Елена Константинова
Китай глубоко проникает в сердце. Неизвестный художник. Духи-хранители периодов дня и ночи.
Слева – страж полуночи (с 11 вечера до 1 часа ночи), справа – страж утра (с 5 до 7 утра).
Рисунки на керамической плитке китайской династии Хань. Национальный музей Шотландии, Эдинбург
«Писатель-миллионер» – это Сергей Георгиев. Тираж его книг для детей превысил миллион экземпляров. Вот-вот выйдет новая – «Три снеговика». А к многочисленным литературным премиям недавно прибавилась еще одна – имени Александра Грина: «за литературные произведения, посвященные детям и юношеству, созвучные идеям творчества выдающегося русского писателя-романтика А.С. Грина». С Сергеем ГЕОРГИЕВЫМ беседует Елена КОНСТАНТИНОВА.
– Сергей Георгиевич, первый вопрос не связан впрямую с вашим творчеством. Какая ваша любимая-любимая сказка Андерсена и что чаще всего слушаете из Моцарта?
– Все сказки Андерсена прекрасны, а Моцарт – один из самых любимых моих композиторов, слушаю постоянно. Но если все-таки нужно что-то выделить, то «Новое платье короля» и «Секстет деревенских музыкантов».
– Ваши книги «Ганс Христиан Андерсен. Сын башмачника» и «Вольфганг Амадей Моцарт. Светлый ангел» – заказ издательства или личная инициатива?
– Заказ издательства. Более того, работал с уже готовыми макетами, книги выходили, кажется, в Китае, на английском языке. У нас перевели, текст издательству не понравился, обратились ко мне. Я согласился – все-таки любимые писатель и композитор. Но при единственном условии – не буду читать то, что там написано до меня. Возможности мои оказались весьма ограниченными – и объем текста заранее задан, и привязка к готовым иллюстрациям. Если б начинал на пустом месте, написал бы совсем по-другому, подробнее и душевнее, наверное. Но я старался.
– По словам славного одинокого старичка из андерсеновской «Бузинной матушки», настоящие сказки и истории «приходят сами! Придут и постучатся мне в лоб: «Вот я!» Не так же ли и у вас?
– Почти так. Только у меня не «в лоб», просто внезапно становится тепло на сердце, и перед глазами открывается какой-то новый мир...
– Как родился цикл «Умный Ежик»? Одна из его миниатюр, честно говоря, завораживает: «Мимо Ежика плавно проплыла серебристая нить паутинки. Ежик изловчился, ухватил было паутинку за кончик, но та затрепетала и вырвалась на волю. Резкий порыв ветра подхватил паутинку и стал поднимать все выше и выше! Вскоре паутинка оказалась над вершинами сосен и растворилась в небе. Синее небо сразу же сделалось холодным и прозрачным… – Разве ж ее поймаешь, эту осень? – вздохнул Ежик. – Да и поймаешь – так не удержишь…»
– Это мои детские воспоминания. Лес, речушка… И паутинка, мы зачем-то уже осенью с родителями и младшим братом заезжали на дачу. Хотел написать: «Ежик – это я», но Флобер со своей мадам Бовари опередил.
– А «Щенок Проня» из деревни Озерки?
– Моя дочь Таня еще до школы дружила с Машей Поляковой, которую родители каждое лето увозили к бабушке в глухую уральскую деревеньку с чудесным названием Озерки. Возвращаясь в город, Маша еще долго любой разговор начинала так: «А вот у нас в Озерках…» У нас дома жил пес Дюша, а потом щенка подарили и Маше. И она отправилась на все лето в Озерки уже не одна. А дальше – мои фантазии, я только сделал Проню коренным деревенским.
– Как по-вашему – короткий рассказ, как нередко утверждают литераторы, написать труднее, чем крупную вещь?
– Сложно сказать… Когда работаешь, ни о чем таком не думаешь. Состояние полного счастья. Труднее или не труднее? Не знаю…
Сколько времени уходит на один рассказ? По-разному. Сажусь за компьютер только тогда, когда в голове уже все сложилась. То есть заканчиваю работу, как машинистка, которая пишет под диктовку. А вот в голове иногда что-то может как молния сверкнуть – и всё. Откуда это, бог весть. А иногда неясно забрезжит нечто манящее и таинственное, дразнит, но близко не подпускает… Ходишь день, неделю с этим непонятным или месяц… Как наваждение. Бывает, впустую ходишь, так и не понял в итоге, что это. Но чаще пелена с глаз спадает – и бегом за компьютер.
