Русский ханыга

Горбовский не был ангелом. Фото Юрия Белинского/ТАСС

Лежу на нарах, как король

на именинах,

и пайку серого мечтаю

получить.

Гляжу, как кот, в окно,

Теперь мне все равно.

Я раньше всех готов свой факел

потушить.

Когда качаются фонарики

ночные,

и черный кот бежит по улице,

как черт,

я из пивной иду,

я ничего не жду,

я навсегда побил свой жизненный

рекорд.

Многие люди, когда впервые слышали эти «Фонарики», были убеждены, что их сочинил отпетый уголовник. Но правда заключалась в том, что милиция только пыталась автора «Фонариков» – Глеба Горбовского засадить. И однажды ей это почти удалось: устав от проделок парня в ремесленном училище, она направила его в исправительную колонию, а тот по дороге сбежал. Позже Горбовский чудом избежал штрафбата в армии, отделался гауптвахтой. А вот из пивных он действительно не вылезал.

Вообще Горбовский очень долго вел образ жизни бродяги и страшного неряхи. Ему все долго было нипочем. О последствиях он в молодости никогда не задумывался. Один пример: в мае 1955 года Горбовский перепил и перепутал входные двери с окнами. Оказавшись на третьем этаже, поэт шагнул не к двери, а в окно. Спасло его лишь чудо. Он даже не поцарапался. Но во всем доме после этого, понятное дело, от него стали шарахаться. Никому такой сосед был не нужен.

Исследовательница творчества Анны Ахматовой и сама поэтесса Нина Королева в своих мемуарах рассказывала, как в середине 50-х годов пыталась ему помогать. «Жильцы возмущались, – писала она, – пытались его перевоспитать, а однажды собрались выселить из квартиры по суду, мотивируя это чудовищной грязью в его комнате. Надо было что-то делать, и я, вооружившись ведром, тряпкой, щеткой и мыльным порошком, поехала к нему на Васильевский остров».

Оттолкнувшись от этого случая, Нонна Слепакова позже написала стихи, в которых были и эти строки:

К нему ходили поэтессы

И мыли окна и полы.

А он лишь водочкой питался.

Кстати, сам Горбовский в середине 50-х годов глаз положил на третью поэтессу – Лидию Гладкую, с которой познакомился в литобъединении Ленинградского горного института у Глеба Семенова.

Но вернемся к «Фонарикам». Эту песню Горбовский сочинил во время службы в армии, в стройбате, в 1953 году в Кинешме. И она сразу ушла в народ. Правда, имя ее автора тогда мало кто знал.

Прославил Горбовского вышедший в 1961 году на экраны фильм «Гибель империи». Помните сцену: лихой уголовник в каталажке поет «Когда качаются фонарики ночные…»? Это тогдашний всеобщий любимец Николай Рыбников исполнял Горбовского.

Кстати, незадолго до премьеры фильма «Гибель империи» у Горбовского в Ленинграде вышел и первый сборничек «Поиски тепла». Редактировал его Игорь Кузьмичев. Осенью 2022 года он мне рассказывал, как в конце 50-х годов с Сахалина прилетела Лидия Гладкая и принесла ему целую наволочку с рукописями Горбовского, так что у него месяц ушел на то, чтобы отобрать самые интересные тексты. Кузьмичев немного слукавил. Он отбирал из вываленной на его редакторский стол наволочки не самое яркое, а то, что могло пройти сквозь сито издательского начальства и цензуру. Острые стихи Кузьмичеву пришлось из рукописи Горбовского выкинуть. Но и то, что он включил в первую книгу молодого поэта, произвело на читающую публику сильное впечатление. А Евгений Винокуров потом откликнулся на дебютный сборник ленинградского автора статьей в «Литературной газете».

У самого Горбовского уже были готовы рукописи второго и третьего сборников. Он вообще мог тогда составить даже томик избранного. А что? К 1962 году у него имелось шесть поэм и около тысячи стихотворений и песен. Представляете?! Так почему же выход следующего сборника Горбовского задержался на несколько лет? Попытаемся в этом разобраться.

Рукопись второго сборника «Право на себя» Горбовский представил в Ленинградское отделение издательства «Советский писатель» в конце 1962 года. Редактор Кузьмичев, желая помочь молодому автору побыстрей пройти все формальные процедуры, передал ее на рецензирование не абы кому, а самой Вере Пановой, чьим мнением в тот момент очень дорожило издательское начальство.

