У нас это называется «каникулы»

На площадке появились танцующие пары.  Пьер Огюст Ренуар. Танец в Буживале (Сюзанна Валадон и Поль Лот). 1883.  Музей изящных искусств, Бостон

Стоит также напомнить, что впервые советские люди стали открывать для себя заграницу, главным образом «братские» социалистические страны, в начале 60-х, в период хрущевской оттепели. После смещения Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС и осуждения волюнтаризма (мало кто знал, что означает это слово) казалось, что новое руководство партии во главе с Брежневым перекроет выездной ручеек. К тому же был удачный повод – антисоциалистические выступления в Чехословакии, повлекшие за собой ввод в эту страну в августе 1968 года воинских соединений СССР и стран Варшавского договора. Но, как ни странно, это событие практически не отразилось на выездном туризме...

* * *

В туристической группе из Баку, приехавшей 30 декабря 1968 года в Польскую Народную Республику, было 25 человек – 11 мужчин и 14 женщин. В профессиональном плане среди них преобладали работники торговли, местной и легкой промышленности. Чтобы как-то разбавить эту блатную группу, выглядевшую подозрительно с точки зрения нетрудовых доходов, в отделе иностранного туризма совета профсоюзов решили включить в нее двух преподавателей вуза, заводского инженера, врача железнодорожной больницы с супругой, начальника тюрьмы и героя нашего рассказа – журналиста республиканской газеты Евгения Ласточкина.

Разместились бакинцы в престижном отеле «Европейский», расположенном недалеко от центра Варшавы, в районе под названием Краковское предместье. Гид пани Соловейчик, яркая блондинка бальзаковского возраста, рассказала по дороге от вокзала, что столица Польши была разрушена гитлеровцами при подавлении Варшавского восстания в 1944 году. Восстанавливали город после войны всей страной. Как птица Феникс из пепла, возродилось и Краковское предместье, приняв по замыслу архитекторов и строителей довоенный облик. Подробнее познакомиться с этим местечком, а также с другими достопримечательностями Варшавы бакинцы должны были на следующий день. А пока им предстояло размещение в номерах отеля, которое прошло довольно быстро и без конфликтов.

На следующее утро после завтрака туристы, возбужденно обмениваясь впечатлениями об отеле и ресторане, собрались в фойе. Здесь напротив стойки администратора находились столик со стульями и обитый кожей диван, на которые уселись несколько женщин старшего возраста. Среди них выделялась одетая в зеленое бархатное платье староста группы Елизавета Никитична Лошманова, прижимающая к своей мощной груди большую заметно потрепанную черную сумку с вожделенными злотыми. Она ждала команды руководителя группы Алекпера Гамидовича Мамедова. Увидев у стойки администратора заселявшихся в отель поляков, он нахмурился и зычным голосом бывшего военного, а ныне ответственного профсоюзного работника, заявил: «Товарищи, ваш галдеж привлекает внимание. О нас могут плохо подумать». Тут Алекпер Гамидович сделал паузу, огляделся и, понизив голос, произнес: «Предлагаю перенести мероприятие по выдаче денег ко мне в номер. Нет возражений?»

Все, разумеется, согласились и вслед за руководителем и Елизаветой Никитичной потянулись по лестнице на второй этаж. Процедура заняла минут 30–40. Рассмотрев невиданные доселе деньги, туристы спрятали их в кошельки и бумажники и в ожидании дальнейших указаний руководителя громко переговаривались. Алекпер Гамидович, словно вожатый в пионерлагере, поднял руку, призывая своих подопечных к порядку.

– Товарищи, напоминаю, что в 11 часов у нас обзорная экскурсия по Варшаве, – сказал он. – Собираемся в фойе.

– А пока можно заглянуть в ближайшие магазины? – задала интересующий всех вопрос Земфира Гасанова, молоденькая сотрудница Министерства местной промышленности республики.

– Магазины исключаются, – строго ответил Алекпер Гамидович. – У нас в программе предусмотрено для этого специальное время. На улицу выйти можно, но не советую далеко уходить от отеля. Вы не знаете город и легко можете заблудиться. Группа разбита на тройки, каждый знает свою команду, поэтому прошу не отрываться от своих спутников. И еще – берегите кошельки! Хоть и страна народной демократии, но все-таки заграница. Вопросы есть?