– Что же заставляло и заставляет вас, мастера слова, работать и в этом жанре? Тому примеры – давний роман «Запахи миндаля», составленный из притч, сборники «Вовка Абрамушкин, Вася Белкин и другие такие же», «Дрессировщик бутербродов»…
– В детстве очень любил (да и сейчас люблю) китайские сказки. В конце 1950-х еще пышным цветом цвела Великая Дружба с китайским народом, всего китайского было очень много (не только переводы сказок, но и фильмы, авторучки, кеды, рубашки, чудесные консервированные мандарины, наконец…). Китай (где я никогда не бывал) настолько глубоко засел в сердце, будто я прожил в Поднебесной долгие годы. Однажды захотелось выплеснуть чувства на бумагу. Сначала собирался писать только притчи, а когда их накопилось уже достаточно много, вдруг понял, что сама собой проявляется романная форма многоплановая, с несколькими переплетающимися сюжетными линиями. Продолжал писать притчи, но уже с учетом внутренней композиции романа.
– Импровизация или строгий план?
– Сперва чистая интуиция, чувства. Затем, когда уже понимаешь, что делать, – план.
– Задумывали одно, а вышло совсем другое. Такие неожиданные повороты в вашей практике случались?
– Случались, и не раз. Только не с отдельными историями, а с большими «мирами». Когда работаешь, скажем, над циклом рассказов с одним героем (или героями). Не только задумал, но уже и начинал одно, получилось другое. Пример с «Запахами миндаля» уже описал. Много раз получилось так с сюжетами для киножурнала «Ералаш»: не справился с рассказом, а картинку сделать легче. Коротко: однажды подсмотрел во дворе, как наш сосед с малышом-сынишкой возвращались из зоопарка (разговаривали очень громко, можно догадаться). Такая трогательная пара, мне сразу же захотелось написать душевный рассказ про любовь отца и сына. И не смог поймать интонации. А вот киносюжет получился – «Крик осла». Да и снялись в этой истории Сергей Безруков, Ирина Ливанова, Людмила Аринина и мой любимый актер – народный артист СССР Михаил Андреевич Глузский.
– Настроение сказывается на вашем слоге?
– Да, я человек настроения. Честно говоря, не считаю это свое качество недостатком. Напротив, очень ценю его. Считаю удачей, если удается точно передать настроение словом.
– Из ответа режиссера фильма «38 попугаев» Ивана Уфимцева в нашей беседе: «Режиссеру, занимающемуся постановкой фильмов для детей, ничто человеческое не чуждо. Ему тоже хочется медалей, премий, оклада повыше или хотя бы хорошей рецензии. Словом, всяких тщеславных и материальных знаков внимания за свой труд. Однако и медали, и рецензии дают и пишут вовсе не дети, а их родители. И вот, где-то на подсознательном уровне – ловишь себя на этом уже потом – срабатывает: сделаю-ка я так, чтобы и с мамой и папой поиграть, покажу, что я умный взрослый человек, не лаптем щи хлебал. Эти «ножницы» очень часто дают о себе знать. Не поддаться такому довольно тонкому обольщению весьма трудно. Но – по силам. Надо просто забыть о том, что тебе уже далеко за двадцать и ты что-то понимаешь в своем ремесле». Ведомы ли вам подобные «ножницы»?
– Нет, не ведомы. Никогда не отказываюсь от гонораров, считаю нормальным, если получаю достойное вознаграждение за труд. Мне же нужно кормить семью. Радуюсь наградам и премиям. Вот совсем недавно, в августе, присудили в Кировской области губернаторскую Премию имени Александра Грина. Неделю как на крыльях летал. Но писать, прикидывая в уме, сколько денег за это получишь, какие рецензии напишут, какими наградами отметят, – так я бы не смог. Пишу, чтобы порадовать себя в первую очередь. При этом всегда надеюсь, что на свете есть юные читатели (хорошо бы, и не только юные), чьи сердца могут биться в унисон с моим. А то, что честный труд должен быть достойно вознагражден, – для меня аксиома.
– Учитывая возраст вашего основного читателя, как вы обходите массу соответствующих сковывающих ограничений?