Почему он был уверен в том, что Панова обязательно бы поддержала Горбовского? Ведь до этого она откликалась в основном на сочинения прозаиков. В поэзии Панова все-таки была дилетантом и о многих стихах судила как любитель. Но поэзию очень хорошо чувствовал ее тогдашний муж Давид Дар. А Горбовский в середине 50-х годов недолго занимался у Дара в литобъединении Дома культуры профтехобразования. И Дар считал его одним из главных своих открытий. Ну и как жена Дара не поддержала бы выбор и оценку мужа?!

И действительно, Панова оправдала ожидания Кузьмичева. Она не отрицала, что стих Горбовского зачастую коряв, более того – почти всегда не сделан. Но важно было не это.

Панова в своем отзыве о Горбовском утверждала: «Это – поэт сильных чувств, острых лирических переживаний, постоянного «сердечного набата».

(…)

Сборник был поставлен в план выпуска 1964 года. А вышел он годом позже. Почему?

В процессе подготовки рукописи к печати обнаружилось, что стихи Горбовского проникли в самиздат. В частности, в 1960 году они попали в журнал «Синтаксис», а потом были включены в самодельную антологию Константина Кузьминского и Бориса Тайгина. И на Горбовского было со стороны издательского начальства и литературоведов в штатском оказано сильнейшее давление, с тем чтобы он порвал все отношения со своим сомнительным окружением. Но он какое-то время уговорам не поддавался. Дрогнул поэт, похоже, лишь в конце 1964 года.

(…)

Но положа руку на сердце, давайте признаем: стих-то Горбовского потускнел. И может, прав был Константин Кузьминский, когда утверждал: «Буйный и пьяный талант Горбовского имел трезвый, расчетливый ум».

К слову, Горбовский пьянствовал не всегда. В его жизни был 19-летний полностью трезвый период. Но многолетний редактор поэта Кузьмичев в беседе со мной вынужден был признать, что в те годы трезвости поэзия Горбовского сильно просела, а вновь ожила только после того, как поэт развязал. Вот как оно в жизни и творчестве порой бывает.

Вообще, трезвый и пьяный – это совершенно разные Горбовские. Глеб Горышин не раз жаловался Валерию Попову на цинизм трезвого Горбовского.

(…)

Что тут сказать? Горбовский, конечно, не был ангелом. И в своих отношениях с диссидентами и властью он временами явно переигрывал. Но и платил он всегда за все свои заблуждения и ошибки очень большую цену. И вычеркивать его из истории русской поэзии ни в коем случае нельзя. Это, кстати, хорошо понимал сделавший себе в советское время имя на производственных романах Илья Штемлер, который в лихие 90-е годы превратился чуть ли не в икону демократического движения в Питере. Неслучайно именно он тогда предложил принять Горбовского в цитадель правозащитников – Пен-центр.

В нулевые годы Горбовскому наконец дали половину углового сарайчика в литфондовских дачах в Комарове. К нему вернулась первая жена – Лидия Гладкая. Она стала оберегать его от всех непрошеных гостей, а главное – от бутылочки. Но стоило Гладкой по каким-то делам уехать в город, как Горбовский шел к соседям клянчить деньги.

– Сколько раз он приходил ко мне, – вспоминал осенью 2022 года Валерий Попов. – Начинал издалека: «Валера, как жизнь, что нового написал?» Я сразу напоминал ему: «Лида велела денег тебе не давать». Он: «Да я возле магазина открывать бутылку не буду, вернусь на дачу и здесь тяпну». Но разве Глеб мог сдержаться? Уже через полчаса народ рассказывал, что Глеб вновь нажрался и возле магазина подрался с каким-то уголовником. А с другой стороны, частое пьянство абсолютно его не разрушило и не погубило. Я иногда думаю, что, может, водка просто была необходимым элементом его творчества. Пока Глеб вел благополучный образ жизни, он писал очень скучно. Но стоило ему нажраться, рождались не просто хорошие строчки, а иногда даже шедевры. Я и сейчас помню наизусть:

Может, я ловлю на удочку

рыбу глупую в Неве.

Может, я иду по улице

пьяный, боком по стене…

Хорошо, что ходит умница

И не знает обо мне.

Глеб, видимо, взял на себя роль русского ханыги. И в этом, возможно, он видел свою ответственность как поэт.

А что? В этом утверждении Попова что-то есть.