитых близких друзей и учеников, но также и людей, чьи имена не столь широко известны публике. Но именно такой подход позволил воссоздать образ Давида Самойлова, который, как и многие выдающиеся мастера XX века, оброс самыми разными клише и стереотипами. Каждый из представленных в книге мемуарных очерков «возвращает» нам Самойлова не только как поэта высокой культуры, справедливо увенчанного лаврами мэтра – наставника, авторитета, но и человека, наделенного необыкновенным чувством юмора, озорного, радующегося жизни, которому ничто человеческое не чуждо. Через Михаила Козакова мы видим Дезика (так звали Самойлова в близком кругу), известного своим искрометным юмором: «Нынче ж, Миша, на досуге/ Покажи, что не ослаб/ И, пускай они и суки/ Заведи себе двух баб». Игорь Губерман полагает, что «...лучшими всегда были случайно брошенные слова хозяина дома. Например, однажды он сказал, что старость – это когда бутылку еще видишь, а рюмку – уже нет».

Вспоминают о поэте люди самых разных возрастов, разных взглядов и судеб, но, может быть, поэтому книга приобрела удивительную полифонию, сравнимую с музыкальным произведением – сравнение это, несмотря на кажущееся преувеличение, вполне уместно именно в случае с Самойловым, если учитывать его любовь к музыке, из которой он черпал силы и вдохновение. Думаю, первое четверостишие известного стихотворения «Шуберт Франц», если не все полностью, можно назвать своего рода кредо жизни поэта. «Шуберт Франц не сочиняет/ Как поется, так поет/ Он себя не подчиняет/ Он себя не продает». Да и по словам его сына Александра Давыдова, воспоминаниями которого открывается эта книга, музыка «была его религией и мистикой, тропинкой к вечному для него, отрицавшего другие пути».

38-15-12250.jpg
«Тебя мне память
возвратила…»: Книга
воспоминаний о Давиде
Самойлове / Сост. и коммент.
А.Д. Давыдова и Г.Р. Евграфова,
предисл. А.С. Немзера.– М.:
Центр книги Рудомино,
2023. – 448 с.
Сборник интересен не только подробностями из жизни крупного поэта, но также острым чувством свободы героя, свободы выстраданной, тяжело заработанной, свободы, которую Давид Самойлов, как никто другой, не только лелеял и ценил в себе как поэт, но, что не менее важно, и говорил о ней. Даже тогда, когда говорить тяжело: «Свободы нет. Порыв опасный/ Отнюдь не приближает к ней/ Лишь своевольства дух всевластный/ Осуществляется вольней». Сегодня эти строки, написанные в 1987 году, могут показаться кому-то пророческими, а у кого-то вызвать острое желание поговорить. Как писал он в своих «Памятных записках»: «Первая свобода – это свобода выговориться». Именно этой свободой, «первой свободой», из которой и растет любое искусство и дышит эта книга.

Виктор Леонидов

Он был больше, чем поэт

«От Пушкина Самойлов унаследовал искрящуюся легкость стиха. И двигался он по жизни так же легко, импровизационно, но за застольной беспечностью Самойлова скрывалась работа острого, порой безжалостного ума, что особенно ощущается в его дневниках. И почти невесомое перо перепархивало от лубочного скоморошества к пушкинско-шекспировской трагедийности». Такие слова, удивительно точные, нашел Евгений Евтушенко, когда писал о Давиде Самойлове.

Казалось бы, сравнение с Пушкиным любого поэта нашего времени просто невозможно. Однако в случае с Давидом Самуиловичем, мне кажется, ни у кого никаких возражений не вызовет. Один из самых выдающихся русских поэтов, участник Великой Отечественной войны, он был не только хранителем и продолжателем лучших традиций русской классической поэзии. Самойлов стал своего рода центром, маяком, на свет которого слетались мотыльки.

Мотыльками этими были и Зиновий Гердт, и Юлий Ким, и Сергей Никитин, и Михаил Козаков, и Лидия Либединская, в 1941-м провожавшая Цветаеву в эвакуацию, и Игорь Губерман, и Вениамин Смехов, и Александр Городницкий, и многие другие. Двери дома Самойловых не закрывались ни на минуту. Так велика была тяга людей к этому блистательному, удивительно остроумному человеку. Сбежав из Москвы в тихий эстонский город Пярну, Давид Самойлов продолжал принимать вереницу бесконечных гостей из Москвы и Питера. Потому что те, кто вкусил радость общения с ним, жить без Самойлова просто не могли.

Он сыпал своими бесконечными, поистине блистательными остротами, сочинял шуточные, порой не всегда приличные эпиграммы. С гостями беседовал об истории, о судьбе и времени, и за этим легким общением стоял мыслитель большого масштаба. И, конечно, поэт фантастического, необыкновенного дарования: «Кто устоял в сей жизни трудной,/ Тому трубы не страшен судный,/ Звук безнадежный и нагой,/ Вся наша жизнь – самосожженье,/ Но сладко медленное пенье/ И страшен жертвенный огонь».

Вы встретите в этой книге воспоминания Александра Городницкого, своими размышлениями поделятся профессор Таллинского университета Ирина Белобровцева и Лидия Либединская. Все они и многие другие вспоминают счастье общения, безудержное веселье и разговоры о самом серьезном, какие могли только быть в Советском Союзе. И сквозь этот хор прежде всего звучит главная нота – нота благодарности Давиду Самойлову, этому фантастическому человеку, который сделал их жизни, как и жизни тысяч своих читателей, настолько богаче и ярче. И страницы этого сборника, как и строки стихов Давида Самуиловича, напоминают о вечном и светлом. А это так необходимо сегодня.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Утопить ненависть в море любви

Утопить ненависть в море любви

Евгений Лесин

Андрей Щербак-Жуков

Константин Кедров – настоящий поэт еще и потому, что поэзия для него прежде всего игра и головоломка

0
4915
И розовый бантик

И розовый бантик

Вячеслав Харченко

Истории про бокалы для шампанского

0
3094
В день Семистрельной и Страстной

В день Семистрельной и Страстной

Борис Колымагин

Валентин Дронов пишет здесь и сейчас, но так, как говорили в 1980-х

0
2473
И на полях Московской области

И на полях Московской области

Александр Балтин

Открытый поэт закрытого мира Денис Новиков

0
2401

Другие новости