Мир как цирк

Любить иных – тяжелый квест.  Рисунок Екатерины Богдановой

Иногда эти процессы переплетаются.

Так, новая книжка поэта Сергея Белорусца (кстати, подборку его юмористических миниатюр см. здесь) «Одушевленный конвейер» состоит из двух частей.

В первой автор на время становится «старшим дошкольником», «традиционно шагавшим не в ногу», и вспоминает свое московское детство на Беговой. Когда он пошел в первый класс, а из школьной формы как раз исчезли ремни и гимнастерки…

В этой части читатель узнает, например, о том, как, уже учась в институте физкультуры, будущий поэт списывал курсовую по легкой атлетике с работы Гарика Сукачева, закончившего то же заведение тремя годами ранее. Здесь же можно выяснить некоторые подробности такого редкого занятия, как сторож вязальных машин. А те, кому это уже интересно, откроют для себя совершенно новое средство против повышенного давления – от поэта Юрия Ряшенцева... И так далее. У меня, например, жестокий приступ ностальгии вызвало одно лишь упоминание о книжном магазине «Поэзия», что был в 1970–1980-х годах в Москве на Самотечной улице.

Даже в прозе поэт нет-нет, да и переходит на стихи. Во второй же части книги – стихотворения последних лет – уже свободно говорит на своем языке. Поэтому здесь можно узнать об авторе (а также о себе, о нас, о времени) гораздо больше.

Сергей Белорусец работает в жанре поэтической клоунады. Этот навык он успел отточить за много лет, сочиняя для детей. Одно из преимуществ «детских» авторов в том, что они обращаются к аудитории, органично занятой словотворчеством. Дети постоянно извлекают из слов дополнительные смыслы, не сильно обременяя себя правилами. Что роднит их с поэтами. «Устроим, брате,/ С о ц и о п а т и!..» «Базовый стандарт./ Генный примитив.../ На дворе –/ З и м а р т/ (Чем не Ф л е й т м о т и в?..)». «Пять строчек о ребятах/ Из детства твоего:/ В А р б а т с к и х В ы м и р а т а х/ Не встретишь никого...»

Сергей Белорусец. Одушевленный конвейер... Кое-что из нового. – М.: Библио ТВ, 2022. – 768 с.

Так – и на примере Белорусца это хорошо видно – поэтическая игра превращается в серьезное дело, когда родной язык помогает отвечать на любой вопрос, преодолевать беду, искать себя… «– Право слово,/ Лево дело.../ – Снова/ Жизнь не доглядела?...» «– Юдоль, –/ Вздохнула голь./ – Как знать, –/ Сказала знать...» «О своем гомоня и вякая,/ Снова жизнь наступает. Всякая./ Но – внутри у тебя (а где ж еще?) –/ П о э т и ч е с к о е у б е ж и щ е...»

Постепенно из потока коротких стихотворений-вспышек выстраивается тягуче подробное кино человеческого существования. Клоун смывает грим, и вот он уже в костюме обывателя, гражданина, пенсионера… «Неизменно в даль/ (Где ждала могила)/ Шел через деталь/ (Хоть и скучно было...). «По Общественной палате/ Ходит человек в халате./ Бродит в тапочках на босу/ Ногу (так сподручней боссу...)» «Р а з н о п р о ч т е н и е/ С в е р х о б я з а т е л ь с т в –/ Жизнь как стечение/ Всех обстоятельств...» И наконец, когда масок уже не остается, поэт становится тем, кто он есть. «Ты уходишь от былого/ (Ибо ждет новье...)/ Остается только слово/ (В том числе – твое...)»

Итак, можно не спеша и хладнокровно обставлять сцену, где в последнем акте «гибнет хор». А можно пустить две струйки из глаз. Если получится. Тем более что наш человеческий мир тоже часто похож на огромный цирк. Силачи и дрессировщики. Акробаты и жонглеры. Фокусники – везде и на любой вкус.

Поэтому самое интересное в стихотворениях Белорусца происходит, когда ты, пришедший в цирк посмеяться, вдруг чувствуешь мягкие опилки под ногами. Манеж, оркестр, реквизит остаются, а зрительских рядов, оказывается, нет. И ты не смотришь на «рыжего» сверху вниз. Он – твой коллега по цеху.