– Никаких ограничений для меня нет. Не знаю, природа наградила или Бог, может быть, от родителей досталось – есть у меня странное свойство: я легко могу вернуть себе почти любой мой детский возраст. Хорошо чувствую себя в детском саду, в первом классе… Живо помню те чувства, которые переживал тогда и точно так же ярко переживаю теперь. Вот таким, «маленьким», и выпутываюсь из ситуаций, которые сам же и придумываю. Так что мои читатели – они же и мои ровесники.
– Мораль – величина постоянная или переменная, зависимая от того, в какую сторону дует ветер?
– Мораль – штука сложная. Воровская мораль – это тоже мораль, только мораль «по понятиям». Еще бывает клановая мораль. Для меня важнее нравственность, выработанная веками. Вот здесь уже можно говорить об относительно постоянной величине.
– Должен ли писатель, и прежде всего детский, идти в ногу со временем?
– Конечно, а как же иначе?
– Но не на поводу у него?
– На поводу не стоит идти вообще ни у кого! Идти в ногу со временем?.. Просто уметь отличить сиюминутное от вечного. У меня есть рассказ «Митроша», давний, переиздавался очень много раз. Там мальчишка постоянно звонит однокласснице, которая ему очень нравится, не произносит ни слова и только тявкает в трубку, как собачонка. На одной из встреч с читателями какая-то девочка с удивлением спросила: «А что же, у них в телефонах определителей номера не было, да?» Тогда я объяснил: «Правильно, никаких определителей еще не придумали, другие времена, и телефоны совсем не такие, как сейчас». А потом в предисловиях стал писать: «Дорогие мои читатели, если что-то покажется непонятным и странным, поговорите об этом с мамой и папой или еще лучше – с бабушкой и дедушкой. Кстати, вот вам точка соприкосновения разных поколений. Не знать, к примеру, что современные дети разбираются в компьютерах лучше меня, глупо. Еще глупее вставлять в свою речь словечки из какого-нибудь птичьего языка. Я шагаю в ногу со временем, потому что знаю: кроме внешних примет современности, которые меняются с невероятной быстротой, существуют вещи гораздо более ценные. Это простые человеческие чувства, это душа человеческая. Я иду в ногу со временем (надеюсь), потому что разговариваю с моими юными современниками как взрослый человек. И разговариваю с ними как с равными. Может быть, прозвучит высокопарно, но наш разговор о вечном.
– Отметив отсутствие в должном количестве современной интеллектуальной детской литературы, не полагаете ли, что и она вскоре исчезнет за неимением спроса?
– Не хотелось бы такого страшного будущего. Смотрю на вещи с осторожным оптимизмом: вспомним 1990-е годы: на полках книжных магазинов, кроме страшилок и ужастиков (или это одно и то же?), больше нечего было взять.
К настоящему времени ситуация изменилась коренным образом: издается практически все, что написано для детей едва ли не на протяжении всей истории человечества. Выбирай что душе угодно. Огромное количество чудесных книг. Вопрос только в том, кто выбирает. Если можно так сказать, вопрос в квалификации юного читателя (либо его родителей, бабушек и дедушек). Откроет читатель действительно достойную книгу, мудрую и талантливо написанную, или же какую-нибудь непотребную дребедень. На сегодняшний день, как мне кажется, самой важной проблемой (государственного масштаба, не побоюсь этого слова) является воспитание у детей художественного вкуса, не просто пробуждение интереса к чтению, но к чтению не развлекающему, а дающему пищу для ума, формирующему нравственные основы личности.
– Вы писатель-отшельник или жизни не представляете без компаний, презентаций и всяческой светской кутерьмы?
– Отшельник. Профессия писателя – вообще удел одиночки. Но самым большим писательским счастьем для меня давно уже стали и, надеюсь, останутся навсегда встречи с читателями. А где еще узнаешь, «как наше слово отзовется»?
– С кем из детских поэтов и прозаиков вы на дружеской ноге?
– Так или иначе знаком практически со всеми, кто в настоящее время пишет для детей. За исключением, пожалуй, только самых молодых и начинающих. Отношения с коллегами (не со всеми скопом, естественно, а с каждым по отдельности) у меня либо очень хорошие, либо никаких (таковых мало). Третьего не дано.
А вот из ушедших хотел бы отметить двоих: Валентина Дмитриевича Берестова и Владислава Петровича Крапивина. Берестов очень высоко оценил мои скромные ученические еще литературные шаги на Совещании молодых писателей (да-да, именно так; людей не более чем с десятком журнальных публикаций на то время у каждого, гордо объявили писателями) в Пицунде.