– Нет! – дружно воскликнули все 24 человека и, толкая друг друга, рванули вниз к выходу из отеля. Алекпер Гамидович покачал головой: взрослые люди, а ведут себя как дети. К сожалению, он не мог отправиться на прогулку вместе с группой: надо было отметиться в советском посольстве, куда его собиралась проводить ожидавшая в фойе пани Соловейчик.

На улице было морозно. Снежинки, вальсируя, кружились в воздухе, создавая праздничное настроение. Впрочем, другим оно, наверное, и не могло быть в преддверии Нового года, да еще за границей. Туристы, возглавляемые Елизаветой Никитичной, рысью устремились на соседнюю улицу, где, по словам пани Соловейчик, находились магазины. Отстал только Евгений Ласточкин, мудро решив, что магазины от него никуда не денутся. У него вообще был свободный маршрут, поскольку Алекпера Гамидовича предупредили, что у Евгения – сотрудника ведущей республиканской газеты – ответственное задание. Однако ему не хотелось демонстрировать сейчас свою независимость, и он следовал за группой.

Долго идти не пришлось. Едва они свернули за угол, как перед ними открылась маленькая площадь. С левой стороны ее разместились небольшие украшенные гирляндами вожделенные магазинчики. Забыв о наставлениях руководителя, бакинцы ринулись в ближайший из них, на витрине которого красовались кофейные и чайные сервизы. Представив шумную толпу у прилавка, Евгений поморщился и пошел дальше, тем более что посуда его не интересовала: он был холост и жил вместе с родителями, старавшимися ограждать сына от бытовых проблем. В следующем магазинчике, куда он зашел, никого из местных покупателей не было, а бакинцы еще не успели отметиться. Здесь торговали модными женскими сумками, чемоданами, кожаными перчатками, различными аксессуарами. Выбор был широкий, о таком бакинцы у себя в городе и не мечтали. Вздохнув, Евгений улыбнулся наблюдавшей за ним пожилой ухоженной продавщице и вышел на улицу. Появившийся внезапно сильный ветер ударил в лицо горстью снега, заставив его зажмуриться. Евгений представил себе на мгновение родной южный город, в котором обычно не бывает настоящей зимы, пропахшие табаком редакционные кабинеты, стук машинок в машбюро, и вдруг неожиданно захотелось домой.

* * *

Главный редактор республиканской газеты Исрафил Самедович Зейналов, привлекательный сорокадвухлетний мужчина с выраженной восточной внешностью, в разговорах с сотрудниками почему-то всегда смотрел в стол или отводил глаза в сторону. Говорил он тихо и медленно, словно обдумывая сказанное. Наверное, чтобы подчеркнуть свою значительность. «Под Сталина косит», – иронически характеризовали его манеру редакционные острословы. Кроме передовиц, Исрафил Самедович ничего не писал, так что оценить его профессиональные возможности было трудно. Правда, выступления на летучках с разбором материалов сотрудников ему удавались хорошо. А что еще можно требовать от главного редактора республиканской газеты?

Недавний выпускник Академии общественных наук при ЦК КПСС в Москве, Исрафил Самедович, по-видимому, считал редакцию стартовой площадкой для дальнейшего продвижения по карьерной лестнице. И для этого у него были все основания: молодой, неглупый, пользующийся, по слухам, поддержкой в самом ЦК КПСС. Что касается отношения к нему в коллективе, то журналисты его не любили и побаивались: он не терпел, чтобы ему перечили, и был крут на расправу. Общался он в основном с заведующими отделами, рядовых сотрудников приглашал к себе редко, обычно в случае какого-нибудь прокола. Поэтому, услышав от секретарши, что его вызывает главный, Евгений занервничал. Впрочем, как оказалось, напрасно.

– Близится столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина, – начал Исрафил Самедович, поглядывая в окно, выходившее в тихий уютный двор. – Мы должны достойно встретить это событие, в частности под рубрикой «По ленинским местам» будем публиковать не только материалы ТАСС и АПН, но и очерки наших сотрудников.

Догадавшись, что разноса не будет, Евгений приободрился. Скорее всего ему светит командировка в Ульяновск или Красноярск, а может, и в Ленинград. Однако то, что он услышал, вызвало у него в душе бурю восторженных эмоций.

– Вы неплохо поработали в последнее время, – продолжил Исрафил Самедович. – Особенно хотел бы отметить корреспонденцию о старом морском буксире «Неутомимый Робеспьер». Чувствуется, что вас волнует революционная тематика и вы стараетесь ее интересно освещать. Словом, мы решили вас премировать путевкой в Польшу. Маршрут туристической группы пройдет по ленинским местам, так что ждем от вас соответствующий материал. Хочу подчеркнуть, что вам оказана не только большая честь, но и возложена серьезная ответственность, поэтому постарайтесь оправдать доверие редакции.

– Служу Советскому Союзу! – чуть не воскликнул Евгений Ласточкин, вспомнив службу в армии, но вовремя опомнился и твердо произнес:

– Я постараюсь!

Выйдя из кабинета главного редактора, он буквально на крыльях прилетел в свой отдел науки и информации, где корпел над материалом в номер Леонид Петрович Степанов. Невысокий, плотный, с вечно красным носом из-за пристрастия к спиртному, он был лет на десять старше Ласточкина, но Евгений звал его просто Леней, впрочем, так же как и другие журналисты. Собственно, по имени и отчеству в редакции обращались лишь к главному редактору, его заместителям и двум заведующим отделами, разменявшим седьмой десяток.

– Ну как, едешь в Польшу? – не поднимая головы от текста, спросил Леня.

– Откуда ты знаешь? – с недоумением уставился на него Евгений.

– Сорока на хвосте принесла, – хитро улыбаясь, ответил Леня.

– Ладно, старик, выкладывай, не темни.

– Я своих источников раскрыть не могу, – многозначительно произнес Леня. – Правда, для тебя сделаю исключение, если бутылку поставишь.

– Хватит тебе, Леня! – вмешалась в разговор вошедшая в комнату заведующая отделом Деля Мусаева. – Ты свою недельную норму выполнил. А что касается поездки в Польшу, – повернулась она лицом к Жене, – то никакой тайны в этом нет. Вся редакция знает, что ты интересуешься польским кино и вообще этой страной. Шеф тоже в курсе, поэтому выбор пал на тебя. Так что поезжай, набирайся впечатлений, но не забудь про материал.

– А также про духи «Быть может...» для Дели и бутылку «Выборовой» для меня, – ехидно заметил Леня…

* * *

После обзорной экскурсии по Варшаве, во время которой туристы из Баку познакомились с наиболее известными достопримечательностями польской столицы, автобус привез их обратно в отель на обед. В ресторане в этот час было немноголюдно. Под низким потолком тихо плыла мелодия популярного в то время «Последнего вальса», которую исполняло трио музыкантов. Запоздавший Евгений огляделся по сторонам: куда бы сесть?

– Идите к нам, – пригласил его Алекпер Гамидович, расположившийся вместе с Елизаветой Никитичной и ответственным работником Министерства торговли Кямалом Алекперовым. Они сидели рядом с эстрадой, которая, подобно капитанскому мостику, возвышалась над столиками. Отказаться было неудобно, хотя Евгений предпочел бы другую компанию. За соседним столиком сидели два поляка – один молодой, темноволосый, похоже, ровесник Евгения, другой – постарше, блондин в элегантном костюме в полоску, лет 45–50. Они медленно, словно на дегустации, потягивали из красивых фужеров какой-то напиток, вероятно коньяк или бренди, и курили. При этом старший из поляков с улыбкой поглядывал в сторону их столика, а конкретнее – на Ласточкина, которого это заинтриговало: может, хотят познакомиться? Евгений решил проявить инициативу и подошел к ним с сигаретой.

– Извините, можно прикурить? – ничего лучше не придумав, обратился он к полякам по-русски, показав на сигарету.

– Прошу пана, – щелкнул зажигалкой блондин и спросил, кивнув головой в сторону их столика: – Туристы? Россия?

– Из Советского Союза, – ответил Евгений. – Конкретно – из Баку.

– Знаю, знаю, там Каспийское море, нефть, – оживился блондин.

– А ваш спутник тоже говорит по-русски?

– Не добри, – сказал блондин. – Как это? Не хорошо. Он мой племянник, студент в Лондоне, сейчас Рождество, вакации.

– У нас это называется «каникулы».