Крапивин сначала как член редколлегии журнала «Пионер» одобрил присланный мной рассказ для публикации («Собаки не ошибаются», 1974), а затем (узнав, что мы земляки) через редакцию журнала «Уральский следопыт» отыскал малоизвестного автора. Мы познакомились, Владислав Петрович попросил показать все написанное к тому времени, после чего рекомендовал Средне-Уральскому книжному издательству издать первую книгу моих рассказов.
– Бывает ли вам скучно с самим собой?
– Никогда. Вот свободного времени почти не бывает. Дел всегда выше головы, не успеваю выполнить до конца все из задуманного. Огорчает лишь одно – хотелось бы больше общаться с внуками, хотя живем вместе.
– Предполагали ли вы, защитив кандидатскую диссертацию «Становление свободной индивидуальности», что в итоге вас назовут известным детским писателем?
– Нет. Хотя понял, что не могу не писать, еще в школе. И буду записывать свои мысли всегда, пока эти мысли будут рождаться в моей голове. И очень разумно рассудил (до сих пор горжусь этим): возможно, профессионального писателя из меня не получится, творения мои нигде печатать не станут. Ну и пусть, не всем же дано. А вот писать мне никто не запретит. Печатать не будут – значит, что-то не получается. И обижаться ни на кого не стану. К счастью, все получилось.
Я действительно окончил философский факультет и аспирантуру, на титульном листе диссертации после названия в скобочках написано «на материале современной детской литературы». Так вот, смею надеяться, то, чем я сейчас занимаюсь (пишу для детей), и есть подлинная практическая философия.
– Исследовать психику ребенка интересно?
– Наверное, хотя сам я не вполне исследователь. Я скорее сопереживатель. Мне интереснее (и важнее) не столько понять, сколько почувствовать моего героя. Когда удается, ощущаю кожей. Просто для примера. У меня несколько книг (и все они постоянно переиздаются) про мальчика Саньку. Саша, Сашуля – совершенно реальный человек, он мой родной любимый племянник, сейчас ему уже 36, два высших образования, отец семейства. С маленьким Санькой встречались мы не слишком часто, жили в разных городах. Мне его очень не хватало, скучал и постоянно вспоминал. А вот характер племянника я прочувствовал очень хорошо. И начал придумывать про него рассказы. Какие-то забавные (по большей части) ситуации выдумывал, а выкручиваться «заставлял» моего героя. Со временем увидела свет первая книжка о нем – «Шуршики». Я приехал в гости к брату, Сашулиному папе, подарил ему книгу. Санька ушел в свою комнату читать, а вернулся хмурый и насупленный. «Кто тебе проболтался?» – мрачно спросил он. Оказалось, в одном рассказе описана смешная история, которая действительно с ним произошла. «Да никто мне не проболтался! Я все выдумал от начала до конца. Кроме характера героя». Сашулю мне с трудом всеже удалось тогда успокоить, мы помирились. Но сердце мое екнуло: вот это попадание! Что же касается психики современных детей… Конечно, психологически они совсем другие, чем, скажем, мои сверстники и я сам в таком же возрасте. Но по-другому и быть не может.
– С каких лет вы с книжкой в руках?
– Сколько себя помню. У нас в семье читали все. Пока сам не освоил грамоту, книги мне вслух читала бабушка Таисья Евдокимовна. Бабушка еще до революции окончила классическую женскую гимназию, поэтому читала очень артистично. А когда научился читать сам (летом в Сочи, уже готовился пойти в первый класс), в награду получил подписку на журнал «Мурзилка». Вспомнилось весьма кстати, в следующем году «Мурзилке» исполняется 100 лет! А я постоянный автор журнала!
– Не могли бы вы вспомнить несколько эпизодов из детства/отрочества/юности, глубоко спрятанных в душе?
– Папа выписал «Мурзилку» за то, что я, повторяю, научился читать. «Какой ты у нас уже большой, – сказала тогда бабушка. – Совсем взрослый! Даже не верится!» Стать побыстрее взрослым мне очень хотелось. Но как-то не очень получалось. Именно поэтому я попросил папу записать меня в библиотеку. Случилось это уже в 3-м классе. Книг у нас в доме предостаточно, читать не перечитать. Библиотеку начал собирать еще мой дедушка. А мама разрешила брать из шкафа любую книгу. «Плохих у нас в доме нет, – объяснила она. – А если чего-то не поймешь, значит, просто читать эту книжку тебе еще рано! Возьми другую!» На отдельной полке у нас стояли сказки и другие детские книги.