– Да, да, каникулы. Хочу спросить, какая у вас программа?

– Вы имеете в виду экскурсии?

– Да, да.

– Сегодня знакомимся с Варшавой, завтра утром поедем в Желязову Волю, а потом вечером – в Краков.

– О, это интересно. А как зовут пана?

– Евгений.

– Бардзо добже. Мое имя – Станислав, а мой племянник – Войтек.

В этот момент официант принес бакинцам заказ, и Евгений, попрощавшись с поляками, отправился за свой столик.

– О чем говорили? – поинтересовался Алекпер Гамидович.

– О программе экскурсий.

– Будьте осторожны! – оглядевшись по сторонам, тихим голосом посоветовал Алекпер Гамидович. – Главное, избегайте разговоров о подавлении контрреволюционного мятежа в Чехословакии. Здесь не все поддерживают ввод наших войск.

– Ясное дело, что эта тема – табу, – ответил Евгений.

* * *

31 декабря в 10.30 вечера группа под предводительством пани Соловейчик направилась через дорогу в соседний отель «Бристоль» встречать Новый год. Пани Соловейчик была не одна, ее сопровождал смазливый молодой человек, которого она представила как родственника (позднее выяснилось, что на самом деле он ее бойфренд, как теперь принято говорить). Ресторан в «Бристоле» был полон, причем зал здесь был значительно больше, чем в «Европейском». Туристическую группу усадили за длинный стол неподалеку от эстрады, где оркестр играл медленный фокстрот, под который танцевали несколько пар. Поначалу бакинцы чувствовали себя скованно, поэтому предложение Геннадия Кузнецова, передового рабочего, токаря Бакинского машиностроительного завода имени лейтенанта Шмидта, «раскупорить» неприкосновенный запас и проводить старый год пришлось как нельзя кстати. Под неприкосновенным общественным запасом понималось предназначенное для группы спиртное, которое привезли из дома. Дело в том, что обмен денег был ограничен, поэтому у каждого туриста была «в заначке» собственная «конвертируемая валюта»: бутылка «Столичной» или «Советского шампанского» и одна-две баночки каспийской черной икры. Чтобы не привлекать внимание официанта, Гена открыл водку и шампанское под столом и пустил их по кругу.

Первая рюмка, выпитая на голодный желудок, обожгла горло, и Евгений сразу принялся закусывать ее салатом. Аналогично поступила и вся мужская часть группы. А женщины предпочли шампанское. Первоначальное оцепенение понемногу проходило, и все туристы стали оживленно обмениваться впечатлениями от обзорной поездки по Варшаве.

Оркестр после паузы обратился к современным ритмам, и на площадке вновь появились танцующие пары. Евгений огляделся по сторонам: кого бы пригласить? После проводов старого года женщины в группе чувствовали себя более раскованно, но вряд ли кто сразу решится танцевать твист. Он встретился с устремленным на него выжидательным взглядом Милочки Гаджиевой, симпатичной смуглянки с чуть раскосыми бархатными глазами. Почему бы и нет? Студентка университета, вероятно включенная в туристическую группу по блату, Мила держалась незаметно. Однако Евгений подозревал, что внутри у нее бушуют страсти. Через минуту, когда они вклинились в ряды танцующих твист, так и оказалось. Под зажигательную музыку Милочка выделывала такие энергичные па, что Евгений едва за ней поспевал.

За столом их встретили аплодисментами, мол, знай наших. По кивку руководителя Гена Кузнецов быстро наполнил рюмки. Алекпер Гамидович предложил тост за Евгения и Милочку. Вспомнив свое военное прошлое, он сравнил их с разведчиками на переднем крае и сказал, что группа может ими гордиться. Милочка смутилась и покраснела, но чувствовалось, что похвала ей приятна, а Евгений встал и, прижав руку к сердцу, поклонился. И тут заметил устремленный на него многозначительный взгляд пани Соловейчик, которая отвернулась от своего молодого спутника, за обе щеки уплетавшего очередной бутерброд с каспийской черной икрой. Назло этому альфонсу, абсолютно не уделявшему внимания своей даме, Евгений решил обязательно пригласить пани Соловейчик на следующий танец, но после того, как подадут горячее. Однако пани Соловейчик сегодня вечером явно не везло…