Спрашивается, зачем в таком случае нужна городская библиотека? Сиди дома в удобном кресле и листай страницы! Дело совсем в другом. В библиотеку ходить нужно одному, самостоятельно. А самостоятельный человек – он и есть почти взрослый, это я прекрасно понимал. Потому что в нашем классе все мои друзья-приятели уже записаны в библиотеку! И девочки тоже! А теперь самое главное – про «Мурзилку». Наша городская детская библиотека была очень скромной – в одном помещении одновременно абонемент и читальный зал, столиков пять-шесть, наверное, не больше. Так вот, я сдал библиотекарю прочитанные книги, выбрал новые, повернулся, чтобы уйти… И застыл столбом! За дальним столом в читальном зале, возле окна, сидела девочка. Какая-то совершенно необыкновенная девочка, я таких никогда раньше не встречал! Нет, правда! Я еще тогда, сам не знаю почему, подумал: может быть, она к нам из Ленинграда приехала? Какой Ленинград?! При чем здесь вообще Ленинград?! Девочка читала какую-то толстенную книжищу. И при этом улыбалась. Я вдруг понял, что она читает – «Мурзилку» за прошлый или даже позапрошлый год.
В те времена во всех детских библиотеках, когда в декабре приходил последний, 12-й номер журнала, собирали весь годовой комплект и отдавали в переплет. Получалась солидная книга. Вот такую книгу и читала необыкновенная девочка. Забыв обо всем остальном на свете, подошел к ней и… И!.. И что?!
– Ты долго еще? – не придумал я ничего лучше. – Мне тоже хочется «Мурзилку» почитать!
Как же хорошо, никого, кроме нас двоих, в читальном зале нет!
Со стороны я выглядел, должно быть, самым глупейшим образом. Потому что «Мурзилку» каждый месяц почтальон приносил мне домой, все номера за прошлый год аккуратной стопочкой лежали на письменном столе. И перечитал каждый я уже, наверное, по десять раз!
– Садись рядом, – неожиданно и просто предложила девочка. И подвинула свое сокровище на середину стола.
Это один из самых счастливых дней моего детства! Мы просто сидели вдвоём за одним столом, необыкновенная девочка молча, мельком глянув на меня, переворачивала страницы. Я тоже все время молчал. Даже не догадался спросить, как ее зовут. И в какой школе учится, тоже не узнал! А потом девочка сказала:
– Ну все, мне пора!
И ушла.
Я хотел вскочить и пойти вместе с ней, но это получилось бы уж совсем по-дурацки! Она бы, ясное дело, догадалась о моей хитрой уловке!
– А я еще почитаю, так интересно! – только и буркнул я себе под нос.
Больше я этой девочки никогда не видел. А запомнил на всю жизнь!
– Распорядок дня, самодисциплина? Потому и много успеваете, и преуспеваете?
– Да, дисциплина железная. Без этого ни на какой успех, мне кажется, рассчитывать просто не приходится.
– Просчитываете ли вы коммерческий успех будущей книги?
– Нет, это не мое дело. Моя задача – написать хорошую историю, написать искренне, не кривить душой и ни под какие вкусы не подстраиваться. Название для книги выбирает издательство. При этом всегда выбирает из нескольких вариантов, которые предлагаю я. Для примера: только что в производство запущена книга, на окончательном этапе выбирали из двух названий: «Три снеговика» и «Верхом на снежинке». Оба мои, меня устроило бы любое. В итоге первое – «Три снеговика».
– Притча из «Запахов миндаля»: «Однажды Великий Мандарин в разговоре с мудрецом Лунь И посетовал на то, что, даже достигнув вершин власти и величия, он, Император Поднебесной, не понимает, зачем живет на этом свете.
– Мой государь, – отвечал мудрец Лунь И, – очень многим людям подобное обстоятельство значительно улучшает жизнь». Кажется, вечный вопрос «зачем?» вы решили для себя раз и навсегда?
– Решил. Давно решил. Жизнь прекрасна, но мы можем сделать ее еще лучше. Вот я и стараюсь в меру моих скромных сил.
Полная online-версия
комментарии(0)